***
Роскошный когда-то, партер с клумбами и подъезд для карет заросли теперь бурьяном в рост человека почти. Полынь чередовалась с крапивой, борщевики стояли гренадёрским полком. Кусты сирени разрастаясь брали особняк в окружение. Но дом с презрением взирал на наступление природы сквозь окна, забитые досками как попало. Через дверь чёрного хода (парадная была заколочена, разумеется), Антон попал в длинный коридор и быстро пошёл по нему заглядывая в двери направо и налево. Всюду было пыльно и пусто. Наконец, одна дверь оказалась заперта. Открыл тяжёлым ключом и вошёл. Комната выглядела почти жилой. Стол письменный, диван, полки с книгами, картины на стене и большая карта Антарктики. Сразу посмотрел на дверной замок. Увидел свежие царапины на краске с торца двери. Значит, язычок замка отжимали чем-то, и недавно. Что же здесь искали? «Как учил Яков Платонович проводить общий обыск? „Смотри — что лишнее, смотри — чего не хватает“. Не хватать в нежилой комнате может чего угодно, вон одной гардины нет на окне, могли и мужики стянуть. А что лишнее? В пыльной комнате лишнее — чистота. Почему позолота на этих книгах блестит? Пыль стёрта. Здесь стёрта, а дальше — нет. Кто-то аккуратный искал не торопясь, книги ставил обратно, чтобы следы обыска в глаза не бросались. Когда нашёл — остановился. Что можно искать в книгах? Документы или пометки. Однозначно, искали грамотно и что-то конкретное. И нашли. Что ещё блестит? Картины в золоченых рамах. Ух ты, какой адмирал представительный! Андреевская лента лазоревая, эполеты горят золотом, бакенбарды белоснежные. Ма́стерская работа. Протёрт тщательно. А вот и гардина под столом скомканная, ею и протирали. Но что б до портрета дотянуться, надо на стол встать. А что на столе? Бумаги. Листы исписанные, пожелтевшие, книги конторские. Ну ка… Точно! Марфушин обрывок от этой страницы и был оторван. И линеечки совпадают. А вот — совсем хорошо, отличный, чёткий отпечаток ботинка на белом листе. Это я с собой заберу. Что в ящиках? Бумага чистая, перо стальное, бутылёк с чернилами. Его тоже заберём, пусть Ульяшин в дактилоскопии упражняется. Со столом всё, теперь можно и встать на него. Что тут на раме написано? „Колосов-Бергъ Ф. П.; Художникъ Крамской И. Н. 1876 годъ“ Надо же, этот один портрет рублей четыреста стоит! Не взяли. Господа мазурики плохо разбираются в живописи. Или искали что-то более ценное? А кто рядом? Дама миловидная. „Колосова-Бергъ С. Н. 1858“. Супруга, очевидно. Дальше наверху — все портреты пыльные, мазурикам неинтересные, значит и мне пока без надобности. Что в нижнем ряду? Маленький портрет в овальной раме, неприметный, но посередине над столом. У старика всё время перед глазами был. Девушка хрупкая, трогательная. Взгляд завораживает. Тонко выполнено. Жаль, никаких надписей нет совсем. А с обратной стороны? „Ирина К. — 1877“ Значит — дочь, за год до смерти. Взгляд — будто предчувствовала. Печально. Что ещё интересного? Почему вон та картина у окна как-то странно висит?» Антон Андреевич взялся за раму, и портрет, как створка, отошёл от стены. «А вот тут — существенное, потайной сейф. Только очень старый. Просто железная коробка с дверцей на два английских замка. На час работы отмычками, не больше. Бумаги на столе вероятно отсюда. Здесь они нашли что-то важное, и прекратили поиски. Или продолжили в другом месте?» Антон ещё раз взглянул на стол. По тому, что осталось, можно понять, что взяли. В этот раз увидел рассыпанную пачку писем совсем жёлтых и кусочки истлевшей ленточки. Взял одно, прочитал на штемпеле отправления: Архангельск 1820. «Мда, нужно бы Марфушу в управление взять на жалованье, филёром работать. Значит, тут хранилась переписка личная. Личное…лица… Зачем портреты рассматривать? Фамильные портреты, фамильные черты».***
Кабинет адмирала Коробейников запер ничего там больше не трогая. Может, Штольман сам захочет обыск произвести. Пошёл дальше. В конце коридора ещё одна запертая комната нашлась. Рядом с замочной скважиной — массивная задвижка. Отперев, Коробейников попал в девичью спальню. Узкая кровать у стены, кружевным покрывалом застеленная, кавказский ковёр, шкафчик с книгами и безделушками ("История астрономии" Гамалея в глаза бросилась), псише и плательный шкаф большой. На стене акварели — пейзажи и цветы, сильно выцветшие. Тонкий узор на обоях и шторах — одинаковый. Всё застыло будто. Вроде, и пыли нет. Словно, десять лет никто не входил сюда. Антон тихонько прошёл вдоль комнаты. Окно гвоздями заколочено накрепко. Между рамами — мёртвые бабочки. "С сыном рассорился до конца дней, с невесткой не поладил, дочь на засов запирал. Крутой нрав у адмирала был". Он приоткрыл шифоньер. Внутри было несколько девичьих платьев тёмных расцветок. Почему-то задняя стенка шкафа занавешена холстиной. Отодвинув ткань, он увидел, что несколько филёнок вынуто, образуя изрядное отверстие. За ним не стену видно, а маленькую дверь, ниже шкафа. Антон надавил на ручку. Дверь бесшумно отворилась в темноту. Протиснувшись между платьями и через дверцу Антон оказался в тесном, непонятном пространстве. Сверху проникало немного света через овальное окошко с витражом. Стены на ощупь были деревянными и по звуку за ними пустота была. Неловко повернувшись он надавил на стенку, и та распахнулась с негромким скрипом. Антон вышел и оказался в просторной двусветной зале с колоннами. Мебель по стенам в чехлах, люстра большая с потолка свисает тоже тканью замотана, как кокон. Окна на обе стороны в сад и во двор, в сад ещё застеклённая дверь. Все снаружи заколочены досками по низу. Свет из верхних окон делает помещение торжественным и таинственным, как в храме. Антон Андреевич оглянулся туда, откуда вышел. Опять шкаф. Или очень большой буфет? Этакий грандиозный монстр орехового дерева с латунными накладками и обильной резьбой на дверцах. Задняя стенка у него отсутствовала, и дверь, через которую он пролезал, под цвет стены, закрытая — почти не видна. "Возможно, потайная дверь для прислуги, в прошлом веке так делали иногда. Чтобы лакеи появлялись и исчезали незаметно для гостей. А потом она стала секретным выходом для непослушной барышни".***
Выйдя из залы (дверь пришлось отпирать) Антон попал к парадной лестнице, поднялся выше. На втором этаже была всё та же пустота пыльная. Кое-где висели рваные занавеси, валялись доски и поломанная мебель. Наконец, поднялся на самый верх. За единственной дверью открылась пустая комната, ярко озарённая светом, проникавшим через полуциркульное окно, от пола до невысокого потолка занимавшего почти всю стену. Зрение у Антона Андреевича было отменное, так что несмотря на запылённость стекла и паутину кое-где, он смог рассмотреть открывавшийся из окна вид во всех подробностях. Часть дороги до моста просматривалась, и река с плывущей баржой, и дальше за мостом, на низком берегу — Зареченская слобода с одноэтажными домиками, и ещё чуть выше, на пологом холме сам Зареченск с торчащей колокольней и четырёхэтажным зданием гостиницы рядом. Антон Андреевич угадал и линию большого оврага по особенно густым зарослям, и купол цирка за ним. Затонь плавно огибала Зареченский холм и уходила вдаль блестящей слегка извилистой лентой среди невысоких холмов, покрытых кучерявыми лесами перемежаемыми светло-зелёными пятнами полей. В нескольких местах вертикальные чёрточки колоколен отмечали такие же маленькие города, как Затонск и Зареченск, столь типичные для бесконечной Российской провинции. Всё это озарялось прозрачным солнечным светом и осенялось мягкими небольшими облачками, медленно плывущими в безмятежно голубом небе. Можно было долго стоять перед этим великолепием, осознавая свою малость, и благодаря Бога за возможность восторгаться Его творением. Но у ма́лого человека Антона Коробейникова была задача найти совсем маленького человека Стёпу Пескарёва потерявшегося в этом огромном мире. Антон со вздохом начал спускаться. Теперь его путь лежал туда, в Зареченск, к загадочному дому Севастьяновой и в цирк.***
Антон посмотрел в глаза легавой, и увидел сочувствие. До Зареченска пришлось добираться в пролётке зажатым между пьяненьким офеней и его фанерным коробом. Короб больно бил под ребро на колдобинах. Напротив, сидели двое охотников и две собаки в ногах. Есть хотелось, но останавливаться у трактира нельзя. Потом не то что извозчика, место в телеге не допросишься. Ямщик высадил всех на торговой площади, не слушая уговоров развезти по адресам. Куда выгоднее было ему набрать четверых седоков и везти их в Затонск к вокзалу. Антоша растерянно оглянулся. Народу — тьма. А извозчиков не видно. Он остановил было взгляд на трактире, но рядом увидел вывеску Государственного банка, Зареченское отделение. И одна смутная догадка в его голове превратилась в чётко сформулированный вопрос. Антон Андреевич подошёл к дубовым дверям с массивными ручками, выдохнул, сосредоточился, представил себе, что он — Яков Платонович, надворный советник. Вошёл твёрдым шагом, не здороваясь обратился к клерку: — Позови-ка начальника, голубчик. Как ни странно, тот сорвался с места без вопросов. Начальника Антон Андреевич взял под руку доверительно, отвёл в уголок: — Следователь Затонского управления полиции Коробейников, — показал документ, — Дело чрезвычайной важности. Обязан предупредить, утаивание информации в данных обстоятельствах приравнивается к соучастию в преступлении. Необходимы сведения о Пескарёвой Аграфене Акимовне. Имеет ли она вложения в вашем банке? Через пять минут сведения были предоставлены, и даже в письменном виде. Информация не то чтобы удивила Коробейникова, но озадачила. Заодно он узнал у клерка, как добраться до Спаса на овраге. Оказалось - через квартал, можно пешком дойти.***
Антон изрядно умаялся, проплутав по незнакомому городу, пока не вышел на тихую окраинную улицу прямо к старой церковке Спаса Нерукотворного. Словоохотливый дьячок из церкви объяснил ему, что Севастьянова эта живёт у дочери на другом конце города, а домик свой сдаёт жильцам, и указал, где искать сам дом, слава богу, недалеко. Но, посещение домика не дало результатов. Антон Андреевич постучал в дверь, позвал хозяев, позаглядывал в окна. Ни света, ни шевеления. Дом пуст и заперт. Однако, обходя его вокруг, увидел Антон купол цирка. Он казался совсем рядом, прямо за ближайшими кустами. Антон даже пошёл в том направлении надеясь найти короткий путь. Разочарование и тут ожидало его. На пути был овраг больше похожий на ущелье с отвесными склонами и тонкой полоской ручья где-то далеко внизу. Даже спуститься было невозможно, не то что подняться по этим глинистым стенам. И никакого моста в обозримом пространстве. С сожалением он вернулся. Припоминая вид из окна поплёлся вниз по улице, надеясь выйти к большому тракту. Поминутно поглядывал налево в сторону оврага, нет ли дорожки или тропы. Если есть тропинка, значит будет и мост, к которому она ведёт. Тщетно. Палисадники с невысокими заборами тянулись сплошь без проходов. Антон вышел, как и рассчитывал, на большую дорогу. Но ярмарка уже закрывалась на сегодня. Торговый люд и покупатели разъезжались. Редко кто проезжал в сторону цирка. Все повозки двигались в сторону Затони, и все были полны. Возницы игнорировали его махание шляпой. И вдруг… сердце Антоши возликовало! Знакомая пролётка едет как раз в нужную сторону, и полицейский на облучке, и сидит господин в котелке отставив трость. — Яков Платонович! — закричал Коробейников бросаясь навстречу. Когда они поравнялись и Штольман спрыгнул на ходу, Коробейников не успев отдышаться выпалил: — Степан Пескарёв… внук адмирала Колосова-Берг!..***