Кладбище на Сунионе

Подобно лепесткам вишневых цветов, проносятся мимо искры от полыхающих внизу пожарищ. Ветер треплет куски изорванной одежды и душно пышет в лицо жаром и гарью. Город под ними стонал какофонией из тысячи криков, выстрелов, лязгов машин и гулом сминаемых зданий. В центре на месте небоскреба с научным центром высилось черное бесформенное нечто. Своим жидким телом оно заполняло улицы, пожирая все, до чего дотягивалось, внутри растворяя кислотой. Военные, что не так давно пытались сдержать угрозу, спешно эвакуировались с немногочисленными гражданскими, которых успели подобрать по пути. Вероятно, поступил приказ, который позже обставят, как несчастный случай. Ханзо скидывает с себя опустевший колчан, кладет рядом верный лук и окидывает взглядом внушительного, даже с крыши многоэтажки, врага. — Я пойду, — решительные слова так легко срываются с губ. Ведь выбора нет. Позади раненый МакКри и едва стоящий на ногах Генжи. Старший Шимада и сам не в лучшей форме: правый протез жалобно лязгает, задетый бок мерзко жжется, по нему расползаются, разъедая кожу и поверхностный слой мышц, темно-бардовые пятна. Он запахивает кюдоги, дабы скрыть поразившую его заразу и не волновать остальных. Генжи сначала не понимает, что имеет в виду брат, пока в памяти не всплывают предания семьи, которые полнятся туманными легендами о получении истинной силы. И о последствиях, о том, что драконы отнюдь не добрые хранители, а изгнанные властители, что хотят рано или поздно вернуться. Брат должен был это понимать. Как и когда Ханзо сумел настолько овладеть искусством семьи, младший сын не знал. — Брат, прошу, остановись, — на вопросительный взгляд Джесси киборг продолжает, — не надо жертвовать собой. — Я должен, — рявкает лучник, — Сами Духи преподнесли мне этот день. Мое искупление. Генжи молчит, он мог сказать тысячу раз, что прощает брата, но какой в этом прок, если сам Ханзо не может простить себя. Это станет их второй точкой невозврата. Глянув через плечо на напарников, скорее всего, в последний раз, Ханзо закрывает глаза. Татуировки начинают светиться, постепенно оживая, и рука вспыхивает синим пламенем, которое стремительно охватывает всего мужчину. Видно, как тело от сильного напряжения прошибает крупной дрожью, слышно, как тяжелеет дыхание, но Шимада стоит твердо. Картина мира перед ним смазывается, он видит лишь пелену, уже не чувствует боль тела, которое перестает принадлежать ему. Его сознание, словно подхваченное течением, уносится и теряется, отдаляясь от происходящего. Не испытываемое доселе ощущение силы и власти затмевает прочее, делая прошлые тревоги стыдно несущественными. — Хан, прекрати! — хрипит МакКри с пробитым легким и поднимается с четким намерением оттащить партнера назад. — Брат, прощай. Джесси, прости. — Разум сливается с чем-то большим, растворяясь. Очертания тела размываются, будто сгорают. Объятый огнем Ханзо шагает с края, срываясь вниз. Подорвавшийся ковбой не успевает дотянуться, в его ладони остается лишь атласная лента цвета золотого песка. «Да поглотит меня Дракон!» Стрелой взметается ввысь змееподобное воплощение древнего Духа и устремляется в эпицентр катастрофы, прорезая свинцовые облака и дым. Более сильного и яростного существа было невозможно представить. Наблюдавшие за действом с крыши МакКри и Генжи с трудом верили собственным глазам. Поначалу Дракон часто и неуклюже махал крыльями, не умея лавировать в воздушных потоках, — вероятно, это был еще Ханзо, но после полет выровнялся, подводя черту человеческой личности. Монстр выкинул свои многочисленные отростки, заметив существо в небе. Длинные и тонкие они тщетно пытались изловить ловкого ящера, а потом, соединившись, образовали подобие сети и все-таки оплели Дракона, раня кислотой и оставляя на прочной чешуе черные полосы. Казалось, даже с силой древнего Духа проигрыш неизбежен — еще мгновение назад паривший над городом, теперь почти полностью увяз в жидком теле. Когтями Ханзо остервенело раздирал желеобразную плоть, пачкая себя внутренностями, утопая еще больше. Умудрившись частично освободиться, он выпрямил длинную шею. Из открытой пасти вырывается громкий рев, а затем мелькает крошечная искра, которая разгорается настоящим пламенем. Стихия не могла навредить хозяину, вмиг цепкие путы безжизненно опали и стекли. С одного маха дракон воспарил вновь. Тут Ханзо разошелся во всю мощь, огненным дыханием выжигая существо, еле-еле успевавшее восстанавливаться. А под конец, сама природа повиновалась Его воле: спиралью сгустились тучи, и небо пронзил ослепительно яркий всполох, за которым последовал целый шквал молний. Вышедший из-под контроля Эксперимент выл и содрогался, буквально разваливаясь. Ливень, последовавший за бурей, вымывал черное месиво, тушил пожары. Сжимая рану, МакКри смотрит на снижающегося дракона и со спокойной душой оседает на бетон, позволяя себе отключиться. Он не понял, что ящер падал. *** До самого пробуждения он думал, что все обошлось. Его встретил холодный белый потолок палаты, рядом пищали приборы жизнеобеспечения. Джесси с трудом поднялся, попутно срывая датчики, от чего аппаратура заверещала еще громче. Мучило непреодолимое желание закурить. На прикроватной тумбочке покоилась сложенная лента, посеревшая от копоти, впитавшая в себя едкий запах дыма. «Ханзо!» Кое-как оперевшись на капельницу и поднявшись на ноги, Джесси побрел по коридорам комплекса. Удивительно, но сновавший вокруг персонал не обращал на него внимания. Судя по всему, на данный момент были задействованы сотрудники из обеих смен. Объявлена мобилизация? Выхваченный из толпы знакомый спешно ткнул пальцем в сторону особо охраняемого блока и свалил при первой же возможности. Благо за МакКри закреплены все уровни доступа. Когда во время блужданий по лабиринту показался Генжи, МакКри, увидев знакомый силуэт, немного успокоился. В соседней камере за прозрачным стеклом находились люди в белых халатах. Они суетились вокруг ходившего ходуном стола. Лазурная чешуя, мелькавшая между белыми одеждами, приковала ошарашенный взгляд американца. — Он не погиб, — констатировал Генжи, равнодушно наблюдавший за манипуляциями, — но и человеком обратно не стал… Младший Шимада рассказал все. Как Ханзо, расправившись с угрозой, окончательно потерял рассудок и сам принялся крушить без разбора. К тому времени он изрядно ослаб, потеряв изначальный облик. Организация не без усилий смогла захватить и привезти его сюда, напичкав транквилизаторами. А сейчас под рев и шипение ящера ему пытаются оказать помощь и по возможности исследовать. Дракон мечется, разбрызгивая кровь, дергает металлические крепления, пока врачи оперируют. Аппарат для наркоза бесхозно стоит в углу: объект проявляет высокую устойчивость к веществам, угнетающим нервную систему, поэтому режут наживую, вынимают металлические осколки и спицы из задних лап (остатки протезов). Особо рослые медбратья еле удерживают длинный хвост, что норовит хлестануть по хирургам. Изрядно струхнувший ассистент подносит к пасти ящера стакан, обтянутый тонким резиновым покрытием. Клыки Ханзо впиваются молниеносно; в емкость обильно стекает жидкость бледно-желтого цвета. На банку сразу же наклеивают знак биологической опасности. Из миниатюрного душа его обливают антисептиком, который пенится на многочисленных местах химического ожога. Это стало последней каплей. Дракон остервенело вертится и начинает вырываться, люди в спешном порядке покидают камеру и удаляются в лабораторию с ящиком под номером 682, полным материала. Свободный Ханзо, еще мгновение назад пребывавший в явном замешательстве и дезориентации, бросается к стеклу, проявляя явную агрессию к Генжи. На человеческой части тела виднелись грубые свежие швы, остальное покрывала синяя чешуя, местами вычурно потемневшая, особенно на длинном массивном хвосте. Пока МакКри стоял неподвижно, его игнорировали, но стоило Джесси приблизиться, как все внимание получеловека переключилось на новый объект. Сперва Ханзо был спокоен, вертел рогатой головой, вглядываясь в черты лица, но как только Джесси придвинуться ближе, зверь сразу кинулся на особо прочное стекло, намереваясь разодрать шею когтями. Угрожающе шипя, он высунул раздвоенный язык. — Бесполезно, он не узнает нас. Даже сомневаюсь, что это мой брат, — с сожалением вздыхает младший Шимада. — Неужели нет ни одного способа? — МакКри вглядывается в вертикальные зрачки и видит что-то за звериной сущностью. Невольно он тянется к идентификатору у двери, желая зайти внутрь и вразумить товарища. Ему думается, окажись они в одной комнате, он смог бы вернуть Ханзо. — Стой! — восклицает киборг, преграждая путь. — Он заманивает тебя, ни в коем случае не входи в камеру содержания. Хоть у него лицо Ханзо, внутри это дракон, хитрый и опасный. Разоблаченный ящер награждает брата злобным взглядом и ударом хвоста в его сторону, и, потеряв интерес к людям, разворачивается вглубь помещения, но слушать не перестает. — Это не значит, что мы не должны пытаться, — Джесси стучит, пытаясь снова привлечь Ханзо. МакКри еще какое-то время рассматривает существо по ту сторону, затем его просят вернуться в палату. Ночью ковбой, занятый размышлениями, не сомкнул глаз: драконий образ не давал покоя. Джесси просто не мог поверить, что при живом напарнике, тот больше не является Ханзо. Находиться рядом с драконом было очень сложно, у людей, контактировавших с ним, начинались проблемы со сном, у парочки проявились симптомы неврастении. Однако МакКри все равно приходил, подолгу вел монологи. Шимада дичился, шипел и бросался, бился в надежде разбить единственную преграду. Еще практически не ел, только иногда без энтузиазма проглатывал сырое мясо или рыбу, очевидно, чтобы не умереть от голода. За месяц дракон изрядно исхудал: отчетливо проступали ребра, виднелись границы мышц, но даже на грани дистрофии силы его не убавились. Иногда ящер вел себя «разумно»: движения приобретали антропоморфизм, неизвестно подражал ли он другим людям или копировал поведение Ханзо, если таковая личность вообще сохранилась внутри. Впервые увидев, как дракон совсем по-человечески сидит нога на ногу со скрещенными на груди передними лапами, ковбой мог поклясться, что вот-вот Ханзо в своей серьезной манере выдаст заветное: «Джесси, выпусти меня отсюда, наконец». Но безмолвие, нарушаемое лишь телепанием змеиного языка, не прерывалось. Это был обман, чтобы подманить к себе. Джесси горько мирился с этим. *** Местный бар не отличался презентабельностью, а МакКри никогда не отличался особой придирчивостью к месту, где надирается дешевым виски. Сегодня у него был один из тех дней, когда им овладевало настроение надраться в доску и отрубиться где-нибудь. К нему подходят бесшумно, но ковбой буквально чувствует присутствие у себя за спиной и приветственно вскидывает руку. — Как поездка? — спрашивает у Генжи, присевшего на соседний барный стул. — Пить будешь? — Воздержусь, — как всегда учтиво отвечает киборг, но по интонации ясно, что поиски по уцелевшим семейным архивам не увенчались успехом. — МакКри-сан, что тебя связывает с братом? Я имею в виду, он не тот человек, что охотно и быстро заводит друзей. А ты так старательно пытаешься его вернуть. — Ханзо хороший парень, правда, чересчур серьезный, — МакКри закуривает сигару, наплевав на запрещающий значок перед глазами, как и на еще незажившее легкое, ведь так проще спрятать лукавство в словах. — Тем более я в долгу перед ним, в конце концов, он нам жизнь спас. Робот-бармен подливает еще виски, вместе с Генжи они выглядят крайне футуристично в классической обстановке задрипанного бара. — Он все еще не ест? — Перешли на живой корм. Мягко говоря, зрелище не для слабонервных, — Джесси опрокидывает обновленный стакан, вспомнив, как Ханзо с какой-то извращенной щепетильностью выбирал и отдирал куски убитого кролика. — Черт возьми, разговариваем, будто о варане каком-то из зоопарка. Американец давится сигаретой и заходится кашлем, киборг хлопает по спине. В скором времени Генжи снова отправится на поиски очередных глупых преданий и легенд. Главное — быть не здесь. Главное — не видеться с «братом». Слишком большой риск. Понимание этого факта очень дорого обошлось. *** Он пришел к Ханзо ночью, когда не было посторонних, даже камеру наблюдения Шимада взломал и зациклил — их встреча была сугубо конфиденциальной. Дракон бодрствовал: создавалось впечатление, что тот не спал в принципе. Ханзо встретил его удивительно спокойно, выжидающе глядел желтыми змеиными глазами, рассчитывая на развлечение, коим его заботливо одаривал МакКри почти каждый день. В умственных способностях ящера Генжи сомневался самую малость. Убедившись, что привлек внимание, киборг заговорил медленно четко и по-японски: «Не знаю, который ты из двух. Но не надейся обмануть меня, я прослежу, чтобы ты не смог провести МакКри или кого-либо еще…». «…Я никогда не поверю, что ты мой брат». Именно тогда он обнажил свою брешь, и тогда дракон воспользовался ею. Ровная гладь пруда, с которой мастер постоянно сравнивал внутренний покой, пошла рябью и забурлила. Генжи лишь примерно помнит собственные слова, потому что постарался вычеркнуть злополучную ночь, как он молотил по стеклу и кричал, а ящер, до момента просто смотрящий на жертву, встал с насиженного места, застучал когтями по грязному полу и оказался напротив брата. «Неужели мое существование причиняло тебе настолько сильную боль, что ты предпочел участь ужаснее смерти…» Сначала Ханзо вскидывает плечи, выпрямляет спину, смещая центр тяжести, и медленно встает на задние лапы, опираясь передними. Раньше подобного не наблюдалось — ящер не проявлял стремление к прямохождению. Он буквально нависает над Генжи, в его зрачках плескается ликование и надменность. Годы постижения гармонии пошатнулись и померкли, забылись в потоке гнева от одной встречи с драконом лицом к лицу. Генжи проиграл, и ящер, прекрасно это понимая, упивался своим превосходством. На следующее утро Ханзо вел себя уже по-старому, агрессивно кидаясь и шипя, словно ничего не случалось, но младший Шимада осознал, что перегородка между ними чисто символична, дракон уже достал его. Генжи боялся. — Генжи, почему он так остро реагирует на тебя? — Наши отношения с братом довольно неоднозначные и сложные. Были. Думаю, зверь их максимально упростил. После он никогда не навещал брата в одиночку.