***
1293 год, Шотландия Запрокидывая голову назад, она выгибается в спине так сильно, что у обычного человека хрустнул бы позвоночник. Но нет, с ней такой номер не пройдет. Её накрывает дикой, животной волной наслаждения, стирающей сознание, пока колени сильнее сжимаются вокруг темноволосой головы между её бедрами. Эти губы и язык, эти пальцы, умело скользящие внутрь, который раз доводят до исступления, заставляют рвать когтями простыни и до крови прокусывать ладонь, заглушающую крики и стоны. Никто не должен знать об этой слабости, об этой ужасной порочной связи. Грязной. Противоестественной. Запретной. – Глубже! – Повелевающий стон всё-таки вырывается у неё непроизвольно, жадно. И восхитительный язык скользит внутрь резкими глубокими толчками, а ладони с такими же острыми когтями впиваются в бедра, буквально толкая их навстречу рту. Как же она Её ненавидит: с детства, всей душой. Ненавидит за свою собственную слабость, за тягу к этому “животному”. За невиданную среди её расы красоту и бесстрашие. За силу и ум, столь острый, что мог бы принадлежать ученому. Столько лет... Эти глаза, цвета молодой травы на бескрайних полях, вечно наблюдающие со стороны с пытливостью и пониманием, взгляд которых достает до сердца. Молчаливая, послушная, но неукротимая до последнего. Выжидающая, всегда готовая атаковать. Её боялись некоторые мужчины-сородичи, и всё, что останавливало эту смуглую стройную шатенку – ошейник с острейшими металлическими шипами, направленными внутрь, ей в шею. Ключами от таких ошейников всегда владели лишь хозяева, владельцы, рабы же были столь бесправны, как скот в стойле. – Да... быстрее. Быстрее! – И она снова подчиняется, беспрекословно, без возражений и немедля. Меняет позу так, чтобы доставить своей принцессе ещё более острое наслаждение. Как же она её ненавидит. Всем сердцем, которое бьется в два раза медленнее, чем у любых других существ на земле. За каждый оргазм, в котором не может себе отказать именно с ней. За то, как тело реагирует на первобытные ласки именно этих рук. И запах её крови... Всевышние боги, от него кружится голова и плывет перед глазами. И с каждым разом отказать себе в страстном желании прокусить нежную кожу и добраться до вены становится лишь труднее... Как мучает жажда в это сокровенное мгновение бескрайнего удовольствия, взгляд приковывает магнитом к шее, окольцованной страшной удавкой, лишающей способности превращаться. Спутанные светлые волосы хаотично разметались по подушке, глаза полуприкрыты, чтобы спрятать этот вездесущий голод. Нагое тело совершенно не слушается и всё, что она сейчас может – лежать, тяжело дыша, стараясь вновь обрести душевное равновесие. Кажется, сердце бьется в сумасшедшем ритме, хотя на самом деле, наоборот, пропускает удары. Неконтролируемая дрожь никак не прекращается и клыки ломит от желания вонзиться в ключицу поднимающейся на ноги служанки. Зеленые глаза сейчас просто малахитового оттенка, самодовольные, высокомерные, довольные. И совершенно бесстыжие. О да, она отлично знает, какой эффект оказывает на свою госпожу, знает, что именно за это её люто ненавидят. И наслаждается каждой секундой этой чудесной пытки, когда владеют не ею, а она подчиняет себе саму принцессу, будущую наследницу клана. Юную, эгоцентричную, избалованную и жестокую. Мечту всех мужчин, объект зависти всех женщин. Всех, кроме Лексы Вульфхарт, рожденной в неволе, но воспитанной в традициях шотландских горцев. – Убирайся. Вон. Проваливай, – шипит принцесса, заметив ненавистный взгляд. Рабыня ухмыляется уголком губ и приподнимает брови. – Что, третьего захода сегодня не будет? Госпожа не в духе? – Девушка неспешно накидывает на себя простое хлопковое платье, крестьянское, и застегивает кожаный пояс, подаренный отцом на совершеннолетие. – Ты! – Хозяйка вмиг оказывается рядом, пользуясь своей способностью к сверх быстрому перемещению. Сжав горло служанки в цепкой ладони, она выпускает когти, проливая кровь, желая причинить боль. Глаза в глаза – злость, вызов, ненависть и страсть. Ни одна не уступит. – Как ты смеешь? Рабыня лишь закусывает нижнюю губу, не переставая ухмыляться, зная, что всё это пустые угрозы. Рука на её шее сжимается сильнее, но после шипов ошейника уже давно не страшно... Лекса наматывает копну золотистых волос на кулак и запрокидывает её голову так, чтобы прижаться губами к шее, прикусить, пройтись языком. Вторая рука быстро опускается к центру нагого тела напротив и пальцы безошибочно скользят внутрь именно так, как нравится голубоглазой – резко, глубоко, заполняя до отказа, срывая удивленный стон. Глаза просто сверкают от жажды и Лекса точно знает, что это значит... – Так мне уйти? – Толчок заставляет принцессу выгнуться, животом прижимаясь к бедрам служанки, одной ногой обвивая её ногу. – Ненавижу! – чуть ли не хнычет светловолосая, притягивая рабыню ещё ближе, вдыхая запах крови, пота и секса на её коже. – Это взаимно, сассенах Кларк. – Языком скользнуть по приоткрытым губам и острым клыкам, вынуждая поддаться поцелую. Принцесса не в состоянии справиться с собой, с этой предательской тягой к простой служанке. И за третьим заходом следуют еще несколько. До самого рассвета, без лишних слов, лишь отдавая резкие команды. А завтра, уже сегодня, точнее, всё повторится в точности по тому же сценарию – и с каждой секундой нового дня принцесса клана вампиров будет ненавидеть свою рабыню-ликана ещё сильнее.***
Несколько дней спустя – Удели время матери, нам следует поговорить. – Королева клана вошла в её покои без стука, чем вызвала у Кларк недовольную гримасу. – О чем? – Девушка прошла к огромному окну, из которого открывался вид на просторы шотландских полей и звездно-лунное небо. Ночь была такой прекрасной. Луна. Сразу же застучало в висках, растеклось по телу волной ненавистного возбуждения. Луна равнялось Лекса. Оборотень. Грязное животное. Но такое манящее, сексуальное, гордое. – О твоей игрушке. – Эбигейл, женщина с идеальной осанкой и сдержанным голосом, остановилась неподалеку от дочери, скрестив руки на груди. – Какой такой игрушке? Ты меня с внучкой не путаешь? Это Амината ещё любит возиться с ликанскими цацками. – Кларк ничем не выдала собственного внезапно возникшего беспокойства, ведь никто не знал об их с Лексой связи. Ни одна живая душа. Иначе обе давно были бы мертвы. – Не паясничай. Ты слишком много времени проводишь наедине с этой чумазой служанкой. И Амината тоже, силками не оттянешь. Ещё чуть-чуть, и наши подданные подумают, что это в порядке вещей. Я ни о чем не говорила отцу, но поползли слухи. Светловолосая принцесса зашипела, обнажая клыки, но не поворачиваясь к матери. Такой тон разговора её вовсе не устраивал. – Она чумазая лишь потому, что мы позволяем им расходовать воду всего дважды в неделю! И как раз таки я заставляю её принимать ванну каждый раз, когда считаю нужным. А Мине нравятся все эти дурацкие легенды и сказки горцев, что я могу поделать? Не убить же мне Лексу. Королева чуть приподняла бровь, внимательно наблюдая за дочерью. Она почувствовала запах страха, прокравшийся в кровь девушки. Это не сулило ничего хорошего... И как бы ей ни было плевать, с кем развлекается чадо, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы о таком узнал король Джейкоб. Кларк сразу же казнят... – Услышь меня. Будь осторожнее. Если он узнает, Амината останется без матери. – Кто распускает эти гнусные слухи? – прорычала Кларк, вцепившись ладонями в низ оконной рамы. Когти оцарапали дерево. – Кто распускал, того уже нет. Но будут другие, ты же понимаешь. Найди себе новую игрушку, дорогая. В конце концов, за мимолетные интрижки тебя никто осуждать не будет. Уэллс мертв уже пять лет. Пора подыскивать нового супруга... Принцесса наконец резко обернулась к королеве, громко шипя и обнажая клыки. Напоминание о погибшем от рук людей муже больно задело, не говоря уж о предложении искать кого-то другого. Когда под боком была такая Лекса. – Мне не нужен супруг! – Твоей дочери нужен отец, – попыталась Эбигейл. – У неё БЫЛ отец и другого НЕ будет! – выкрикнула девушка, разозлившись окончательно. Вся эта ситуация жутко тяготила, пугала и вызывала отвращение к самой себе – за неспособность просто убить объект своего странного обожания и избавиться от проблемы раз и навсегда. Королева тихо вздохнула, коротко кивнув. Попытаться всё же стоило. Но теперь ей придется приглядывать за дочерью на постоянной основе. Видимо, всё обстоит ещё хуже, чем можно было предположить. Что ж, возможно, к Лексе получится достучаться с большей легкостью. – Просто будь осторожна. Ты знаешь, как отец ненавидит всю их расу. – Он лично спас родителей Лексы, сделав их нашими персональными слугами! – выплюнула Кларк. – Потому что пожалел младенца, родившегося в человеческом обличье, а не в волчьей шкуре. Её семья поклялась в вечной преданности и готовности никогда больше не обращаться. Понимаешь? Вульфхарт старший лично надел на свою дочь ошейник и отдал ключ Джейкобу. Она обращалась при полной луне лишь единственный раз в жизни – на свой пятнадцатый день рождения. Ты не видела этого, зато видела я. Лекса – другая, не такая, как все они... Сильнее. В столь юном возрасте она уже с легкостью контролировала себя при первом превращении. Её стоит бояться. Принцесса поймала себя на мысли, что слушает зачарованно, представляя про себя, какой была бы Лекса в волчьем обличье, как вела бы себя с ней, со своей госпожой... По коже побежали мурашки. – Она никогда не сделает мне дурного. И Аминате тоже – они обожают друг друга. – И вот этому Кларк втайне всегда завидовала, поскольку ни разу за двенадцать лет ей самой не удалось настолько сблизиться со своей дочерью. – Возможно. Но мы не можем допустить восстания ликанов. Не можем, Кларк. У них не должно появиться лидера, такого вожака, как Лекса. Иначе... – Хватит, мама. Оставь меня, я хочу побыть одна. – Как пожелаешь. Завтра мы отправляемся на охоту в соседнюю деревню... – Я не поеду, нет аппетита, и прошлого человека я ещё не допила. – Но сегодня ночью уж точно высушит его до капли, в этом Кларк теперь не сомневалась. Настроение упало до нуля. Эбигейл без лишних слов покинула спальню дочери, твердо намереваясь поговорить всё же с Лексой. Задобрить рабыню, пустить пыль в глаза. Что угодно, лишь бы не потерять единственного ребенка. – Ненавижу! Как же я тебя ненавижу! – рычала Кларк, ударяя кулаками по каменной стене. Глаза ярко блестели жаждой и похотью, но больше – злостью. Наспех одевшись в привычные кожаные штаны, расшитую вязью сорочку и бежевую жилетку, в которой на спине были сделаны специальные ножны для кнутов, девушка стремительно вылетела из покоев, направляясь вниз, во двор замка, где как раз кипела ночная жизнь вампиров и оборотней.***
– Лекса-Лекса! – задорно кричала малышка, бросаясь в раскрытые объятия улыбавшейся служанки. Все ликаны хорошо знали, что этот ребенок был единственным вампиром во всей необъятной Шотландии, которого Лекса обожала и не позволила бы обидеть даже своим сородичам. Вот и сейчас девушка ласково чмокнула темноволосое создание в макушку и потрепала по щеке. Девочка была точной копией матери, только смуглой и кареглазой в своего отца – печально известного Уэллса Уоллеса. После его трагической смерти изменилась вся королевская семья, но больше всех грустила именно его дочь. Кларк справлялась с горем в своей обычной манере – вымещая злость на Лексе, и продолжая многолетнюю интимную интрижку. Да, по-своему принцесса любила супруга, но вот уже как больше пятнадцати лет не могла прекратить звать в свою постель обычную служанку, с которой росла с пеленок. Они почти одного возраста, только Лекса на пару лет старше, наверное... Поскольку обе расы стареют не как обычные люди, следить за ходом времени становится скучно и изнурительно. Амината вновь ожила и стала подвижным любознательным ребенком лишь благодаря семье Вульфхарт, одарившей её теплом и заботой, чего не могли дать холодные и высокомерные вампиры. С тех пор девочка редко стремилась к своему клану, напротив, предпочитая проводить время с Лексой и её друзьями: кататься на лошадях, познавать ремесла и слушать удивительные легенды шотландских горцев. – Что случилось, reul na maidne*? – с напускной серьезностью поинтересовалась Лекса, добавив любимое прозвище девочки, ведь та пребывала в восторге от гаэльского акцента, стараясь потихоньку учить хоть какие-то слова на родном языке обожаемой наставницы. – Лекса, расскажи ещё раз ту историю про луну и солнце! – Двенадцатилетняя Амината без всякого стеснения потащила девушку за руку, усадила на каменную глыбу, служившую уличной лавочкой, и уселась на колени к созданию, которого, по завету своих предков, должна была бы бояться. Против этих удивительных детских глаз, полных предвкушения и надежды, против этой обезоруживающей улыбки она устоять никак не смогла бы, даже если бы хотела. Дитя было столь чистым и невинным, что даже сложно было представить, что это дочь самой принцессы. Жестокой и холодной, как ледяное озеро в зимнюю пору. – Про луну, стало быть? Ладно. Значит, жила однажды, задолго до нас, великая богиня войны Морриган, покровительница луны, зародившейся на небе задолго до солнца. Богиня была очень кровожадной, могущественной и жаждущей собрать свою армию, непобедимую, самую лучшую на всем белом свете... – Мягкий переливчатый говор Лексы сопровождался всё тем же шотландским акцентом, приводя малышку в трепет. – И тут появились мы, да? – Амината беспокойно заерзала, заставив рассказчицу нахмуриться в притворном недовольстве. Ребенок, заметив тяжелый изумрудный взгляд, тут же затих, закусив кулачок. – Я рассказываю или ты? – подразнила Лекса, потершись носом о её макушку. Амината лишь молча указала пальчиком на служанку. – Вот. То-то же. И тогда решила Морриган создать воинов доселе невиданных, питающихся безграничной силой Луны и Ночи. И появились мы, две совсем противоположные расы – вампиры и ликаны. И стали поклоняться нашей богине, выигрывать для неё одно сражение за другим, стараясь переплюнуть друг друга, добиваясь её благосклонности. Время шло, наши предки злились друг на друга, стоило кому-то заслужить больше похвалы от Морриган... Лексу внезапно прервал дикий вопль, донесшийся откуда-то с другого конца улицы. Амината испуганно вжалась в неё, а сама девушка настороженно оглянулась по сторонам. Жизнь словно замерла вокруг: все рабы прекратили двигаться и заниматься своими делами, уставившись куда-то вдаль. В воздухе повис запах опасности, во двор высыпал гарнизон охраны вампиров. – Лекса, – дрожащим голосом прошептало дитя, цепляясь ладошками за ворот её платья. – И однажды, началась война, навсегда сделав врагами две некогда самые почитаемые расы... – тихо закончила девушка и ссадила с колен маленького вампира, передав в руки своей подруги Ани, молча кивнувшей ей мгновение назад. Вопль повторился – там, на городской площади истязали ликана. И в глубине души шатенка уже догадывалась, кем был палач. Ускорив шаг, она быстро достигла места, вселявшего страх во всех здешних рабов – плаца перед ратушей, где происходили казни и наказания. Где вампиры от души развлекались, когда им становилось особо скучно. В центре круга находился жертвенный камень, где сейчас был прикован какой-то бедняга-простолюдин, попавшийся под горячую руку. Кларк. Со страшным огнем в глазах раз за разом заносила и опускала свои знаменитые кнуты с острыми серебряными наконечниками, рассекавшими кожу любого оборотня, как нож – масло. Принцесса уже вынесла свой приговор, её лицо красноречиво вещало о гневе и желании чужой крови. И Лекса отчетливо понимала, что мужчина на камне – не жилец, если кто-нибудь не вмешается. Но все наблюдатели вокруг просто замерли, даже вампиры в немом благоговении наблюдали за развлечением своей госпожи. Никто не осмелится, не решится. Бедняга будет корчиться в муках перед смертью, просто потому что кто-то испортил блондинке настроение. Она не стала раздумывать или тянуть время, не подумала о себе – всё, что заботило Лексу в тот момент, была жизнь её сородича, у которого могла быть семья, дети. И плевать даже, если он был в чем-то виноват по мнению кровопийц, его смерти она не могла допустить. А потому ринулась вперед без лишних промедлений, обогнув свиту Кларк и встав прямо перед ней, чтобы перехватить запястья, не дав кнутам опуститься на изодранное тело ещё раз. И такого от неё точно не ожидал никто, уж тем более хозяйка, зашипевшая, как только произошел этот контакт. Но Лексе не было страшно, она почему-то была уверена, что кто-кто, а Кларк ничего ей не сделает. Ведь столько раз уже проходили подобное. – Хватит, сассенах. – Немая дуэль, тяжелое дыхание. Глаза в глаза, пока голубые не принимают совсем незнакомый оттенок, зло впиваясь в зеленые, требуя расплаты. Ей нужен был предлог, и Кларк его получила. Вот только Лекса совсем не ожидала. – Взять! – взревела принцесса своим охранникам, и одернула руки, высвобождая из хватки. Вампиры не заставили себя ждать – и вот уже Лексу тащат к деревянной плахе для обезглавливания, стоявшей неподалеку от жертвенного камня. В её глазах неверие, боль, осознание какого-то своеобразного предательства. На руках и ногах тут же защелкиваются серебряные кандалы, а платье с размаху рвут со спины, открывая доступ к нежной коже. Ночная прохлада обдает сейчас ледяным порывом ветра, пуская по телу дрожь. Ликаны вокруг площади даже подались вперед, но повсюду стояли на страже вампиры с оголенными мечами. К тому же, никто из сородичей Вульфхарт не смог бы обратиться из-за проклятых ошейников. – Вы все, грязные животные, проклятое отродье, смотрите, что будет с каждым из вас, посмей вы хотя бы тявкнуть в нашу сторону! – Громогласный крик Кларк был услышан даже на другом конце улицы. А затем голубые глаза вновь встретились с бесстрашными зелеными. И принцесса словно взбесилась, увидев, что её всё ещё не боятся, что над ней мысленно насмехаются. И что ей никогда не покорятся. Зашипев, она вскинула обе руки, замахнувшись так сильно, что дыхание затаили даже другие вампиры. И наконец – хлест. Кожа рвется, как невесомая ткань. Кровь брызгает в стороны. Лекса от боли выгибается дугой, но не позволяет себе издать ни звука, чем ещё больше выводит из себя госпожу. Новый удар сильнее предыдущего, рвутся мышцы, тело горит, словно адским пламенем. Кто-то в толпе отворачивается, кто-то ахает... Вульфхарт по-прежнему, сцепив зубы, лишь упрямо смотрит перед собой. И теперь уже реальная пытка продолжается, набирает обороты. Никогда прежде Лекса не испытывала такой боли, не подвергалась наказанию и не чувствовала, как кости спины готовы сломаться от очередного удара. – Лекса! – Шатенка, сквозь пелену агонии, застилавшую глаза, разглядела смутные очертания Аминаты, вырвавшейся из объятий Ани, и рванувшей к месту казни. – Мама, мамочка, не надо! Не обижай Лексу! Ребенок в ужасе смотрел то на кровавое месиво, в которое превратилась спина служанки, то на собственную мать, наслаждавшуюся происходящим. – Забери её в замок. – Кларк небрежно махнула Октавии, своей лучшей подруге, чтобы та увела дитя. Но Амината стала упираться, кусаясь и вырываясь, заставляя всех обратить на неё более пристальное внимание. – Прекрати сейчас же и делай, что велено, – принцесса рявкнула на девочку. – Мина... – прохрипела Лекса, пытаясь отвлечь малышку. Та заплакала сильнее, встретив затравленный взгляд своей наставницы. – Мина, всё хорошо... Иди... Иди в замок, reul na maidne. Слушай... маму. – Лекса... – Амината потянулась к ней, но Кларк жестоко ударила по детской ладошке, пресекая попытку. – Октавия! – Этот рев сотряс каменные плиты под их ногами. Темноволосая вампирша быстро подхватила ребенка на руки и в мгновение ока исчезла из виду, скрывшись в ночной тьме. И этот инцидент поставил жирную точку в самообладании Кларк. Хлысты засвистели со страшной скоростью, раз за разом опускаясь куда только можно, уродуя некогда красавицу-ликаншу. Что-то из этого затянется без рубцов, если она выживет, но основная часть... Спина никогда уже не станет прежней. Именно обида, предательство и мысль об этой беспричинной ненависти Кларк к ней, Лексе, заставила девушку наконец взвыть, так надрывно и громко, что её услышали, наверное, за пределами соседних гор. Лицо вмиг стало трансформироваться, удлиняясь, принимая форму волчьей морды. Руки покрывались шерстью, становясь лапами. И вместо рта уже образовывалась пасть с огромными клыками. Кларк отшатнулась, впервые испытав нотку страха и благоговения – никогда прежде она не видела свою служанку такой. Но, ошейник... – Лекса, нет! Ты погибнешь, не превращайся! – закричал Линкольн, один из верных друзей Вульфхарт, практически её родственник, за что тут же получил сильный удар по спине рукояткой меча одного из свиты принцессы. Никто никогда не узнает, что заставило Лексу передумать: этот оклик, или детский плач, по-прежнему звучавший в ушах, или желание отомстить однажды. Никто не узнает, как именно девушке удалось прервать превращение и подчинить себе зверя внутри, не дав ему погубить её жизнь. Но в ту ночь она поклялась себе и всем вокруг, что это был первый и последний раз, когда Кларк позволила себе подобное с дочерью Вульфхартов. А Кларк вдруг выдохлась... Выплеснула всю ту боль, что чувствовала, всю злость и ненависть, всю свою беспомощность. Выплеснула и ужаснулась, тяжело и устало дыша, увидев, что натворила, во что превратила прекрасное тело своей рабыни, которое так любила целовать, стоило им остаться наедине. Кнуты выпали из обессиленных ладоней, гулко ударившись об окровавленные камни под её ногами. В состоянии онемения принцесса осторожно опустилась на одно колено рядом с Лексой, чтобы снять с неё кандалы. И тут же вздрогнула, услышав жуткий шепот прямо у своего уха, обещавший скорую расплату. – Я никогда не забуду, сассенах. Берегись врагов своих, но бойся друзей, – из последних сил прошептала девушка-оборотень, и потеряла сознание, уже не заметив обращенного на неё голубого взгляда, полного боли и сожаления. “И однажды, началась война, навсегда сделав врагами две некогда самые почитаемые расы...”. __________________ *Сассенах – “англичанка” на гаэльском *Reul na maidne – “утренняя звезда” на гаэльском