Сердце бури

      — Бен, отпусти меня...       Эти слова могли бы стоить хоть что-то лишь в том случае, если бы были сказаны в приказном тоне. Но Рей не приказывала, о нет! Она лишь умоляла задыхающимся, почти беззвучным шепотом. Так безвольно и глупо, что он, Бен — он, Кайло — готов был поверить, что на самом деле она вопреки себе изо всех сил просит его не отпускать ее и не останавливаться.       — Молчи... — горячо произнес он между касаниями губ.       Неужели эта девочка думала, что его так просто обмануть? Неужели она полагала, что он вечно будет позволять ей лишь жалеть себя? Неужели всерьез верила, что можно спасти жизнь монстру и остаться безнаказанной?..       Сила вернулась к нему — вернулась благодаря Рей, Бен чувствовал это. Но как бы то ни было, теперь он мог наконец полноценно распоряжаться тем, что ему дано от природы. Наконец-то он избавился от главного своего увечья — и теперь, даже по-прежнему не способный ходить, он по праву мог больше не считать себя калекой!       — Бен, пожалуйста...       Она все еще не смирилась с его властью; все еще трепыхается, словно рыбка в сети. Смешно, неистово. Бесполезно.       «Ты можешь уйти, мусорщица! — сейчас он предпочел говорить с нею именно так — телепатически, без лишнего сотрясания воздуха. Сразу в голову. — Сила больше не связывает тебя, да ты и сама могла бы освободиться, если бы хотела. Так почему безвольно бьешься, умоляя меня о милости, которой сама не желаешь?»       Нет, зря она старается... Вместе с Силой в нем воскресла и мужественность. Вместе с мужественностью в нем утвердилось желание любить, не подвластное больше никаким условностями. Он не собирается оставаться в ее глазах побитым жизнью юнцом, глупым мальчишкой, которого она спасла. Женщины могут жалеть слабых, но для того, чтобы по-настоящему завоевать женщину, необходимо быть сильнее ее. Чтобы стать достойным, надо не бояться прийти и взять то, что тебе нужно.       Больше он не нуждается в ее защите. Отныне он сам будет защищать ее. И первое, от чего он защитит ее и избавит — от страхов, от дурацких предубеждений, от всего того, что мешает ей сейчас просто довериться его и своему желанию.       — Бен...       Она дрожала. О, как очаровательно она дрожит!..       — Ты когда-нибудь замолчишь? — то ли в шутку, то ли всерьез спросил он. В ином случае этот вопрос, вероятнее всего, прозвучал бы оскорбительно, но сейчас сквозь его уста казался скорее какой-то нелепой игрой.       «Я звал — ты откликнулась. Я умирал — ты спасла меня. Я был одинок и ты была одинока. Мы оба пребывали во тьме, но сейчас мы вместе — и впервые над нами вспыхнул свет. Во всей галактике только ты и я способны помочь друг другу. Жизнь жестоко ограбила нас когда-то: у тебя забрали любовь, у меня — саму душу. Ты была одинока в пустыне, а я — во мраке. Ты ждала, не зная, кого ждешь; я искал, не представляя, что ищу. Мы встретились. Твое сияние привлекло меня, как маяк посреди беспроглядной ночи. Это судьба. Я шептал твое имя в бреду, во власти мучительного сна, на пыточном столе под действием наркотиков, в замке, куда не способен прорваться даже живой поток Силы — даже там ты была со мной каждую секунду. Какие тебе еще нужны аргументы, мусорщица, чтобы прекратить наконец отрицать очевидное? Судьба и Сила уже объединили нас и обручили. Узы Силы — это обручение. Не говори, что не знаешь этого. Не говори, что ты этого не хотела...»       Как же ему нравилось думать о словах Маз Канаты! Он — Свет, окруженный Тьмой; Рей — Тьма в ореоле Света. Две противоположные грани одной сути, и суть эта — сама Сила. Сила, извечно стремящаяся обрести равновесие, которое они воплотили в себе. Возможно, они не должны были встретиться — Тьма и Свет, но все же встретились — и пламя зажглось над их головами. Возможно, им больше пристало ненавидеть друг друга. Впрочем, они давно переступили грань, за которой любовь и ненависть сливаются в одну сладостную и мучительную агонию. Они уже там, где поцелуй столь же болезненен, как мощный удар под ребра, а удар так же прекрасен, как ласковое прикосновение; где желание горит болью, а боль сладка, как мед; где «любовь» означает «война», а «враг» означает «возлюбленный»... Все это и правильно, и неправильно — и как раз потому-то, из-за своего немилосердного противоречия, особенно восхитительно.       Этот момент, захвативший их, был одинаково невинен и порочен.       Его руки встретились с ее шеей, затем спустились ниже, ощупывая ключицы и крохотные груди, тонущие в его широких ладонях. Его ласки были столь же милостивыми, сколь и настойчивыми. Если бы Рей пригляделась к истинным мотивам его души, которые он, Бен — он, Кайло — и не думал от нее скрывать, то она без труда увидела бы, что эта вспышка вожделения сама по себе стала откровением для него, долгие годы скованного подсознательной девственностью. Она, как звезда, озарила его сознание, заставив узнать ранее неведомую радость. Бен даже не мечтал замахнуться на большее, упиваясь одной возможностью трогать, ощущать, владеть. Доставлять удовольствие себе и Рей.       Он любит ее! Любит, хатт подери! Эту нелепую стриженную девчонку; это дитя, забавное и очаровательное. Наделенное невероятной внутренней силой, которую — подсознательно Бен был уверен в этом — ему никогда не снискать. Создание столь пленительное и загадочное, что от одной мысли о ней его одолевало волнение. Она в одночасье перечеркнула все, во что он верил; затмила все былые его цели, заполнила все его сердце лишь одною собой. Она сорвала с него тяжкое ярмо. И он благодарен ей за это. О как он благодарен!..       Ее тело было напряжено, ее кожу покрывали мурашки. Подхваченная волной эйфории, Рей бессознательно впивалась пальцами в его волосы, то сжимая, то разжимая кулаки. О Сила... несомненно, она чувствует то же, что и он! Страсть, нашедшая отклик в страсти; желание души, отраженное в желании плоти, гибнущая невинность двух сердец, прежде заключенных в кружевные сети лжи — подлой убежденности в том, что им необходимо хранить чистоту.       Встать с колен… дышать полной грудью… радоваться каждому мгновению…       Эти постулаты, с болью вбитые в его сознание во время пребывания в замке Вейдера, теперь приобрели для него новое, куда более конкретное значение. Больше он, Бен — он, Кайло — не станет плясать под чужую дудку. Не позволит околдовать себя ложью. Он сам волен выбирать, кого ему любить. Если прежде он думал о своей влюбленности с ужасом, то сейчас — с восторгом. Не боясь отдаваться этому опьянению, этой сладкой лихорадке. Таков его выбор — только его.       Сейчас они с Рей равны, у него столько же опыта, сколько и у нее — и нет ничего прекраснее этого равенства! Он полагал, что хранит себя, чтобы защитится от искушения, она же пыталась защитить себя от насилия — но теперь выходит, что они, сами о том не зная, хранили себя друг для друга.       Они стали супругами в тот миг, когда она решила спасти ему жизнь; они стали любовниками в первое же мгновение, когда его руки нашли ее тело; несколько мгновений сродни полноценной брачной ночи; несколько недель, проведенных здесь в лесу, в изоляции, выше целой жизни. Вот она, всепоглощающая власть Уз!       — Ты — Бен. Бен, а не Кайло...       Она говорила с ним, словно с одержимым. Как бы защищая его от самого себя.       — Дура! — улыбнулся он. — Ведь я — и то, и другое.       Две естественные ипостаси, вечно враждующие друг с другом.       «И зверь, и его добыча. И демон-искуситель, и его жертва, — это ведь твои мысли. Ты и сама все прекрасно знаешь. Это Кайло, а не Бен, выжидал столько времени. С той самой партии в дежарик, когда ты поняла все, что так и осталось не высказанным на словах — и я чувствовал, что ты все понимаешь. Сколько прошло с тех пор — неделя? две? три недели?.. Время, казавшееся мне такими же непреодолимым, как сама вечность!»       Его голос продолжал звучать в ее мозгу, отдавая эхом прямо в виски, пока губы Бена, отвлекшись на время от ее губ, короткими, судорожными поцелуями изучали пространство тонкой девичьей шеи между мочкой уха и ключицей. Ее пот вперемежку с запахами леса все сильнее кружил рыцарю голову. Такой дивный, ни на что не похожий аромат...       «Глупая юная мусорщица! Ты полагала, что случившегося тогда было достаточно, чтобы хищник пристыженно умолк и, поджав хвост, затаился, стараясь держаться от тебя подальше? А на самом деле хищник наблюдал за тобой, прислушиваясь к твоим чувствам. Ты наблюдала за ним — а он за тобой, хотя ты и не догадывалась об этом. «Монстр в маске» пробудился, когда почувствовал твое участие и твою отчужденность, твое сострадание и твой страх. Твоя душа, Кира, словно маятник, мечется между двумя полушариями; она и зовет меня, и отталкивает, и хочет заботиться обо мне, и ненавидит меня. Не так ли? Ты боишься оставить меня и боишься приблизиться. Кайло — единственный, кто способен тебя подтолкнуть. Взгляни же на меня! Своими сомнениями ты сама пробудила во мне Силу. И пробудила чудовище...»       Он жадно прикладывался губами к каждому сантиметру ее кожи и, даже не поднимая глаз, чувствовал мягкую улыбку Рей — одну из самых загадочных женских улыбок. Улыбку, скрывающую высшую степень блаженства.

***

      О Сила, что же это?!       — Бен, пожалуйста...       Она сама не понимала, почему никак не решается оттолкнуть его. Хотя и знала, что должна — ради себя, но в большей мере ради самого Бена. Чтобы понапрасну не кормить иллюзиями несостоятельную мечту, которая, может, и принесет ему сиюминутное удовольствие, однако в будущем способна повлечь лишь страдания.       Но, невзирая на все аргументы, предлагаемые разумом, Рей продолжала сидеть, ни жива, ни мертва, прижавшись бедром к его бедру и обхватив руками его чернокудрую голову. Она легко и незаметно подрагивала, словно в жару. Ее лицо горело, а руки были холодными. Сама ее душа, казалось, покинула тело и парит где-то поблизости, готовая подняться к небесам.       Столь неожиданные и сильные ощущения пугали ее.       Рей не была знакома с вожделением. Наблюдая со стороны, она привыкла воспринимать похоть как нечто постыдное и враждебное. Плоть как ничто другое склонна обманывать разум, а лишиться ясности мыслей, лишиться бдительности на Джакку часто означает гибель. В былые времена Рей достаточно насмотрелась на нищих девчонок — таких же, как она сама, чье детство прошло на мусорных кучах или среди обломков старых звездолетов. Она видела, что стало потом со многими из них — с теми, кто поддался пьяному напору мужчин. Поначалу лишь в качестве невинной игры. Сперва один такой случай, затем другой и третий — и вот, эти дурехи уже стоят на посадочных платформах и у входов в местные притоны, улыбающиеся с фальшивым радушием, всегда готовые выпить в мужской компании, а после — сделать еще многое, о чем самой Рей прежде не хотелось даже думать. Тьма овладела их жизнями. Удовольствие оказалось выше добродетели, тем более, если за удовольствие тебе еще и платят…       Не ведая толком, о чем идет речь, Рей накрепко усвоила лишь то, что в эту яму лучше не спускаться и даже не заглядывать. Она питала стойкое отвращение, сама не зная, к чему — это и называется обреченной девственностью.       Но что произошло с нею теперь? Она ли это?..       Почти не владеющая своим телом. Раздразненная темным огнем, охваченная всепоглощающим желанием — еще недавно Рей с Джакку и подумать не могла, что ее тело хранит такую загадочную и пугающую радость; что душа ее способна на такую низость и такую волшебную высоту.       Бен все не отступал. Его страсть как будто держала Рей в прекрасном плену; разорвав одни цепи он заключил ее в другие — в мучительные цепи соблазна. Невинность, застигнутая врасплох, опьяненная нежной мужской властью, она из последних сил умоляла его о милосердии — но что теперь было милосердием для них обоих?       Не секрет, что для женщин желание плоти, тем более находящее отклик в мужском сердце, выходит далеко за рамки физического удовольствия, являясь как бы порукой самой природы, что она, эта женщина, прекрасна и желанна. А ведь женщины — это существа, которые и рождаются на свет, чтобы быть прекрасными! Ощущать себя желанными для них так же важно и естественно, как видеть солнечный свет. Стало быть, мужские ласки — это не что иное, как чувственная ода женскому тщеславию; ода, где язык рук и губ с лихвой заменяет любые слова, даже самые возвышенные. Так распорядилась сама природа, которая ведет нас к торжеству жизни чаще всего именно так — дорогой инстинктов, бессознательных поползновений, над которыми подчас не властна никакая, даже самая суровая сознательность.       Окажись на месте Рей другая, более опытная в любви женщина, даже она поразилась бы такой впечатляющей страсти, такому неудержимому накалу. А ведь речь-то, по сути, шла всего-навсего о безобидных прикосновениях, о трогательной границе, где любовь платоническая только-только начинает переходить в любовь физическую — и пока действия Бена не имели даже намека на желание пересечь эту черту. Но может, именно робкая игра, именно сочетание трепетной добродетели с особой интимностью и сообщало происходящему всю его пикантность, его главную соль?       Давно известно: самое лучшее, что только может быть в любви — это предвкушение. Во время таких вот полуневинных ласк девственность похожа на звезду, которая, достигнув пика, сияет на небосклоне так ярко, как никогда не сияла прежде — однако это блистание силы, обреченной на смерть; ведь уже через мгновение звезда перестанет существовать…       — Бен...       — Ты когда-нибудь замолчишь?       О Сила…       Она чувствует теплоту его дыхания, пока Бен покрывает частыми поцелуями ее шею и плечи. Он не держит ее, но и не дает уйти. Она хочет кричать, однако вместо этого лишь бессильно кусает губы и сжимает пальцы в кулаки, продолжая удерживать его волосы. Ему больно, им обоим больно — и нет ничего прекраснее, чем эта боль! В ней, в этой боли заключается сама тайна сущего, величайшая истина, способная открыться лишь двоим — мужчине и женщине.       И все же, остатки разума продолжают предупредительно нашептывать ей, что тут что-то не так. Что Бен в своем обычном состоянии, балансирующем между замкнутостью и раздраженностью, все еще способной перейти в бешенство, — этот смущенный и раздосадованный ее заботой и ее близостью исстрадавшийся мальчишка Бен Соло никогда не стал бы делать того, что он делает сейчас. Он не в себе. Словно пьяный, он не понимает, что творит… Возможно, Рей готова была возненавидеть предательский шепот внутреннего голоса, не позволяющий ее сердцу безоглядно погрузиться в экстаз, — однако не прислушиваться к нему было выше ее сил. Видимо, благоразумие еще не покинуло ее окончательно.       — Ты — Бен. Бен, а не Кайло... — сказала она, стремясь убедить в этом главным образом себя саму.       Так нельзя. Так не должно было случиться… Сила возродилась в нем, а вместе с Силой — и Тьма вновь всколыхнулась в его душе. Но хатт подери, как же правильно и как восхитительно это случилось!       Бен говорил ей что-то — без слов, напрямую касаясь своими мыслями ее рассудка; однако Рей не слушала, лишь глупо улыбаясь и думая со смесью досады и смеха: «И этот парень упрекает меня в болтливости, когда у самого язык без костей?..»       Впрочем... так ли уж новы для нее эти ощущения?       Рей не была уверена — в такой момент разве вообще можно быть уверенной в чем-либо? — однако на определенной стадии удовольствия она вдруг поймала себя на устрашающей мысли, заставившей девушку вздрогнуть и широко распахнуть блаженно зажмуренные глаза. Внезапная догадка — такая же немилосердная, как резкий удар под ребра, выбила весь воздух из легких.       Рей вспомнила происшествие в храме на Малакоре. Вспомнила, как она на некоторое время перестала быть собой, став чем-то большим, чем просто живое существо — она сделалась самой бурей. И уничтожила жизнь, которую не собиралась уничтожать.       Так и есть. Она совершила убийство и высосала чужую энергию — о Сила! — с тем же самым ощущением величайшего удовольствия, такого противоестественного и вместе с тем необъяснимо сильного наслаждения, которое теперь испытывала опять — пожалуй, только в более спокойном и одухотворенном виде, тая от нежности мужских рук.       Это сравнение стало для нее неожиданностью и поначалу показалось даже абсурдным, однако Рей почему-то не могла просто отбросить его. А к тому, что мы не в силах позабыть раз и навсегда, мы обращаемся снова и снова, таково уж устройство человеческого мозга.       «Что же я делаю?..» — спросила девушка сама себя. Теперь ее внутренний голос звучал куда более трезво и вместе с тем испуганно.       Ведь Бен еще не знает всей правды о ней! Не знает, что она погубила его товарища. И что это она лишила его Силы. А если узнает, как отнесется? Раскричится? Прогонит в ужасе? Снова попытается пробраться в ее голову?.. Увы, этот парень, кем бы он ни был — Беном или Кайло — остается абсолютно непредсказуемым и может поступить, как угодно.       А что, если, не владея собой, она не сможет удерживать под контролем собственную темную природу? Что если вновь откроется тому чудовищу, что таится где-то в неведомых глубинах ее души — чудовищу куда страшнее, чем Кайло Рен. И тогда для Бена все повторится: снова слабость, отлучение от Силы. Или того хуже...       Рей с болью зажмурилась.       — Бен, не надо.       Она поторопилась отстраниться.       И тут из недр ее памяти поднялось еще одно воспоминание, казалось бы, к настоящему никак не относящееся, зато напрямую связанное с событиями в замке — быть может, именно этим окольным путем ему и удалось воскреснуть. Абсолютно непримечательное и на первый взгляд чуждое, оно все же упрямо вырвалось из тьмы на свет, на всестороннее обозрение охваченного смятением сознания Рей — и в одночасье расставило все по своим местам.       Она кружит на месте, запрокинув голову, изучая завороженным, исполненным любопытства взглядом темные своды храмовой галереи. Рыцарь Рен ступает рядом с нею.       — … Говорят, это удивительное чувство, когда утраченная связь с Силой становится прежней — словно Вселенная поцеловала тебя. Оно влечет вспышку воспоминаний и очень большой эмоциональный всплеск…       «Это… это чары», — поняла Рей к своему облегчению и разочарованию.       Чары Силы, очевидно, как-то связанные с ее Пробуждением... неужели это бывает именно так?       В свое время она тоже пережила Пробуждение, однако не припоминала за собой ничего даже отдаленно похожего на то, что сейчас происходило с Беном. Впрочем, она никогда и не бывала, как он, насильственно отрезанной от Силы, лишенной энергии мидихлориан.       Тогда что же случилось с нею самой? Из каких глубин в ней поднялось и вспыхнуло столь изумительное наслаждение?       Узы!       Ну конечно же! Она невольно разделила с Беном его прилив сил, его эйфорию — вот и все объяснение.       — Бен, очнись! — повторила она, настойчиво заключив его лицо в свои ладони. И, глядя прямо в хищно полыхающие бархатные глаза, твердо и внятно произнесла. — Ты — Бен, а не Кайло. Очнись же поскорее! Это всего лишь влияние Силы. Она снова открылась тебе, вызвав всплеск эмоций…       Он почти не слушал, все еще подвластный внезапному наваждению. В опьянении чувств он вновь протянул к ней руки, однако Рей больше не намерена была поддаваться.       Небольшой толчок Силы заставил Бена откинуться назад, распластавшись на койке. Рей торопливо поднялась на ноги, стыдливо поправляя на себе рубашку — словно непотребная девка, застигнутая врасплох.       Когда Бен, поднявшись на локтях, снова взглянул на нее, его лицо отображало одновременно гнев и растерянность, разочарование и стыд. Но странное дело, видя это яростно побледневшее лицо, эти тяжело раздувающиеся ноздри, Рей с каждой секундой находила все больше общего с собственным горнилом чувств. Ее женская природа переживала, наверное, самый странный момент. Ее тело было и спасено, и самым предательским образом обмануто. Значит, откровение страсти, которое испытали они оба, освобождение от оков, победа над былыми предубеждениями, полет в небесах — все это оказалось как бы ненастоящим? Всего-навсего мимолетное помутнение рассудка? Слепая шутка Силы?..       Рей старалась восстановить дыхание. На ее глазах блестели слезы обиды, но что стало их причиной — ее слабость, так ловко и жестоко поднятая на смех самими обстоятельствами, или что-то другое? Быть может, она всерьез готова была пожалеть о том, что все окончилось, не начавшись?       — Я думаю, мне пора... — выдохнула она, стараясь придать своему голосу как можно большую твердость. Ни в коем случае не позволить Бену заметить, что земля в этот миг готова уйти у нее из-под ног. — Тебе нужно прийти в себя. Мы поговорим позже.       Боязливо попятившись к двери, Рей покинула медотсек. Она ушла сама, не дожидаясь, когда он в исступлении прогонит ее, как уже бывало не раз.       До самого вечера случившееся не выходило у нее из головы; и чем больше Рей обдумывала свои чувства — тем больше боялась. Учитывая все вопросы, которые со смертью мастера Люка остались неразрешенными — и девушка уже утратила всякую надежду их разрешить, — отныне у нее появилась еще одна причина для беспокойства и повод держать дистанцию. Не позволить родиться на свет ответному чувству, а если оно все же родится — может быть, оно уже родилось, — то приложить все силы, чтобы задушить его в зародыше. Какой бы немилосердной ни казалась эта крайность, она необходима, чтобы уберечь Бена.       Рей была почти уверена, что в тот самый миг, когда сомнения привели ее в чувство, она услышала, как Тьма шепчет ей: «Что ты теперь станешь делать? Ты любишь его? Но ты ведь знаешь, что, утратив над собой контроль, ты можешь его убить…»

***

      К вечеру между ними все еще царило стыдливое молчание.       Бен пил чай, упрямо не отрывая взгляда от содержимого своей кружки. Рей спокойно дожидалась, когда он закончит с ужином, чтобы унести посуду. Она могла бы поручить это дело Трипио, однако боялась, что сейчас, когда к ее подопечному вернулась Сила, простому дроиду, тем более на редкость раздражающему, опасно лишний раз находиться с Беном один на один.       Девушка готова была поклясться, что чувствует, как руки бывшего темного рыцаря нервно подрагивают. Он был напряжен. Как плотина, которую вот-вот прорвет.       Наконец Бен отставил кружку и накрепко стиснул кулаки.       — И долго это будет продолжаться? — выдавил он, по-прежнему не глядя на нее.       Рей не удивил его выпад. Она уже давненько ожидала чего-то подобного.       — Что именно? — осведомилась она как можно более спокойно, хотя лицо ее тотчас зарделось.       — Ты же сказала, что позже мы с тобой поговорим.       — Если ты о том, что произошло утром, то, я считаю, тут нам не о чем говорить. Вернувшаяся Сила немного вскружила тебе голову. Такое может произойти с каждым...       — Дело не в этом, мусорщица! Не притворяйся, что не знаешь. Ты ведь сразу все поняла...       Бен вскинул голову.       Рей взглянула на него, в самую глубь блестящих обидой темных глаз — и от тоски и смятения, притаившихся там, в глубине, ей стало не по себе. Впервые он не вышел из себя, имея для этого приличный повод; не начал кричать на нее... Его взглядом владел не обыкновенный гнев, а пустая, пугающая безнадежность.       Бен был в отчаянии. Да и как ему было не отчаяться? В каком-то сумрачном любовном припадке, ослепленный влиянием Силы, он выдал то, чего не должен был выдавать. Пусть все это и вправду было только вселенской шуткой, однако благодаря шутке все то, чему положено было оставаться в тени, вышло на свет. То, о чем знали они оба; то, что могло безнадежно погубить хрупкое согласие, кое-как устоявшееся между ними — согласие, с недавних пор державшееся на единственном столпе умышленного молчания, — наконец, прорвалось наружу.       Девчонка в самом деле давно догадалась о его чувствах — и все же позволять этой правде вдруг прозвучать так однозначно он не имел права. Хотя бы из уважения к Рей, которая до сей поры беззвучно сносила все его выкрутасы.       — Послушай… — начала девушка, болезненно сглотнув. — Нам… нам нельзя делать того, что мы делали сегодня. Это… неправильно…       «Неправильно…»       Нет, только послушайте, что за глупость она несет! Есть миллион причин, по которым ей нельзя отвечать на его чувства — сколько бы ей ни было жаль его, и сколько бы, возможно, ни хотелось откликнуться. Но почему именно сейчас ни одна из этих причин не приходит на ум?       — Я и сам знаю, что так нельзя! — вскричал Бен. — Я — не дурак и не одержимый! По крайней мере, одержимый не настолько, чтобы ты так меня боялась, — усмехнулся он. И, помолчав, произнес чуть тише: — Но что прикажешь делать мне? Куда деваться? В тебе есть что-то, чему невозможно противиться и от чего нельзя отказаться — что-то пугающее и ослепительное…       В его приглушенном, хрипловатом голосе слышались и мольба, и злоба. Его грудь широко и возбужденно вздымалась.       — Может, я вовсе и не собирался похищать тебя, — говорил он. — Я бы и не подумал гнаться за тобой на «Старкиллере». Это Сила… казалось, она нарочно зовет меня именно к тебе. Когда мы повстречались здесь, на Такодане, я понял, что ты и есть Пробуждение Силы. Что ты — сердце бури, уже охватившей меня и готовой поглотить… Ты считаешь это влюбленностью? Нет, Кира Дэррис, это обреченность. Это болезнь — неизлечимая, мучительная. Подчас заставляющая меня завидовать даже участи Верховного лидера. Уже тридцать лет гниющий заживо и разлагающийся, как труп — и все же, у него есть цель, а значит, есть и надежда. А у меня надежды нет. Что моя надежда? Просто видеть тебя, молча купаться в лучах твоей доброты, даже не помышляя о счастье исцеления. Это жестоко. Разве ты сама не находишь это жестоким? Кто сказал, что в тебе есть Свет? Это не свет, это адское пламя! Это пожар, поднявшийся в моей груди. Ты — вампир, околдовавший меня и сосущий из меня силы уже много месяцев. И все же ты — лучшее, что происходило со мной. Самое светлое и восхитительное создание, встречавшееся в моей дурацкой жизни. Ты сказала, это неправильно. Да, сарлакк тебя сожри, неправильно! Неправильно жаждать того, что тебя убивает. Но я жажду тебя! День ото дня желание горит во мне только сильнее, и я ничего не могу с этим поделать. Я… — он промедлил немного, а затем выпалил на едином дыхании: — Я люблю тебя, хаттова ты девка! Люблю!..       С этими словами Бен дернулся, схватил первый угодивший под руку предмет — к несчастью, им оказалась кружка с остатками чая — и швырнул подальше. Кружка брякнула об пол и разлетелась на осколки. Бурая жидкость разлилась на светлом кафеле.       Дверцы шкафа с медикаментами сами собой распахнулись настежь, и оттуда посыпались бинты, ампулы с лекарствами и другие предметы.       Бен продолжал, не умолкая ни на мгновение:       — Да, я люблю тебя! Люблю тебя! Люблю, люблю... — повторяя одно и то же слово, он как будто хотел сам себя заставить поверить в то, что в самом деле говорит все это. Смешно. Даже сознаться в массовых убийствах во время допроса было не так тяжко. — Ты довольна? Скажи мне, джедайская дрянь, этого ты ждала? Тебе мало было простых намеков. Ты хотела, чтобы я признался вот так, вслух? Ну так я признаю: я полюбил тебя тотчас, как увидел. В тот самый миг, когда ты застыла передо мной с бластером в руке, такая боевитая, непокорная, глядя на тебя, я осознал, что нашел что-то интересное. Что-то, что, возможно, изменит всю мою жизнь. Пропади все в Бездну, и ведь я не ошибся!.. — Он повторил снова: — Я тебя люблю. С такой силой, на которую способны только злодеи и умалишенные. Я — злодей, и я давно лишился разума. Я не могу любить иначе.       Его речь внезапно прервалась. Бен поспешно закрыл лицо ладонями и сделал глубокий вдох.       Рей глядела на него, не помня себя от боли сострадания. Бен давно не был так многословен. Должно быть, жажда признания уже давно обжигала его душу и дожидалась только повода.       Осторожно, шаг за шагом, как будто ступая по зыбкому и опасному болоту, Рей понемногу приблизилась к нему и опустилась на пол у его неподвижных ног с видом преданного домашнего зверька, готового на все, чтобы облегчить участь хозяина. По ее щеке скатилась полупрозрачная бусина.       «… ты можешь убить его…»       — Это не любовь… — прошептала Рей. — Это Узы. Я знаю, это все из-за них.       И добавила про себя: «Прости меня! Если правда, что эти Узы создала я, прости!..»       Юноша улыбнулся грустно и устало.       — Глупая девочка! — почти ласково сказал он. — Ты ведь даже толком не знаешь, что такое Узы Силы, а уже осмеливаешься прикрываться ими. Узы не родятся там, где нет любви или хотя бы расположенности к ней, какой-то подсознательной общности, духовного родства… Потому-то Узы мыслятся естественными для чувствительных к Силе родичей и для учителя с его учениками.       — Ты предлагал мне стать твоей ученицей, — невпопад припомнила Рей.       Бен отвел взгляд.       — Предлагал. Потому что знал, что большего предложить не могу. Если бы ты согласилась учиться у меня, я мог бы тебя защитить. И мы были бы вместе — до тех пределов, которые допускает мой орден.       Теперь Рей поняла, о чем речь. «Тебе нужен учитель…» Эти слова — спонтанная, непродуманная попытка придать внезапному озарению чувств хоть какой-то пристойный вид. Ведь для учителя и ученицы привязанность друг к другу и даже наличие Уз считались бы нормой.       — Я не могу, Бен, — сдавленно произнесла девушка. — Ты знаешь, я поклялась в верности ордену джедаев.       — От которого осталась лишь пыль, — с презрением выдавил рыцарь. — Можешь верить мне, Рей. Меня с детства готовили в джедаи, и я знаю, что кроется за внешней приверженностью к Свету: лицемерие, надменность, вероломство. Это джедаи некогда разлучили мою семью. Забрали детей у отца. Развязали Гражданскую войну, в которой погибло множество людей. Нет, что ни говори, они заслужили свою участь. Старый орден джедаев канул в забвение — и поделом! Силу можно постигнуть и другими путями. Прошу, позволь мне тебе помочь, Рей…       В один момент он ухватил ее руку и, прижавшись губами к тыльной стороне ладони, прикрыл глаза, чтобы ничто не мешало насладиться нежным запахом желанного тела. О да… вкусить еще немного от того запретного плода, который они оба попробовали сегодня утром.       Девушка потрясенно втянула воздух.       — Ах, Рей! Я не прошу тебя ненавидеть джедаев так же, как я сам ненавижу их. Даже не прошу тебя отвечать на мои чувства. Просто останься рядом со мной. Будь со мной всегда. Так, как сейчас. Позволь мне учить тебя…       — Нет.       Рей одернула руку и резко поднялась.       — Нет, Бен Соло, этого не будет. И ты знаешь, почему. Причина не в наших верованиях, вернее, не столько в них. Не обманывайся и не трать понапрасну свое красноречие, пытаясь опорочить орден джедаев в моих глазах, магистр Рен. Главная причина — в том, что произошло сегодня. Неужели ты всерьез думаешь, что после всего случившегося мы с тобой могли бы жить вместе, как учитель и ученица; как брат и сестра; как пальцы на одной руке? Сытые одной душевной близостью. Изо дня в день преодолевающие соблазн соединиться. Это жестоко. Ты ведь сам назвал это жестоким, и ты абсолютно прав. Или… — она посмотрела на него с холодной сосредоточенностью. Этот вопросительно-надменный взгляд заставил Бена припомнить ту Рей, что явилась ему во всей прелести своей темной природы в снегах «Старкиллера». — Или для рыцаря ордена Рен в порядке вещей трахать свою ученицу?       Бен ошеломленно вытаращил глаза, не веря тому, что услышал. Неужели она так и сказала: «трахать»?       Сила… а ведь она права! Нет более подходящего слова, чем это грязное и ловкое словцо, чтобы описать то, что незримо витало между ними. То, чего бы хотели они оба. Не просто целоваться и ласкать друг друга, как совсем недавно, а трахать с голодной жадностью обездоленных сердец, бросающих вызов одиночеству. Упиваясь запретной страстью обладания. Вот он, главный их соблазн, скрытый за видимой добродетелью ласково-невинных прикосновений и нежных поцелуев! Вот он, вулкан, дремлющий подо льдом! Вот она, истина, которая была известна им обоим, но ни один не решался озвучить ее!       Любовь без страсти — страсти, отрицаемой джедаями — ничего не стоит; и если подумать, то кому, чему, как не девственности знать это?       Фамильная кривая улыбочка вспыхнула на лице Бена. Он подумал: а эта девица в самом деле не так уж проста!       Рей нахмурила брови.       — Я знаю, что не смогу всю оставшуюся жизнь лгать самой себе.       — Ты уже лжешь себе, — заметил Бен. — Все, что ты сказала, имеет и обратный смысл. Разве стремление избежать соблазна не означает, что соблазн все же есть? Разве то, как настойчиво ты отказывается быть рядом со мной, не значит, что ты этого хочешь?       — Даже если так, — Рей с выражением задетого упрямства прикусила губу, — я не изменю своего мнения.       — Не сомневаюсь! Вот оно, лицемерие джедаев: пусть лучше мы оба будем страдать…       — Куда хуже страдать, зная, что средство, необходимое, чтобы прекратить мучения, находится прямо тут, рядом с тобой. Ведь ты не можешь обещать мне, что будешь до конца дней довольствоваться одной целомудренной любовью, которая пристала наставнику и его ученице?       К чему лишние слова? Даже если бы Бен сейчас со всей искренностью обещал ей, что будет держать себя в руках, Рей не поверила бы ему ни на минуту. Более того, он и сам вряд ли поверил бы.       Юноша так и не ответил — по причине, которую озвучил еще в самом начале их знакомства: ему хотелось быть честным с нею.       — Однако пока тебе все равно не о чем беспокоиться, — выдавил он саркастически. — Я — калека. Ты легко одолела меня, пока я еще был здоров, а теперь тем более.       — Сила вновь проснулась в тебе, — мягко напомнила Рей. — Ты выздоравливаешь.       — Это все благодаря тебе! — пылко воскликнул Бен. — И твоей исцеляющей песне. Рядом с тобой мои силы восстанавливаются быстрее. Ты отдала мне все, что могла: свое время, свою энергию, свою заботу. И если мне когда-нибудь суждено встать на ноги, то исключительно твоими стараниями.       Рей почувствовала, что у нее холодеют руки. Его хвалебные слова затронули в ней чувство вины. Он считал ее своей спасительницей, ведомой исключительно добротой и благородством. А на самом деле первое, чего она хотела — всего-навсего возвратить ему долг. По крайней мере, поначалу все было именно так.       «… ты можешь убить его…»       — Ты ошибаешься, — сказала она, не скрывая скорби в голосе.       Пора была ему услышать правду, раз уж наступил час откровенности. Пусть знает, что он полюбил. И если после ее признания он отшатнется от нее, если скажет, что больше видеть ее не желает — это будет лучшим итогом для них обоих.       — Подумай, Бен, разве не странно, что Сила, дремавшая во мне почти двадцать лет, внезапно пробудилась — и пробудилась именно тогда, когда ты был рядом. Не удивительно ли, что я использовала твои приемы — человека, который годами учился владению Силой, хотя меня саму этому никто не обучал.       Услыхав ее темные намеки и ее странный глухой голос, Бен напрягся.       — К чему ты клонишь? — спросил он. И, не дав ей ответить, прибавил: — Я думал об этом. Бывают случаи, когда Пробуждение случается в минуту опасности вместе с приливом адреналина...       Рей слегка кивнула.       — Люк Скайуокер тоже говорил об этом. Возможно, что все именно так и было. Но есть еще кое-что, о чем ты должен знать. Странно, что ты не почувствовал этого сразу...       Бен неожиданно перебил ее:       — Тогда, на «Старкиллере» я не чувствовал ничего, кроме горя и страха, стеной отделивших меня от всего и ото всех. Остальное происходило, словно в тумане.       — Все дело в том, — продолжала девушка, — что ты начал слабеть в то же самое время, когда со мною случилось Пробуждение.       Пару мгновений она наблюдала, как растерянная улыбка непонимания на его бледном, пронзительном лице неотвратимо сменяется выражением, таящим в себе ужас осознания. Должно быть, в эти мгновения он вспомнил во всех подробностях свои испуг и смятение — когда вместо того, чтобы поддаться ему, как другие пленники, какая-то малолетняя навозница неожиданно сама проникла в его мысли. Вспомнил тот сверхъестественный ее напор во время дуэли в заснеженном лесу. Напор, которому он — открытый, не сосредоточенный, сгорающий в огне собственной ярости — не смог противостоять.       — Ты... — начал он и тут же запнулся, задохнувшись от волнения. — Ты... ты...       Странно, в его голосе не слышалось злобы — только удивление.       Конечно, человек, большую часть жизни изучавший премудрости джедаев, знал, что такое Поглощение Силы. Но как может быть, что несведущая девчонка знакома с этой сложнейшей техникой? Почему ей, стремящейся в адепты Света, открылась одна из способностей Темной стороны? И как, в самом деле, он сразу не догадался, что происходит? Ведь ответ у этой загадки, как теперь выяснилось, не так уж замысловат.       Предположим, что на «Старкиллере» он был в состоянии аффекта и не видел ничего кругом. Но позднее, раз за разом стараясь осмыслить произошедшее, почему он так ничего и не понял? Неужели это та самая слепота влюбленности, давно сделавшая притчей во языцех во всех мирах и для всех народов? Неужели сочувствие к этой девушке — а ведь сочувствие и стало в его случае основой для любви — неужели оно послужило причиной его неведения?       Рей стыдливо потупилась.       — Это... это получилось само собой. Я вовсе не хотела тебе зла... просто… я испугалась. Вспомни, мы оба боялись…       Бен пропустил вдох прежде, чем ответить. Но так и не успел произнести ни слова.       На пороге появился C-3PO.       — Ох, мастер Бен, госпожа Рей... простите, если я не вовремя...       Юноша приглушенно хмыкнул, подумав, что если эта жестянка начала наконец понимать, когда стоит прерывать разговор людей, а когда не стоит, это для нее явный прогресс. Насколько Бен помнил, Трипио всегда был мастером появляться некстати, часто повергая родителей в смущение. Однако сейчас глупый дроид поистине превзошел себя!       Впрочем, как знать, возможно, этот разговор все равно нужно было заканчивать.       Рей обернулась и поглядела на незадачливого вторженца строго, почти свирепо.       — Что тебе надо?       — Госпожа, вы сами велели мне сообщить немедленно и при любых обстоятельствах, если кто-то будет разыскивать «Нефритовую саблю».       Молодые люди недоуменно переглянулись.       — И что же? — нетерпеливо спросила девушка.       — Минуту назад система внешней связи приняла зашифрованный сигнал.       — От Сопротивления?       — Нет, госпожа. Код послания не соответствует ни одному из тех, что используют члены Сопротивления.       — Тогда как он узнал наши позывные?       Трипио явно замялся.       — Госпожа, вам будет лучше взглянуть на сообщение самой. Видите ли, — робко пояснил он, то и дело опасливо поглядывая на Бена, — кем бы ни был автор этого послания, он использовал... как бы вам сказать... необычный позывной, который по воле случая содержался в памяти бортового компьютера, и система...       — Понятно, — оборвал его Бен и одобрительно кивнул Рей — мол, ступай.       Зачем напрасно тратить время? Ясно ведь, что в его присутствии эта металлическая дрянь не скажет напрямую, что происходит. Только поглядите на него! Обычно Трипио куда более словоохотлив, а сейчас Рей приходится буквально вытягивать из него каждое слово.       Получив разрешение, девушка, а за нею и дроид покинули медотсек.       Уже в коридоре Рей осведомилась:       — И все-таки, что это за позывной?       Трипио еще немного помедлил с ответом, а затем осторожно вымолвил:       — Позывной генерала Соло.