Дорогой, Яков Платонович!
Обрадовало меня твоё письмо самим своим фактом, но не содержанием, увы. Что же ты старому другу просто так никогда не напишешь, а только по делу? Ну, уж это у тебя – как водится. Задачу ты задал странную и неподъёмную. Найти те дела, что начинались со многих слухов, да каким это образом? У нас, почитай, ни одно дело без слухов не обходится. Москва в слухах купается, ими же – питается. Иногда такие колокола льют, сам, как колокол закачаешься. Поэтому в полиции действует негласное правило: слухи к сведению не принимать. Соответственно, и в отчётах они не упоминаются. Но, ценя нашу дружбу, и памятуя, что ты человек серьёзный, я сам и всё отделение своё заставил ночь сидеть, дела выискивать. И к Юрковскому обратиться осмелился. (Вот, как я тебя люблю un de mes amis.) Именно он и вспомнил это дело, которое пересылаю тебе целиком. Береги, как зеницу ока. Копию снимать некогда было: торопился к шестичасовому поезду, как ты и просил. И ещё одно похожее разыскалось. Может, и другие были, но не обессудь, за одну ночь всё не охватишь. Общего между делами следующее: богатый человек получал документы, компрометирующие его близких. Поскольку он что-то похожее уже «слышал» от доброхотов и друзья его «слышали», то верил сразу и действовал сгоряча. Документы оказывались поддельными, а слухи, сам знаешь, неизвестно откуда берутся, но дело своё делают. Старуха Воронцова умерла от удара, накануне переписав завещание. Подробности сам посмотришь. Так что, «наслаждайся!», как говаривали мы в Петербурге. P.S. Как ты там живёшь-тужишь в своей провинции? А то, когда я упомянул о тебе Юрковскому, он как конь встрепенулся, очень не прочь был бы заполучить к себе звезду петербургского сыска. Можно похлопотать. P.P.S. Наталья Александровна Щ. с мужем перебрались в Москву окончательно. Она иногда выезжает. Навестил бы ты нас просто так. Вспомним старое…Николай С.
Штольман удивился развязному тону письма. Никогда не считал он Николая Сажина своим другом. Приятельствовали только потому, что вместе начинали у Путилина. Потом карьера у Штольмана стремительно вверх пошла, а Сажин определён был в Московскую полицию, чем и остался доволен вполне. «И Наташа теперь в Москве. Но об этом после. Сперва – дело». Штольман начал просматривать протоколы. «Вот оно. Сначала – волна слухов, потом присылаются документы – личные письма, в другом случае – векселя. Семьи c высоким положением, купеческие-ли, дворянские в полицию обращаться не будут, чтобы не раздувать скандала. В нашем случае только дотошность Коробейникова позволила распознать преступный умысел. Скорее всего планируется шантаж. Фальшивым векселям подписанным Андреем Степановичем отец не поверит, слишком хорошо его знает, сам воспитывал. Обвинение в политической неблагонадёжности на фоне рабочих беспорядков может выглядеть убедительно, но эта тема опасная. В охранном отделении обязательно докопаются, кто автор доноса. Незаконные спекуляции? У какого купца их нет... Но это уже дело податного инспектора, а не полиции. А вот то, что Яковлев не брезгует услугами фартовых – секрет Полишинеля. Коммерсанту такая слава на руку, отпугивает недоброжелателей. Но если факты о связях с преступниками попадут к прокурору и начнётся судебное разбирательство? Сколько Яковлев согласится заплатить, чтобы этого избежать? Какие именно факты известны Призраку, быстро не выяснить. Нужно агентуру задействовать. Перед встречей с коммерсантом можно хотя бы старые газеты посмотреть. «Затонский телеграф» и сейчас газета скандальная, а в семидесятых и вовсе…Объявления об услугах прелестниц – открытым текстом. Китайский бальзам, гадалки, предсказатели… так, не отвлекаться. Заметки о Яковлеве уже карандашом отчёркнуты. Фабрика купца Яковлева начиналась с четырёх станков в сарае. Но он капитал наращивал постоянно и фабрику перестраивал и переоборудовал. Это дело было для него главным, но и другими делами он занимался. Скупал склады и землю вокруг торговой площади в Зареченске после пожаров. А пожары случались часто. Когда ярмарка развернулась, это имущество выросло в цене в пять раз. Один из его кредиторов пропал на следующий день после того, как предъявил векселя к оплате. Банки и акционерные общества возникали и лопались тогда, как пузыри во время дождя. Яковлев всегда успевал спасти свои деньги. Кто всё это пишет? Некто – П. П. Слог вычурный, но факты собраны интересные, а – выводы… я бы и сам такие сделал. Яковлев уже тогда был связан с фартовыми, причём, с Зареченскими. Пора наведаться к Ребушинскому».***
Ребушинского Яков Платонович нашёл в кабинете Трегубова. Редактор и полковник сидели у самовара и сосредоточенно дули на чай в блюдечках. «Что за картина! Чего только не увидишь в провинции». Штольман положил перед Ребушинским пожелтевший «Затонский телеграф»: – Алексей Егорович, вы знаете этого П. П.? Ребушинский взял газету в руки: – Тысяча восемьсот семьдесят восьмой год! Интересное было время. Яков Платонович, а я ведь благодарен вам за эту задачу, собрать сведения о Степане Яковлеве. Всё равно мне не спится в вашей Бастилии. Планирую написать большой очерк: «Восхождение коммерческой звезды Яковлевых», или так: «Кровавая комета Степана Яковлева». Как вам? – Цензура не пропустит, – флегматично заметил Трегубов, – о Яковлевых или – хорошо, или – ничего. – Как о покойниках? Хе-хе. Николай Васильевич, ну, когда же вы меня выпустите? Мне очень нужно в Зареченское отделение, поговорить с этим Когтем. У него могут быть чрезвычайно интересные сведения о молодости, так сказать, начале пути Яковлева. – Когда опровержение своей клеветы напишете достойным образом, тогда и выпущу. Побудьте у нас пока. В тюрьме вы больше пользы приносите, чем на воле. – Кто такой Коготь? – Штольман постарался не показать явного интереса. – Это самый старый вор в уезде. Его все полицейские знают. Вы то у нас недавно, простите, ещё не вполне освоились. Он очень осторожный человек. Конечно, вор и разбойник, но с понятиями о благородстве, своеобразном, конечно. Его арестовали при ограблении склада недавно. – При попытке ограбления, – поправил Трегубов. – Да, совершенно верно. Такая лихая попытка, абсолютно в духе семидесятых годов, никто не ожидал. – В Зареченской полиции ожидали, – опять встрял Трегубов с прежней флегматичностью. – Да, да, конечно. Очень удачно предотвращённое преступление. Так вот, это может быть такой интересный материал для моих читателей, но я тут сижу, а он – там. – А вы бы хотели вместе сидеть? – улыбнулся Штольман, – Так что вы знаете про П. П.? – Хе-хе, – Алексей Егорович самодовольно откинулся в кресле, – тогда, в семидесятых я был ещё простым репортёром. П. П. означает Поборник Правды, и это был мой псевдоним! Он ехидно ухмылялся, ожидая реакции на эффектное заявление. Но реакции не последовало. Штольман сохранял невозмутимость, а Трегубов был очень занят: наливал нечто из фляжки в чай. – Значит доверять этим сведениям нельзя, – сделал вывод Яков Платонович. – Факты достовернейшие! – Как и в последний раз? – спросил Штольман. Редактор смутился, но ненадолго. – Вы всё шутить изволите. Тогда другие времена были. Люди были откровеннее, честнее. И господин Артюхин не брезговал со мной делиться результатами расследований, и в процессе тоже, так сказать. Рука об руку свободная печать и доблестная полиция – на страже интересов гражданского общества. – И к чему привели эта свобода и гражданское общество? Взрывы, убийства, террор? Ужас и беспорядок! – возразил Трегубов, впрочем, без особой горячности. – Это неизбежное проявление болезни, искривлений в стране, совершенно не имевшей опыта самоуправления… Яков Платонович не стал дослушивать политический спор. Коротко поклонился Трегубову и ушёл, закрыв дверь за собой. «Пресса и власть дискутируют беззлобно. Вчера Трегубов был готов задушить Ребушинского, сейчас – чай вместе пьют. Мёд, наверное, чудодейственный. Мёд забыл взять. Но сейчас не до чая. Общая картина вырисовывается, пора к Яковлеву». Штольман велел Ульяшину подать пролётку. Напоследок прочитал статью в «Полицейском вестнике» и просмотрел телеграммы. Последние оказались бесполезны, за исключением одной из Зареченска, адресованной Коробейникову. Как начальник и в отсутствии адресата Штольман посчитал должным её вскрыть. Телеграмма утешила, хотя, не всё было понятно в ней.МАЛЬЧИК БЫЛ ПОЗАВЧЕРА ЗПТ ВЧЕРА НЕТ ТЧК БАЗИЛЮ ВЕРИТЬ ТЧК КАНАТАХОДЕЦ ВОПРОС ФОТОГРАФ ВОПРОС СУНДУК ФОКУСНИКА ВОПРОС
ПЁТР МИРОНОВ
«Слава богу, Стёпа Пескарёв жив. Он убежал в цирк и скоро найдётся. Когда это Коробейников успел завербовать Петра Ивановича в агенты? Тот вчера вечером явно сразу уехал в Зареченск, а телеграмма утренняя. Пускай сам разбирается с этими «вопросами». В сущности, дело простое».***