Конец - всегда начало

P.O.V. Рихард 12:50. Я стоял на противоположной улице от Hansa Studiotone, откуда хорошо можно было наблюдать за приходившими туда работниками и быть незамеченным. Но в это момент мозг метался в панике, отплясывая с сердцем на пару чечетку, и отказываясь выполнять свою работу. Что я скажу?! Какой будет их реакция?! – этого я боялся больше всего. Нужно было взять Ибби, чтобы перед входом в зал она дала мне хорошего пинка, заставив забыть обо всех страхах. 12:55, а я еще никого не увидел. Однако, через минуту к дверям здания подошли трое, в которых я узнал Пауля, Шнайдера и Флаке. Мне не верилось, что это они, даже на мгновение захотелось ошибиться, но я узнал Пауля по его пружинистой походке. Выражения их лиц говорили о далекой пропасти между каждым из них, однако что-то теплое и расслабленное сквозило в их взгляде, движении. Мгновение, и троица исчезла за стеклянными дверями. Я выдохнул, но от картины, как я стою, объясняюсь перед ними, смотря на лица, полные ненависти, ужаса и равнодушия вперемешку, меня чуть не стошнило. Руки совсем не слушались, так что я не заметил, как стоял, держа их в кармане и время от времени мял какую-то бумагу. Обратив на это внимание, я извлек из кармана фотокарточку, на которой была запечатлена Ибби. Она запрокинула голову с закрытыми глазами, и подставила улыбающееся лицо под лучи солнца. Боливия. «Просто сделай это сейчас» - я вспомнил, как всегда её бодрый голос. «Легко тебе говорить» - в ответ подумал я и отвел взгляд от фотографии к зданию студии. Тут мое сердце вновь прекратило биться, потому что я увидел Тилля и Оливера, заходивших внутрь. Боже, так вот что значит «точка невозврата»? Обратно пути нет? Я будто сидел и ждал ответа, а затем посмотрел на часы – 13:01. Походу нет. У меня не проходило ощущение, что у меня сто ног, и все они мешают мне ходить – настолько сильно они не слушались. Так же меня удивило, что меня не сбила машина, пока я переходил дорогу, возможно я и хотел этого, но сегодня похоже, что весь мир был за то, чтобы я раскрыл правду. В студии было несколько залов, так что минуту я стоял в ступоре, догадываясь, в каком из них могли находиться ребята. Было тихо, входная дверь будто отрезала меня от внешнего мира. До меня донеслись приглушенные голоса, которые я сразу узнал. Я подкрался к двери, откуда они доносились и прислушался, однако разобрать ничего не мог из-за оглушительных ударов сердца, набатом отзывавшихся в голове. Не соображая, что делаю, я открыл дверь нараспашку и вошел в зал. Голоса умолкли и в воздухе повисла звенящая тишина. Лиц, окружавших меня я не видел, а смотрел куда-то в угол комнаты, где, казалось бы мог таиться тот судья, перед которым я предстал. Сделав усилие над собой, я перевел взгляд с одного лица, на другое, которое исказила гримаса страха. - КАКОГО ЧЕРТА?! Я НЕ ОДИН ЭТО ВИЖУ?!?!? – первым подал голос Шнайдер, скорее походивший на истерический вопль. Я понимал, что пока не началась настоящая паника, нужно было что-то предпринять, что-то сказать. - Это была инсценировка! – вырвалось из груди. В воздухе вновь воцарилась тишина, которой я воспользовался чтобы продолжить – Все это время… я… был жив… обманывая весь мир… обманывая вас… К страху на лице каждого добавилось отчаяние, отказ верить услышанному, злость и ярость. Я чувствовал, как обстановка накаляется, как они начинают понимать смысл сказанного. Их безмолвствие сказало больше, чем если бы они кричали и возмущались, хотя мне было бы это легче перенести. Флаке спрятал лицо в ладонях и откинулся на спинку кресла, его плечи стали судорожно трястись, но от смеха или от плача – я понять не мог. Взгляд Тилля частыми рывками бегал по предметам комнаты, стараясь на останавливаться на мне. Пауль качался из стороны в сторону, потирая кулаки, а затем подошел ко мне вплотную, посмотрел в глаза и с кривой, презрительной усмешкой выдал: - И что? На это я не знал, что ответить, но он избавил меня от этой надобности, и со всей силы, на которую был способен, размахнулся и ударил меня в челюсть. Резкая боль появилась вместе со вкусом крови во рту, я вновь повернул голову к Паулю, но уже не смотрел на него. - Чего ты теперь от нас хочешь?! – заорал он мне прямо в ухо. – Ты святым что ли стал?! Нам молиться на тебя?! – еще один удар пришелся в живот, от чего я согнулся пополам, выдавив из себя только приглушенный вздох. – Слушайте, он реально живой! Спорим, он опять думал только о себе?! Эгоист проклятый! Ты серьезно сейчас намерен в группу вернуться, где опять будут твоим желаниям и прихотям потакать?! А вот это не хочешь?!?! – новый удар с новой силой настиг меня, когда я поднял лицо и посмотрел на багровое лицо друга. - Пауль, - Оливер тихим, но властным тоном обратился к гитаристу, - сядь. Я вытирал футболкой сочившуюся из носа кровь, переводя дух. Взгляд Пауля, полный несправедливости и злобы, метал молнии. Неожиданно для себя я отметил, что чувствую странное спокойствие. Возможно, если бы Пауль не сорвался на меня, я продолжал бы трястись, как осиновый лист, не зная, чего ждать. - Почему? Пусть продолжает, это ведь справедливо, - я осмелился подлить масла в огонь. Теперь его взгляд был устремлен на меня, но вместе ярости я увидел слабый блеск обиды и несправедливости, что нанесло мне удар похлеще кулаков. Казалось, все те страдания, которые он перенес за этот год, он пытался приоткрыть мне. Это было ошибкой – то, что я сделал было ошибкой в который раз подумал я. Признание всплыло так легко, что сначала не поверилось. Я посмотрел на остальных. Общее настроение нагнетало. - Почему? – спросил Тилль. - Я боялся… - от боли в челюсти было трудно говорить. – Боялся, что мы распадемся, что надоест музыка… мне не хотелось видеть «заката» нашего творчества… Я слишком дорожил им. - Ты дорожил прошлым, не думал о настоящем, - с горечью перебил Оливер. - Я хотел убежать от всего этого, но от себя убежать так и не смог. Музыка дорога мне, кем бы мне ни пришлось притворяться. - Ты жалеешь? – Флаке взглянул суровым, проницательным взглядом. - Об обмане, о сделанном – да, но о том, что произошло за это время – ни сколько. Вновь тишина захватила зал в свою власть, а присутствующие в нем замерли будто те самые каменные изваяния из моего сна. На меня уставилось пять пар глаз, спрашивающих и недоумевающих, обиженных и злых, выражающих отвращение и равнодушие одновременно. - Чего ты хочешь сейчас? – устало спросил Оливер. - Я понимаю, что не будет, как прежде, это нельзя забыть… Но я прошу шанса. - Знаете, что? Я устал от этого, я ничего не хочу слышать, - Пауль вскинул руки. – Знаешь, чего стоило мне прийти в себя после твоей выходки? Ты не просто нарушил сейчас мое равновесие, ты выбил почву у меня из-под ног! Решил, что мы с распростертыми объятиями кинемся к тебе? Подонок! Я не подписывался на это! – покончив с тирадой, Пауль покинул комнату, громко хлопнув дверью. - Он прав, - выдавил Флаке. Я медленно опустился на диван напротив оставшихся четверых. - Ты мог бы поступить по другому, мог бы все рассказать, но не сделал этого. Теперь пожинай плоды, - добавил Шнайдер. - Нам всем нужно время чтобы смириться… точнее уже принять твой поступок, Рихард, - глядя на меня в упор, произнес Тилль. Я судорожно закивал головой, в которой не было никаких мыслей, эмоций – пустота. Наблюдая за тем, как один за другим они поднимаются и уходят, мне захотелось преградить им путь, не отпускать, пока мы не вернемся к тому времени, когда все было как раньше. Но понимание того, что это ничего не исправит, заставило меня сидеть на месте, не шелохнувшись. Я просидел в том зале несколько часов, прокручивая в голове нашу встречу, и перед глазами постоянно всплывало яростное лицо Пауля, выражавшее эмоции за всех остальных, сидевших на фоне. Я потер ранку на носу и усмехнулся. «Ты сделал, то, что должен был» - хотя это чувство некоторой облегченности не освобождало меня от вины. Мы все еще были связаны, я чувствовал это, хоть и не мог представить, какими будут наши отношения дальше, я решил взять на себя за это ответственность и добиться их расположения вновь. Но время действительно должно пройти. «Однако, ты сделал, все, что смог», - я подумал, что еще могло от меня зависеть, но понял, что следующий ход за ними. * * Все хорошо? Неужели все могло так произойти? Действительно ли все позади? Эти мысли меня посетили в один из дней, когда мы собрались вшестером в студии, чтобы стряхнуть пыль с гитар, барабанов и черно-белых, прямо как наша жизнь, клавиш синтезатора и вновь вспомнить, что значит быть одним целым. Полгода назад я не осмеливался представить такую картину, но постепенно вера крепла, встречи становились чаще, а напряжение слабело. Я видел, что последнее дается всем нам с трудом, но в упор не замечал этого, как и порой беспричинно изумленных обращенных на меня взглядов. На это я лишь улыбался, но ощущение притупленности оставалось. Встреча за встречей по кирпичикам, мы упорно выстраивали заново то, что было разрушено мной в один миг. Как всегда, не обходилось без ссор, разногласий, но каждый понимал, что таким образом воз с места не сдвинется, так что мы использовали наш старый метод решения конфликтов – разговоры. Почему и в тот раз, когда я пришел к тому переломному решению, я не прибегнул к нему опять? Мне не хотелось копаться в вариантах оправданий, но и о сделанном я не жалел. В любом случае это был долгий путь, который до сих пор продолжается. Мы сидим в репетиционном зале, настраиваем «железо», параллельно перекидываясь советами и шутками, под распевания Тилля. На его такой же не утративший силы голос отзывается каждая клетка моей души, формируя теплый клубок счастья. Это счастье я не только чувствовал, но и держал в руках в форме прохладного грифа гитары, перебирая пальцами по струнам, которые помнили каждый аккорд. Она символизировала дело всей моей жизни, от которого я получаю это счастье. - Рихард! Заснул что ли? – похохатывая спросил Пауль, толкая меня плечом. - Знаешь, до сих пор так думаю, - я пожал плечами и встал рядом с ним. Мы решили разогреться на песне «Fuer Frei». Волновался и вместе с тем я предвкушал, как будто собирался выступать впервые. Моя партия начиналась сразу после нескольких ударов барабанов. С первыми звуками я почувствовал этот драйв разжегший меня изнутри, отчего тут перехватило дыхание, будто сгорел весь кислород под действием слов песни. Остальные испытывали то же самое, выплескивали эмоции, со всей силы ударяя по барабанам, качаясь под ритм из стороны в сторону, и рыча в микрофон до оглушающих помех. Казалось, что существует только эта комната, которая вот-вот взорвется от переполняющих звуков. Как же я удивился, когда спустя три часа до меня донеслись отдаленные звуки города. Этот день был одним из тех моментов, давший понять, что мы двигаемся в верном направлении. - Пару месяцев назад не представлял, что буду чувствовать себя так, как сегодня, - с сияющими глазами произнес Кристоф. - Я тоже, - улыбаясь добавил Оливер. Кто-то согласно кивнул. Расходиться не хотелось, но у Пауля сегодня была первая выставка фотографий, на которую мы просто обязаны были явиться. - Знаю я человека, который так же любит щелкать все, что попадает в объектив, - выходя на шумную улицу, сказал я ему. - Правда? – он удивленно поднял брови. - Да, как-нибудь познакомлю вас. - Было бы интересно. Пауль еще раз напомнил время и место проведения выставки, погрозил нам пальцем, развернулся и зашагал по тротуару. По возвращении в квартиру в почтовой ячейке я обнаружил посылку, обратным адресом которой была Мальта. На следующий день, после той знаменательной встречи, я написал Ибби с новостью о совершенном. Так и завязалась наша переписка. В комнате я разорвал обертку и с удивлением выдохнул. Через сорванную бумагу зияла зеленая обложка альбома, который Ибби вела все наше путешествие. Не торопясь, с особым трепетом, я достал его и некоторое время не решался открыть. На форзаце я обнаружил очередное письмо. «Этот альбом все равно предназначался тебе. Не могла отдать в аэропорту, ведь он еще был не закончен. Знаешь, я была уверена, что они простят тебя, иначе и они не смогли бы так просто жить с этим фактом. Так что я безумно рада за тебя! А еще советую купить тебе современный телефон, чтобы мы могли с тобой нормально общаться, все-таки не девятнадцатый век. У меня все хорошо, тоже вошла в колею после затянувшегося отдыха после «отпуска». Кстати, помнишь Виктора из Вьетнама? Мы с ним общаемся уже несколько месяцев. Только не закатывай глаза, он очень интересен как личность. А возможно и не только как личность. Обязательно дам знать, не переживай! Пока это все мои новости. Расскажи, как проходит твое общение с ребятами. Но для начала прими мой совет на счет телефона к вниманию. На обратной стороне я написала свой номер. Ибби». Даже через расстояние я почувствовал эту напутствующую и немного задиристую интонацию Ибби. Но нежданный подарок окончательно сделал мой день. Я стал перелистывать страницы, пестрившие наклейками, вырезками и надписями вокруг фотографий, вспоминая каждый момент и день, который привел меня к тому самому решению. Улыбка сама по себе появилась на лице, когда я смотрел на красивые снимки и глупые рожи на них. Я будто вновь оказался там, в Катманду, Вьетнаме, Японии. Без Ибби это путешествие могло бы пойти мне только во вред, я не знал, до чего дошел бы. Она помогла мне понять, что от себя не убежать, кем бы ни притворялся, и как бы ни менял внешность. Последняя страница к моему удивлению оказалась пустой, только внизу была надпись карандашом: «Последняя фотография за тобой». Очень символично. Я усмехнулся про себя, минут пять таращась на пустой лист, а потом ринулся к одному из не распакованных с момента переезда ящиков с атрибутикой нашей группы, и стал рыться, пока не наткнулся на несколько фотографий двухлетней давности. Рассмотрев каждую, я нашел ту, на которой были все шестеро участников «Rammstein» и аккуратно вклеил найденным в ящике стола клеем. Под фотографией я аккуратно вывел: «Все только начинается».