***
Слабое ощущение тряски привело Лею в чувства. Кажется, ее куда-то несли. С трудом разлепив веки, пожилая женщина, словно в бреду, оглянулась кругом. И первое, что она увидела, было склонившееся над нею небритое лицо молодого человека, который для нее всегда был как сын. У По был усталый и взволнованный вид. Судя по взмокшим волосам и прожженным отметинам на куртке, ему сегодня пришлось так же несладко, как и всем остальным. За минувшее время Дэмерону стало заметно лучше, хотя Лея никогда не обманывала себя пустой надеждой, что ее любимец станет таким как прежде. Медики и техники сумели извлечь чип из его головы. Мало-помалу По привык к новому окружению, но память к нему так и не вернулась. Рядом шла Силгал и еще несколько человек — пилоты и офицеры, которым удалось выжить в недавней перестрелке. Они двигались по коридору широким, торопливым шагом. — Я нашел корабль, — говорил Дэмерон на ходу. — Почти все годные посудины разобрали. Но этот... я даже не смогу назвать модель. На вид, это шаттл. Довольно просторный. Из экипажа — никого. Только дроид. Обычный астромеханик. Но скажу вам, довольно бойкий. Увидел меня — и заверещал так, что я даже испугался, как бы не оглохнуть... В этот момент Силгал заметила, что Лея немного пришла в себя. — Генерал… — осторожно позвала каламарианка. Та не сразу отозвалась. Лишь через несколько мгновений, когда к ней вернулась способность говорить, Органа спросила, с трудом ворочая языком: — Что случилось? Последнее, что она помнила, это как две фигуры, мечущиеся в смертельном танце, озаряемые энергетическими вспышками, постепенно исчезают за лестничными пролетами. Потом ее поглотил туман. Все тревоги этого дня и память о пережитой боли внезапно навалились на нее тяжелой каменной глыбой. Ее сознание погасло, как свеча. Лея не видела, как «Черная звезда», а за нею и крестокрыл Рей покинули ангар «Второго дома». Не видела голубоватых вспышек, разрывающих космическое пространство, как молния разрывает грозовое небо. Пропустила она и вынужденное отступление первоорденских солдат. — Энергетическая буря огромной силы. Первый Орден отступает. Нам нужно срочно эвакуироваться…. — За неимением времени каламарианка описывала картину происходящего лишь беглыми мазками. «Второй дом» был слишком сильно поврежден. Инженеры опасались, что гипердвигатель не выдержит нагрузки. Поэтому все, кто мог, бежали на уцелевших судах. — Где Рэкс? — спросила Органа, слегка нахмурив брови. Силгал выдержала небольшую паузу, просто не зная, что ответить. — Он исчез. Улетел восвояси. — А Рей? — Никто ее не видел. Лея вновь оглядела опустевший коридор. — Штурмовики не забрали нас с собой как пленников? — она изумленно приподняла бровь. — Очевидно, у них не было такого приказа, — отозвалась Силгал. Генерал прикрыла глаза. Ее сердце лихорадочно колотилось. Виски разрывало. — А что стало с делегацией Банковского клана? — Все, кто выжили, уже улетели. Лея смежила веки, и в этот миг едва было вновь не провалилась в беспамятство. Вновь и вновь она широко раскрывала рот, словно ей не хватало кислорода. «Это не просто слабость», — внезапно поняла она. Не только естественное последствие грубого ментального проникновения. Было видно, что Силгал тоже едва волочит ноги и спотыкается на каждом шагу. Что-то внесло колоссальное возмущение в сам вселенский поток. Сила была неспокойна. Бешеная энергия собиралась воронкой вокруг Маластара. — Что... что это? — спросила Лея, не сомневаясь, что Силгал поймет, о чем речь. Та не ответила. Однако по ее пристальному взгляду, полному смятения и печали, Лея тотчас сообразила, что Силгал догадывается, что происходит. Теперь, похоже, она и сама догадывалась… — Немедленно поставь меня на пол, противный мальчишка! — вдруг прокричала генерал прямо в лицо опешившему По. Тот так удивился, что едва не выронил свою ношу. Ощутив твердую опору под ногами, Лея в отчаянии оглянулась на проем иллюминатора. Как будто она надеялась увидеть там что-то кроме энергетических вспышек. — Нам надо торопиться, генерал, — суховато напомнила леди Акбар. — Если Рей на Маластаре... Силгал сурово прервала ее. — Если Рей сейчас на Маластаре, мы ничего не сможем сделать, чтобы ей помочь. Лея, умоляю тебя! Ради Сопротивления… видит Сила, нас и так осталось слишком мало, мы не можем потерять еще и тебя. Или, если тебя уже не беспокоит судьба Сопротивления, подумай о своих внуках. Вероятнее всего, их мать уже мертва. Ты — единственная, кто у них остался. Прошу тебя, Лея, не медли... Она вновь взяла Органу за руку, увлекая за собой. Лея еще раз бросила взгляд на бескрайнюю черноту космоса. Крифф, Силгал была права! Медлить нельзя. Если этот бесконтрольный энергетический всплеск — результат столкновения Рей и Рэкса, буря наверняка продолжит расти. Еще немного — и они не смогут улететь. Возможно, и сейчас уже поздно. А Рей... если она оказалась в эпицентре, ей и вправду уже ничто не поможет. Остается уповать на то, что и Галлиус Рэкс не сумел улизнуть. Их процессия спустилась вниз и направилась туда, где находился один из пострадавших ангаров. Пару раз Лее, несмотря на спешку, приходилось останавливаться, чтобы перевести дух. Здесь, на нижних уровнях еще встречались живые существа — чаще всего раненые, не сумевшие убраться вовремя. Генерал распорядилась, чтобы все, кто может идти, шли за ними и помогали тем, кто сам передвигаться не в состоянии. Внезапно Лее захотелось хлопнуть себя по лбу, да покрепче. Разумеется! Рей попала на борт, никем не замеченная, через одну из дыр, проделанных истребителями Первого Ордена. — По, тот корабль, который тебе встретился… такой остроносый и весь блестит, как зеркало? — мягко уточнила Органа. Молодой человек уверенно кивнул. — Да-да, он самый. — А дроид часом не оранжевого цвета? — Вроде бы... оранжевые полосы. Лея коротко расхохоталась. Что ж, следовало ожидать, что Рей прилетит сюда на «Нефритовой сабле». Однако то, что она решила взять с собой BB-8, стало для генерала неожиданностью, хотя и приятной во многих отношениях. Лея живо представляла себе восторг маленького дроида, когда он наконец, впервые за несколько, лет встретил своего лучшего друга. Конечно, то, что По не помнит его, должно было порядком разочаровать и огорчить малыша, но кто знает, возможно, у этих двоих получится подружиться заново? Завидев корабль брата, Лея широко заулыбалась. Все-таки им повезло, что «Сабля» не пострадала в бою, и что штурмовики, отступая, ее не взорвали. Внутри их встретил BB-8. Органа с радушным видом кивнула ему: «Ну что, малыш, когда выберемся из этой заварушки, мы с собой обстоятельно поговорим. Полагаю, ты можешь рассказать мне много интересного...» BB-8 пропищал что-то неопределенное и, развернувшись, покатил в пилотскую рубку. Прежде чем подняли рампу и задраили шлюз, Лея в последний раз взглянула на обрывок коридора. Ее не покидало чувство, что она оставляет что-то важное... В рубке генерал застала По на месте пилота. Молодой человек сосредоточенно разглядывал главную консоль. BB-8 вертелся у его ног, больше ни на миг не покидая товарища. — Нам придется прорываться через энергобурю, — напомнила Лея, почему-то несказанно довольная. Впервые за три года она почувствовала в том человеке, которым теперь стал По, что-то старое. Что-то родное. За последние три года Дэмерону пришлось заново овладевать навыками пилота. Он был вынужден учиться всему буквально с нуля и, признаться, здорово продвинулся. Хотя былая сноровка к нему так и не вернулась, и кто знает, вернется ли вовсе. Лея осторожно приземлилась в соседнее кресло. — Справитесь, коммандер? — Попробую, — По сосредоточенно утер пот со лба. В конце концов, не его ли раньше называли «лучшим пилотом Сопротивления»?***
«Единственный способ тебя спасти — помочь тебе стать той, какой тебя создала природа». Теперь Рей сполна убедилась в справедливости этих слов. Только дав наконец себе волю, она осознала, какой мукой было пытаться противостоять своей истинной, изначальной сути. Сердце бури было в ней. Удивительная, неукротимая энергия рвалась через нее сюда, в этот мир. Сила пронизывала ее и расходилась кругом гигантскими волнами. Это были прекрасные, восхитительные ощущения. Никогда еще Рей не чувствовала себя так привольно. Она держала в руках саму Силу и могла повелевать ею, как ей вздумается. Ее душа и тело преображались… Она вырывалась на свободу, сбрасывая оковы плоти. Это не было смертью; это было избавлением. Рей не переставала быть собой; напротив, никогда еще она не чувствовала себя так целостно, так полноценно, как в эти минуты. Постепенно Рей поняла, что слабеет с каждой минутой. Что Сердце бури, проходя через нее, забирает ее силы. Однако почему-то она не испытывала страха, даже когда поняла, что уже не может противиться. Она боялась только за Бена. Она пыталась передать ему свою Силу. Дать шанс раз и навсегда победить врага. Но что-то не получалось. Ее мощь была слишком велика. Поток Силы был готов смести сознание Галлиуса Рэкса, и вместе с ним — сознание Бена. Буря угрожала вот-вот уничтожить их обоих. Рей с ужасом осознавала, что происходит. Вместо того чтобы помочь любимому, она убивала его. Да, она выпустила бурю. Но не могла ее контролировать. Она держала руки на груди Бена, не в силах пошевелиться, не в силах разорвать свою связь с ним. Все, что ей оставалось, это наблюдать, как его уносит в водоворот нескончаемой боли, наполненный обрывками воспоминаний — тяжелых, болезненных воспоминаний, которые впивались в сознание, жестко разрывая его на клочки*. Она кричала. Кричала во все горло, не слыша собственного голоса. Но оставалась последняя надежда, что Бен сможет услышать. — Не противься, Бен! Откройся боли. Пропусти ее через себя и позволь выйти… Ему много раз приходилось терпеть пытки, вступать в поединок с болью и выходить победителем. Если кто-то и мог выстоять, уцелеть в той страшной воронке, так это Бен Соло.***
Его затягивало в поток. Сила бушевала кругом, словно взбудораженная морская гладь. Вместе с дыханием из груди Бена вырывались протяжные стоны. Его разум тонул и растворялся в памяти прошлых лет. В бездне, из которой нет спасения. В хаосе, населенном его слабостями, его детскими страхами, его болью, его гневом, его отчаянием. Вновь ему двадцать два года. Он одинок, растерян; он не понимает, что с ним происходит. Он одержим страшными снами. Тьма сочится в его душу, овладевая рассудком. Никто не видит этого… не желает видеть. И оттого Бен с каждым днем все больше убеждается, что с ним происходит что-то не просто плохое, а мучительно-стыдное. Что-то, о чем нельзя ни с кем говорить. И он начинает чувствовать себя, словно потерявшийся в лесу путник, который слышит голоса других людей, но не может понять, где они находятся. Сколько бы сверстников — таких же зеленых падаванов — ни окружали его, Бен всегда был один. Когда он наконец узнает правду о своем происхождении, о происхождении своей матери, ему все становится ясно. В его душе появляется ожесточение. Тьма, которую он столько лет подавлял себе, готова прорваться наружу… Поток подхватил душу Бена Соло, как щепку, унося все дальше, к самым отдаленным, полузабытым островам памяти. Бен старается вести себя тише мыши, чтобы ни мать, ни дядя не заподозрили, что за ними следит восьмилетний непоседа. Вообще-то он никогда не подслушивал, о чем говорят старшие, но сейчас… сейчас особый случай. Его не покидает ощущение, что разговор пойдет о нем. — Ты не понимаешь, Лея. Такая чистая, неудержимая мощь встречалась мне только один раз. И ты знаешь, о ком я. Мальчик чувствует, как одно упоминание этого таинственного и страшного кого-то вызывает у матери целую волну злобы. — Бен не такой, как он. До слуха доносится тяжелый вздох. — Как бы то ни было, твой сын — одаренный, Лея. И его Сила столь велика, что я не понимаю, как ты раньше могла не замечать этого. Разве что намеренно не желала замечать… Бен сглатывает противный комок. Слабый шелест одежды говорит ему, что мать встала с места и теперь наверняка меряет комнату быстрыми шагами, как она делает всегда в минуты особого раздражения. — Мой сын нормальный! Слышишь, братец? Бен — нормальный ребенок. — Быть не таким как все — не значит быть «ненормальным», — в противовес Лее Люк говорит спокойным, бесстрастным голосом. — Меня беспокоит не его чувствительность к Силе, а неожиданные навыки в ее использовании… — Ты же слышал. Он утверждает, что сам всему научился. — Восьмилетний ребенок не мог самостоятельно обучиться джедайскому телекинезу, — обрывает Скайуокер. В разговор вклинивается многозначительная пауза, которая кажется Бену мучительно долгой. Его колени подрагивают. — Помнишь, ты рассказывала, что пару лет назад ему снились кошмары? — неожиданно спрашивает Люк. Лея медлит прежде чем ответить. — Сейчас уже все прошло… — Ты в этом уверена? — Бен больше не плачет по ночам. И потом, он бы не стал мне лгать. Неуверенность в голосе матери вызывает у Бена неожиданный приступ страха. Ведь он и вправду лгал. Вернее, не сказал всей правды — о некоем Верховном лидере. О своем тайном друге и наставнике. Скайуокер долго говорит матери об опасностях какой-то «Темной стороны», о том, что ее сын из числа избранных, и за ним нужен глаз да глаз. Бен не понимает почти ни слова из его тирады, и догадывается, к чему идет весь этот разговор, только когда дядя говорит напрямую, что ему было бы спокойнее, если бы Лея позволила забрать мальчика в Академию. Лея мямлит что-то о том, что ей следует посоветоваться с Ханом, когда тот вернется домой. Такие решения не принимают в одночасье. Однако Люк подавляет ее возражения одной короткой, безжалостной фразой: «У нас нет времени». Тьма, утверждает он, — это что-то сродни смертельному вирусу. Стоит заметить первые признаки инфекции — и каждый день, каждая минута на счету. Тогда Бен окончательно понимает, что его судьба решена. Решена без его согласия. Бессознательный детский протест тут же вспыхивает в нем вместе с испугом и упрямством. — Нет, мама, нет! — он выпрыгивает из своего укрытия, уже не особо заботясь о том, что его могут наказать. — Не заставляй меня уезжать!.. С раскрасневшимся от обиды лицом он рвется к ней. Он горячо обнимает ноги матери и в душе клянется всем на свете, что готов сделать что угодно — он не будет пользоваться Силой, даже когда ему очень этого хочется, не будет пытаться прочесть мысли своих одноклассников, не будет устраивать беспорядков на уроках. Ему нравятся возможности Силы, это правда. Но если мама хочет, он попытается быть нормальным. Он даже готов навсегда распрощаться с Верховным лидером, если только ему позволят остаться дома. Бен согнулся в приступе удушливого кашля. Нет, он больше не мог вынести этого! Не мог находиться там. Вновь быть беззащитным ребенком, разрываемым яростью и бессилием. Он обхватил руками голову в попытках заглушить собственный детский крик. «Мама, не заставляй меня уезжать!» Боль заполнила его грудь. Он уже не мог свободно дышать, не мог сопротивляться движению потока… Он один. Он слаб. Он беспомощен. Он безвестен. Он не нужен никому. Позабытая всеми песчинка среди бескрайних барханов — кому какое дело до ее судьбы? Слабая, жалкая жизнь — все, что у него есть. Ему остается только бороться до последнего. И он борется, постепенно усваивая одну-единственную истину: все вокруг, все остальные люди — его враги. Его конкуренты в жестокой борьбе за право существовать. Что они в любой момент готовы съесть его единственные оставшиеся полпайка и выпить последние капли воды, еще сохранившиеся на дне старой пластиковой фляги… Погодите-ка! Что?.. Бен только теперь понял, что эти последние воспоминания принадлежат вовсе не ему. Приоткрыв затуманенные глаза, он увидел то, чего никак не ожидал. Все это время, корчась во власти мощного потока Силы, он полагал, что этот поток идет от Галлиуса Рэкса. Но нет, Рэкс был перед ним, и он точно так же метался, охваченный агонией, и ужасно кричал. Но если эта Сила — не его, не Сноука, кто же тогда их безвестный мучитель? Стоило ему задаться этим вопросом, как его мысли разорвал голос. Звонкий нежный голос, отдающий странным напряжением: «Не противься, Бен! Откройся боли. Пропусти ее через себя и позволь выйти…» О Сила… Какой-то гранью своего разума, которая еще оставалась свободной от ослепления муки, Бен начал понимать, что должен сделать. Не избегать боли, а погрузиться в нее с головой, победить ее, научиться наслаждаться ею… Он медленно закрыл глаза, больше не пытаясь сопротивляться. Не пытаясь заглушить воспоминания, а впитывая их. Безропотно позволяя им ожить в своем сердце. «Мама, не заставляй меня уезжать!» Слезы сочились из его глаз. Нет, теперь-то он понимал, что не должен отворачиваться. Когда поле битвы — разум, победить можно, только преодолев себя. До его слуха по-прежнему доносились жалкие звуки. Кажется, осипнув от крика, Рэкс продолжал лишь слабо бормотать что-то бессвязное. Их обоих затягивала страшная топь. Их души одинаково трепетали, обнаженные и беспомощные перед самой Силой, однако Бен теперь понимал, что если сопротивляться — затянет только быстрее. Сноук же об этом забыл. — Я… я… устал… — процедил Бен, с трудом преодолевая болезненную судорогу. «Я устал, мама, — тихонько шепчет в нем малыш Бенни. — Я смертельно устал. Я больше не могу так… не могу тебя ненавидеть». Жить с горькой отравой в сердце, затаив злобу на самого близкого человека — вот она, истинная пытка. Вот она, настоящая боль. Только избавившись от нее, он сможет обрести свободу. Он плакал, больше не смея противиться слезам, и чувствовал, что в нем заговорило что-то новое. Что-то сильное, крепкое, чистое. Возможно, это и был его Свет — тот самый Свет, который Кайло не смог уничтожить в себе за годы, проведенные во Тьме, в рабстве, под нескончаемым гнетом собственных преступлений? … Они продолжали нестись вперед, навстречу забытью. Там, на дне дьявольской воронки, Сила была отравлена. Бену Соло уже доводилось чувствовать нечто подобное в Святилище Вейдера, и сейчас он безошибочно распознал смрад бесконечного, абсолютного страдания. Сноук исчезал быстрее, чем он. Охваченный смятением, поглощенный собственными страстями, опутанный ими, словно призрачными черными щупальцами, прежний Верховный лидер, еще недавно казавшийся непобедимым, растворялся в собственной боли и слабости. Ничтожество. Жалкая пустынная крыса. Он отлично понимает, почему нужен Императору — старик не доверяет своему первому и праведному ученику и, быть может, втайне боится Вейдера. Оттого и пытается сдержать его мощь убогими методами вроде тяжелого защитного костюма, который с одной стороны сохраняет жизнь темному лорду, но с другой — служит источником бесконечной муки. Если Верховный главнокомандующий подведет его, у Палпатина под рукой всегда есть Галли. Никому не известный молодой человек, носящий непонятное звание «личного императорского консультанта». Только Вейдер догадывается, кто такой на самом деле адмирал Рэкс — еще один ученик Императора. А стало быть, его главный враг. Враг, которого необходимо уничтожить. И Галлиус понимает, что однажды Вейдер уничтожит его без жалости, и Палпатин не заступится за верного слугу — Император будет с любопытством наблюдать, как несчастный Галли корчится от удушья в железных тисках первого палача Империи. Так и было бы, не случись заварушки на Скарифе. Не вмешайся Альянс со своей смешной диверсией, приведшей, однако, к разрушительным последствиям... Кто такой Галлиус Рэкс? Никто. Презренная тень истинного Избранного. Паскудная низкая тварь, которая обречена высасывать жизнь из других, чтобы жить самой. Таков его дар и его вечное проклятье. Он привык выживать любой ценой. Привык забирать чужие жизни так же, как в детстве он отбирал пайки у своих товарищей. Он — не ситх, лишь бледное подобие ситха. Только один раз у него появился шанс выйти на первый план. Вейдер сплоховал. Вейдер вызвал подозрение. Возможно, Вейдер предал Императора?.. Но надежда тотчас тает, как только Галлиус узнает о существовании некоего Люка Скайуокера — сына Вейдера. Это его Палпатин мечтает заполучить себе в ученики. А Галли вновь не у дел... Битва при Эндоре сыграла ему на руку, как никому другому. Палпатин сгинул. Вейдер пал. Путь открыт. Галлиус ликует. Он ведет двойную игру, он изворачивается, не чураясь никаких средств, чтобы прибрать к рукам имперский флот. Но на его пути встает Джакку — проклятый мир, который был его родиной и едва не стал его могилой. Его соратники гибнут. Но Галлиус Рэкс выживает, словно таракан, способный уцелеть там, где других, красивых и благородных созданий, ожидает неминуемая смерть. И тогда он принимает решение больше не бороться с потомками Вейдера; он должен стать одним из них. Ему нужны новые силы, новое тело — молодое и сильное, способное вместить его дух и покориться. Он решает взять все это у одного из Скайуокеров. Но он понятия не имел, что, принимая такое решение, совершает роковую ошибку. Что новое тело принесет ему еще большие страданий, чем все, что он пережил до сих пор... Что-то внутри настойчиво советовало Бену: «Добей его! Изгони Галлиуса Рэкса из своей головы раз и навсегда. Только ты можешь это сделать». И тогда ему все стало окончательно ясно. Эта буря, которая разыгралась кругом, казалось, вот-вот поглотит обоих... но сейчас, хатт побери, она была ему как никогда на руку! «Ничтожество, — произнес он без слов, не сомневаясь, однако, что Рэкс его услышит. — Предатель, вор...» Каждое его слово было, словно камень, бьющий в самую душу. Медленно, капля за каплей, он выдавливал из себя Сноука, забрасывая его презрением. Он вырывал паразита из своего тела и отдавал на растерзание собственным демонам. «Мразь! Отвратительная, дрянная мразь!..» Азарт злобы неуклонно разгорался в нем. На бледном, измученном лице Бена Соло показалась призрачная улыбка. Даже если ему самому суждено было пасть в бездну, он, по крайней мере, увидит напоследок, как сгинет его враг, его мучитель — Бен собирался приложить все силы, чтобы воронка поглотила Сноука первым. Он больше не будет рабом Галлиуса Рэкса. Не будет пустой одеждой для его мыслей, его воззрений, его ненависти. Марионетка намеревалась оборвать нити, за которые ею с рождения управлял кукловод, — и уже почти оборвала их. Улыбка Бена была холодной улыбкой, лишенной жалости или злобы — не несущей ничего, кроме застывшего торжества. Перед смертью он обретет свободу. «Это ты… ты боишься не достичь славы Дарта Вейдера. Ничтожество. Ничтожество. Ничтожество…» Он наблюдал, как его враг сходит с ума и исчезает, покидает некогда похищенное тело. Как его дух, преследуемый воспоминаниями, терзаемый болью, безвозвратно сливается с бушующей Силой... … Бен точно не помнил, когда именно он пришел в себя. Он открыл глаза — и увидел густую листву, висевшую так низко, что некоторые ветки, похожие на девичьи косы, едва не касались его лица. Он был голым, но почему-то совсем не удивился этому. Сейчас он едва ли мог вообще удивляться чему бы то ни было. Он смертельно устал. Он был вымотан. Пережитая пытка выпила все его силы, выжала его досуха. У него кружилась голова. Тело колотило в ознобе. И хотя сознание к нему вернулось, Бен по-прежнему чувствовал себя так, словно был не в себе и как будто не был собой. Лишь через секунду до него дошло, что теперь он наконец свободен. Сноука больше не было. Его голос умолк; его чары больше не тяготели над душой Бена Соло. Оглушенный этим открытием, Бен запрокинул голову, просто прислушиваясь к своим ощущениям. Стараясь понять, каково это — быть наедине с собой. Полноценно принадлежать себе. Галлиус Рэкс проник в его разум так давно, что теперь Бен чувствовал себя так, словно в одночасье стал другим человеком. Человеком, с которым ему самому еще предстояло познакомиться. Сила бесновалась вокруг, исходя такой мощью, какую прежде Бен Соло и представить себе не мог. Нет, Рэксу не под силу создать нечто подобное. Ну конечно же! На свете только одно существо превосходит его бывшего учителя. Существо, которое все это время было рядом с ним. Он повернул голову — и точно в доказательство собственной догадки увидел Рей. Такая же нагая, она лежала рядом, сложив обе руки ему на грудь, как будто хотела защитить его. Ее глаза были закрыты. — Рей... — едва слышным, осипшим голосом позвал он. Ему не нужно было объяснять, что происходит. Рей вызвала огромное возмущение в Силе. Но у нее не было знаний, не было опыта, чтобы контролировать эту энергию. — Рей, очнись! — он слегка повысил голос, и тут же его горло словно обожгло кипятком. Его рука слегка шевельнулась, касаясь кожи на ее плече. Рей не ответила и не открыла глаз. Однако ее губы дрогнули, отразив слабую улыбку.***
Они лежали, прижавшись друг к другу, в глухом коконе тишины. Два беззащитных обнаженных сгустка жизни посреди свирепствующей Силы. Словно нерожденные дети, скрытые от всех волнений внешнего мира в теплоте и спокойствии материнского чрева. Они находились в самом центре бушующей энергетической бури. Но здесь, в ее сердцевине, было тихо и уютно. Буря больше не подчинялась Рей. По-прежнему оставаясь ее источником, та, однако уже не могла ни подавить ее, ни хоть немного успокоить. Неконтролируемая энергия Сердца бури измотала молодую женщину и еще продолжала пить ее силы. Бен по-прежнему держал руку на ее плече. Сам обессиленный, измотанный недавно пережитой болью, он, не умолкая ни на секунду, пытался поддержать ее, пытался научить, что делать. — Дыши, Рей… — шептал он, едва шевеля губами. — Просто дыши. Расслабься… попытайся увидеть эту бурю. Взгляни на нее изнутри. Будь ею… Но все было бесполезно. Рей словно не слышала его. Ее рассудок находился не здесь, а в каких-то бесконечно далеких сферах. Она продолжала улыбаться. Бессилие скапливалось в груди Бена Соло, готовое вот-вот прорваться гневом. Он чувствовал, что не может помочь. Его жена, его ученица, лежала перед ним в агонии, бессильная и беззащитная, и он не мог сделать ничего, кроме бесполезных советов, звучащих в пустоте. Он приник к ее шее в бессмысленном объятии, которого Рей, вероятнее всего, даже не почувствует. Из его груди рвался вопль, но Бен мог лишь хрипеть: — Я плохой учитель, Рей. Ведь он обещал, что научит ее, как совладать с этой мощью. Но вместо этого бросил ее в одиночестве. Оставил один на один с неистовой Силой, которая разрывала ее, разрывала ей душу в попытках освободиться. — Прости меня… Бен так и не узнал, слышала его Рей или нет. Однако вскоре та приоткрыла веки, давая ему увидеть золотистые радужки глаз — знак полнейшей одержимости. Она была слаба. Однако весь ее облик источал умиротворение, а в глазах — в этих страшных ситхских желтых глазах — плескалась вовсе не злоба, не алчность, не угроза. Там была тихая и безграничная радость. Это и вправду был Бен. А значит, все, что она сделала с тех пор как увидела в голове у Бейли знакомую темную фигуру, — все это было не напрасно. — Рей... Рей... — Бен лихорадочно повторял ее имя вновь и вновь, не то с сожалением, не то с мольбой. Она смотрела на него — и к ее взгляду возвращалась ясность. — Все хорошо, — выдохнула она так же бойко и поспешно, как совсем недавно на ухо мальчику Бенни, пытаясь успокоить его. Он здесь, с ней. Значит, все и впрямь хорошо. Больше им ничего не грозит. И ничто отныне не разлучит их. У Рей уже не было сил думать о будущем, беспокоиться за судьбу целого мира. Она была во власти чувств, сиюминутных ощущений; все, что ее сейчас интересовало, — это то, что любимый рядом, и что им обоим приятно и спокойно. И она готова была перевернуть целую Вселенную с ног на голову, лишь бы подольше продлить это мгновение безмятежности. — Все хорошо… — повторила она, словно во сне. И провела слабеющей рукой по его щеке. Нет, не все хорошо. Бен чувствовал, что с нею происходит что-то неправильное. Что-то, чего он сам до конца не понимал. Рей отдалялась, уходила от него. Не так, как уходят в посмертие, нет. Ее дух не растворялся в Силе, он становился Силой. Сердце бури бесконтрольно забирало то, что принадлежит ему. Оно забирало Рей, унося ее к неизвестным далям бытия. Ее тело таяло, преображаясь в чистую энергию. Поначалу Бен не верил глазам, упрямо надеясь, что все это — не более чем игра его воспаленного воображения. Но вот, прошло мгновение-другое, и он при всем желании уже не мог отрицать, что кожа ее плеча под его рукой становилась прозрачной. Наконец и Рей поняла, что с нею происходит. С точки зрения Бена исчезала она, но с ее собственной точки зрения это он исчезал и растворялся. Погружался в черноту вместе с остальным миром. — Бен… — слабо позвала она, словно умоляя удержать ее. До сих пор происходящее вовсе ее не пугало. Но теперь, когда лицо любимого было прямо перед нею, она впервые осознала, что если сейчас бросит все и унесется вместе с бурей, то больше никогда его не увидит. Не увидит своих детей… Стоило ему услыхать ее растерянный, жалобный голос, как все его существо затрепетало. Преодолевая слабость, Бен крепко прижал ее к себе. — Не бойся… — Из его глаз покатились слезы. — Я здесь, Рей. Я буду тебя держать. И ты держись за меня, вот так… — Он взял ее руку. Его пальцы переплелись с ее пальцами. — Я знаю, ты сильнее всех. Если бы будешь держаться, никто не заберет тебя… Он не говорил, а бессвязно бубнил, сам не вслушиваясь в собственные слова. Из последних сил он сжимал в руках хрупкое тело, ограждая его от неведомого зла, и чувствовал, как горло точно сжимает призрачной рукой. Рей смотрела ему в глаза — и все мыслимые слова любви меркли перед этим взглядом, полным теплоты и отчаяния. Наконец, пройдя все преграды, победив всех врагов, выстрадав, вырыдав свое счастье, они — две части одного целого, разделенные по воле судьбы, — вновь могли быть вместе. Снова получили право прикоснуться друг к другу. Но лишь на миг. Их время угасало… — Наши дети Бен… — почти беззвучно, на выдохе, пролепетала Рей. Она все меньше видела и слышала из того, что происходило вокруг. Даже голос ее любимого с каждой секундой звучал все тише, словно отдаляясь. Реальность переставала существовать для нее. Ей оставалось не больше нескольких секунд. Однако она еще не успела сказать Бену самого главного. — … наши дети… они на Набу. Поначалу он принял ее слова за что-то вроде предсмертного бреда. — Дети? Какие дети? Он не мог и предположить то, о чем она говорила. В его представлении существовал только один ребенок, да и тот был лишь крохотным слепком, лишь зачатком будущего человека. — Мальчик и девочка. Маленькие Люк и Лея, — Рей усмехнулась собственной шутке. Теперь Бен убедился еще больше, что она бредит. Быть может, она сейчас видит в нем Вейдера и сама кажется себе Падме, его бедной бабушкой? Однако в ее глазах было что-то, что заставляло прислушаться к этим странным словам. Какая-то невероятная серьезность, убежденность. Бен видел это. Он, не спускавший взгляда с ее лица, ловивший малейшие изменения в ее чертах, не мог не заметить эту особую твердость и не проникнуться ею. Прозрение наступало постепенно. Мало-помалу он пытался взять себя в руки и начать мыслить здраво. Рей… ведь она изменилась! Теперь, глядя на нее трезвым взглядом, он заметил отросшие волосы с легкой проседью. Заметил слабые морщинки вокруг глаз — память о бессонных ночах, когда Рей, стоило ей успокоить одного из близнецов, тут же была вынуждена брать на руки второго. Сглотнув, Бен робко поглядел ниже — и наконец все понял. Нагота ее тела не скрывала ничего. Он увидел глубокий шрам, пересекающий низ живота, — шрам от операции, которая помогла ее детям появиться на свет, но лишила Рей возможности рожать. Он побледнел. Его руки затряслись. Горло свело судорогой. — Сколько… сколько времени меня не было?.. — выдавил он, задыхаясь. И, не дождавшись ответа, зашелся глухим рыданием. Только сейчас до него дошло, что он провел в забытьи, подвластный чарам Галлиуса Рэкса, не несколько часов, даже не несколько дней — а годы. И все это время Рей была одна. Под гнетом Сердца бури. И с двумя маленькими детьми. О Сила… как же он подвел ее! Рей не ответила — она уже не могла говорить. Ее лицо, ее руки — все ее тело стало совсем прозрачным. И только желтые глаза продолжали сверкать. В последний раз она слабо вздохнула — это был вздох, полный одновременно счастья и горечи. Она не боялась уходить. Единственное, о чем она жалела, что приходится покидать Бена и детей — и о том, что она не может взять их с собой. Бен приник к ней еще плотнее — но оказалось, что он держит пустоту. Рей исчезла. Не живая и не мертвая, она ушла в Силу. Отныне она была повсюду. И нигде. Она стала чем-то несравненно большим, чем человек. Буря все расходилась. То тут, то там лес озаряли силовые вспышки. Листва ошалело колыхалась, иногда обнажая осколки помрачневшего неба. Бен не заплакал. Он лежал, устремив ввысь пустой и страшный взгляд. Когда ему в глаза ударил свет посадочных огней, он не заметил этого. Отрешенный от всего, он продолжал гладить воздух — так, словно еще чувствовал здесь, под своими руками, дорогое сердцу существо. Вскоре неподалеку приземлился хорошо знакомый шаттл типа «Ипсилон». А еще спустя несколько минут до его слуха донеслись приближающиеся людские голоса. Это был тот самый спасательный отряд, который отправился на выручку Верховному лидеру. «Черная звезда» успела послать сигнал бедствия, но поскольку пилот гибнущего истребителя не имел привычки носить в одежде страховочный маячок, команде «Ипсилона» потребовалось время, чтобы его найти. Из-за погрешностей в работе приборов «Ипсилон» потерял связь с «Финализатором» и не услышал приказа отходить. Когда экипаж все же распознал приближение бури, и было принято решение прекратить поиски, оказалось, что время упущено. Энергетические потоки складывались в воронку, мешая нормальной работе приборов. Шаттлу повезло оказаться в центре воронки, на небольшом островке безопасности, но выбраться отсюда корабль уже не мог. Все, что оставалось находящимся на борту людям, это посадить корабль где-то посреди леса, дожидаясь, когда буря стихнет — хотя это ожидание и могло окончиться плачевно. Известно, что энергошторма могут бушевать несколько минут или несколько дней, а то и вовсе целые десятилетия. Несколько человек покинули шаттл, прихватив приборы для измерения активности энергетических вспышек. Именно тогда, к собственной неожиданности, они и наткнулись на того, кого искали. Кто-то узнал одежду, лежавшую поодаль. Другой поднял с земли остатки светового меча — то был меч Рей, пострадавший в бою. Но несведущий вряд ли почувствует разницу. Вызвали медиков. Не меньше десятка человек окружили Бена Соло. Кто-то набросил на него плотное шерстяное одеяло. Однако тот по-прежнему как будто не чувствовал ничего. Все его тело одеревенело, как у покойника. Руки и ноги не гнулись. Он не мог идти, так что спасателям пришлось самим отнести его в шаттл. Внутри было светло и людно. Члены экипажа сновали туда-сюда, беспокойно перекрикиваясь друг с другом. Где-то над головой слышались завывания аварийной сирены… Оживление, царящее кругом, немного привело спасенного в чувство. Как будто неведомые силы вдруг схватили его и заставили возвратиться к жизни. В один момент раздражение, злость, неверие, боль накатили на него волной — но по крайней мере, теперь он чувствовал хоть что-то. Им уже не владело тупое оцепенение. Он ошалело огляделся, щуря глаза от яркого света. Затем несмело прошептал про себя имя Рей, словно наконец признавая жестокую истину, и обхватил голову руками. Где-то в дальнем конце коридора раздавались голоса пилотов, на все лады клянущих треклятый энерговихрь. В этот момент что-то заставило Бена оторвать ладони от лица. По-прежнему слабо подрагивая и зябко кутаясь в одеяло, он протиснулся в рубку. Оказавшись внутри, он не произнес ни слова. Просто прикрыл глаза и попытался сконцентрироваться, вчувствоваться в Силу. Трудно сказать, какое внутреннее чутье вело его в эту минуту. Просто что-то неуклонно подсказывало ему, как следует поступить. «Рей, — словно со стороны он услыхал собственный мысленный голос. — Пропусти нас, Рей…» К его удивлению, Сила отозвалась слабой рябью. Буря не утихла. Но сейчас волны энергии летели прямо перед ними, постепенно образовывая небольшой «коридор», через который судно могло уйти на орбиту. — Репульсорные двигатели на полную, — коротко распорядился Бен недоумевающим членам летной команды. Спорить или задавать вопросы никто не собирался — для этого не было времени. Через пару минут Бен распознал по дрожанию корпуса, что корабль оторвался от земли. … Когда «Ипсилон» покинул атмосферу Маластара, стало ясно, что «Финализатор» успел нырнуть в гиперпространство. Связи с ним не было. — Куда летим? — осведомился навигатор, готовясь ввести координаты для прыжка. Бен не сразу понял, что этот вопрос адресован именно ему. И догадался только когда кто-то, наклонившись к самому его лицу, повторил вопрос: — Будут приказания, куда лететь, Верховный лидер?