Hers (Lauren g!p)

POV Камила От воды перестал исходить пар. Руки Лорен были в моих волосах, её длинные пальцы двигались медленно, осторожно. Она промыла мои волосы горячей водой, и все мысли, которые дрейфовали у меня в голове, медленно смылись с остатками шампуня. Моё самоубийство. Это казалось вечностью. Сколько времени прошло? Семь лет? Я солгала Лорен. Конечно, мой отчим был ужасен ко мне. Иногда он избивал меня и мою мать. Но оцепенение начало проникать в мое тело задолго до этого. Первой эмоцией, которая пропала было — счастье. Однажды оно спряталось, и я думала, что оно вернется, но нет. Одно время я искала его, и однажды я перестала искать. Я забыла, на что это похоже, или почему я искала его в первую очередь. Затем я перестала чувствовать печаль. Ни печали, ни разочарования. Когда случались плохие вещи, я должна была заставлять себя хмуриться, как будто мне не было всё равно на то, проиграла ли наша бейсбольная команда или умер персонаж в кино. Мне было все равно на мои падающие оценки. Гнев был последним, и я цеплялась за него некоторое время, крича на мою маму за ошибки моего отчима. Потом даже гнев ушел, и я осталась наедине с единственным барьером в своем мозгу, который не позволял мне ничего чувствовать. Когда-то я читала, что некоторые люди не могут чувствовать боль на коже. Они трогают горячую плиту и даже не замечают. Это было также, только со всем. Но это не значит, что чувства ушли. Они не ушли. Они были так глубоко похоронены во мне, что я даже не хотела думать о том, что случится, если они вернутся. Горе и счастье — оба были погружены в ткани моего тела. Прячась за слоями моей кожи, невидимо. Как пустая коробка, обёрнутая и помещённая под ёлку, чтобы подразнить. Снимите с меня обёртку, и вы увидите, что ничего не осталось. Теперь рука Лорен двигалась вниз по моей шее, мочалка мыла каждый дюйм моей кожи. Здесь, в ловушке этого дома, в ловушке этой ванны, мне не о чем было думать, кроме ощущения её рук по моему телу. Я не беспокоилась о работе и о том, чтобы расплатиться со своими счетами. Единственное, о чем думал мой мозг, это она. И ох, прости, Господи, это было так хорошо. Была ли она злой? Поистине злой? Была ли она хорошей, утверждая, что убивает плохих мужчин? Я не знала, и моему телу было всё равно. Её рука скользнула вниз к моей груди, и я издала небольшой вздох, когда мочалка задела мой сосок. Лорен наклонилась вперёд. Я чувствовала, как она дышит мне в ухо, и её темные волосы частично отражались в ряби воды. Она она ничего не сказала. Нет, она ничего не сказала, но её руки говорили всё. Когда она взяла мочалку в другую руку, её пальцы сжали мою грудь, скользя взад-вперёд, позволяя весу качаться по воде. Затем её большой палец поднялся вверх, вырисовывая круги на моём и так уже твердом соске. Она знала, что я чувствую. Она должна была знать. Мое дыхание было прерывистым, она делала это раньше, на столе. Теперь, однако, она была более нежной, её движения были, как легкий ветерок на моей коже. Она зачерпнула в другую руку воды и прижала её к моей ключице, где серебряные сердца лежали на моей коже, позволяя горячей воде медленно капать вниз. Раньше я сопротивлялась ей. Боролась с ремнями, которые меня удерживали. Теперь меня не удерживало ничего, и тем не менее я не сопротивлялась. Что я могла сделать? Спросите вы. Вы можете простить меня за то, что я сдалась. Я ничего не могла сделать, не совсем. Но правда в том, что я потратила последние силы воли в нашем разговоре, и я больше не хотела драться. Нет, я не хотела бороться с этим. Ни тогда, когда мочалка гладила мой сосок так медленно, ни тогда, когда она слегка сжала мою грудь и заставила меня стонать. Желание, от которого я еще не избавилась, возрастало между моих ног, усиливаясь в горячей воде. При звуке моего стона она уткнулась носом в мою голову, прижавшись губами к моему уху. Ее рука пересекла мою грудь, и она крепко держала меня, пока целовала меня в шею чуть ниже моего уха и снова заставила меня стонать. Я таяла в этой ванне, таяла под её руками и теплом её дыхания на моей коже. Она поцеловала меня снова, и ее язык изогнулся, лаская нижнюю часть моей мочки, скользя горячим и мокрым языком по ней, пока, наконец, она не обхватила губы вокруг мочки и не стала посасывать её, её язык все еще дразнил плоть между ее губ. - Оооох. В моем сознании я уже находила оправдания, конструировала историю, которую я расскажу миру, как только сбегу. "Я сделала это, чтобы она доверяла мне, - сказала бы я. Мне хотелось обманом заставить её думать, что она мне нравится. Это будет хорошая история, и, может быть, я смогу в это поверить позже. Если бы я должна была предстать перед Богом, я бы не смогла лгать — я хотела её так сильно, хотела, чтобы её язык был больше, чем просто на моём ухе. Я хотела её внутрь себя, эту убийцу, эту похитительницу, этого монстра. Я хотела все, что она могла мне предложить. Это, тоже, о чём я бы солгала: когда её рука скользнула между моих бедер, я раздвинула ноги, чтобы дать ей доступ, я выгнула спину и снова застонала, когда её пальцы скользнули вниз, изогнувшись, прижимаясь к месту, где мне необходимо было освобождение. Напряжение колотилось в моих нервах, когда её губы скользнули вниз к моей ключице, облизывая, посасывая; дыхание было горячим и холодным на моей шее. Два её пальца скользнули в мое тело, и я захныкала, когда она позволила своим зубам впиться мне в плечо, её губы были мягкими, вкусными и грешными, ох ,такими грешными. Она застонала вместе со мной, когда её пальцы толкнулись глубже. Её дыхание было таким же, как моё. Это был мой выбор, поцеловать эту женщину и он был неправильным, и желание, которое она посылала по моему телу, когда кончики её пальцев прижались ко мне, желание, которое возрастало и возрастало, ни когда не лопаясь, нет, каждый раз, когда я была близка, она отступала, и я извивалась в её руках, без возможности найти освобождение - было наказанием. Она поцеловала меня в челюсть, когда её пальцы двигались во мне, давление внутри меня росло и росло, как будто тепло расширяло воздух в воздушном шаре. Я была на пределе, мои нервы вибрировали из-за желания. Боже, я никогда не допущу этого позже, но желанию, которое разрывало на меня, было всё равно на женщину, которая заставила меня хотеть её, было всё равно на её невиновность или вину. Оно хотело освобождения. Мои бедра прижались к её руке, разбрызгивая воду по краям ванны. Внезапно, она отошла. Я ахнула, когда она отдёрнула руку, одну секунду её пальцы были здесь, другую — нет, и моё тело стало таким пустым, таким открытым. Я схватила её за руку, но она уже вытиралась. - Что... Почему... - пробормотала я. Она пристально посмотрела на меня, и мои возражения застыли в моем горле. Кто я, чтобы просить её об удовлетворении? Чувство вины затопило моё тело, и мои щёки стали горячими, горячее, чем вода в ванной, которая уже остывала. Мы долго находились в ванной комнате, и пена от шампуня уже была поглощена водой в ванне. - Почему ты сделала это? - спросила она. - Что? - Почему ты пыталась убить себя? Она уже получила от меня ответ, но, видимо это был не тот ответ, который она хотела. - Почему тебя это волнует? - Я привыкла, что люди умоляют меня позволить им жить. Это интересно видеть, что ты двигаешься в другую сторону. Ты хочешь умереть. - Нет, - сказала я. Слёзы наполнили мои глаза — больше из-за желания, всё еще терзающего моё тело, чем от каких-либо эмоциях. Я нуждалась в освобождении, и я не собираюсь получить его, и чёрт меня возьми, если я буду умолять её. - Уже нет. - Что поменялось, Котёнок? - её голос был мягким, сочувствующим, и если бы я не знала чем она была, я бы полюбила её, даже когда я ненавидела её за то, что она доводила меня до края и оставляла там. - Смерть не улучшила бы моё положение, - горько сказала я, - Я решила остаться в живых. Я собиралась покинуть семью. Я собиралась поступить в колледж. Получить хорошую работу. Хорошую жизнь. Конечно, это было до того, как серийная убийца заперла меня в своём подвале и пытала меня. - Вряд ли пытала. Ты мне льстишь. Я уставилась на неё, открыв рот. - Ты связала меня... - И что? Довела тебя близко к лучшему оргазму, который у тебя когда-либо был? Ох, какая пытка. Я не дала тебе закончить? А теперь идём, Котёнок. Не соблазняй меня показать тебе, что такое настоящая пытка. Я сжала свой рот. Я не сомневалась, что она умела пытать. Она пытала того мужчину несколько дней, до того как убила его. Мое сознание снова увидело тело на столе, плоть, и желчь в моём горле. Как я могла позволить этому монстру так меня трогать? - Ты не будешь пытаться убить себя еще раз, не так ли? - Может быть, - выстрелила я в ответ. - Как долго ты собираешься держать меня пленником здесь? - Ты не пленник, ты нарушитель моей собственности. Ты упала в яму в лесу. Ты, наверное, никогда не выберешься. Это не плохо. Это просто жизнь. - Жизнь в клетке — не жизнь. - Ты путаешь свои метафоры, Котёнок. - Я не твой котёнок, - выплюнула я, - Ты можешь наряжать меня, кормить и мыть меня, как будто я твой питомец, но я никогда им не буду. Она протянула мне полотенце, я схватила его и быстро обернула вокруг своего тела. Боль между моих бёдер заставила мои ноги дрожать, когда я стояла. Она усмехнулась. - Хорошо, что твои запястья больше не болят, Котёнок. - Почему? - Мы не вернемся в подвал. POV Лорен Она быстро вытерлась, и затем завязала полотенце под подмышкой. Ее тело было чудесным, с изгибами под махровой тканью. Я облизала свои губы, когда подумала о том, какой она будет на вкус. - Ты собираешься убить меня? - спросила она. Её голос дрожал, но в ней еще был намёк на желание, как бы она не пыталась его скрыть. - Ты всё время спрашиваешь у меня это. Разве это важно? - Конечно, это важно, - ответила она. - Все это время в ванной ты говорила о том, что жизнь не имеет смысла, какая она скучная. Она закусила губу. О боже. Я хочу укусить её за губу. Я должна поцеловать её прямо здесь. - Я не хочу умирать. - А я не хочу убивать тебя, Котёнок, - сказала я, дружелюбно улыбаясь. - Веди себя хорошо, и мне не придётся этого делать.