Gear. Memories

Думать приходится, быстро переставляя ноги. Почему мама плачет-то? Папа же сказал, что нас догонит. Вот сейчас разберётся с этим гиаром – и догонит. Вон ему ж попало уже. И сзади опять воет. Наверное, ещё получил. Вот счас будет вообще дохлый там валяться! Посмотреть бы нормально... Через плечо да на ходу ничего не понятно. Папа, вроде, стоит… о, вспыхнуло! Интересно, попал в этот раз? Нет, наверное. Иначе оно опять бы выло. Хотя от ящерицы этой и видно сейчас только хвост… Может, оно уже убитое? Вот было б здорово! И рыцари никакие не нужны! Поворот, и становится совсем ничего не видно. Интересно, а папа вообще нас найдёт? Он же не смотрел, куда мы побежали. А куда мы, кстати?.. Светлеет. Правда не сильно – начинает появляться туман. Но даже под теми фонарями, которые не горят, уже можно что-то разобрать кое-как. И небо розовое. Кажется, рассвет… Мама всё молчит и тянет за собой. От неё сейчас трудно не отстать, хорошо, что она за руку крепко держит. Ещё б дорогу получше... что это такое - дырки одни и кирпичи?! Спотыкаться только... А если ещё ужастик какой-нибудь сейчас вылезет? Брррр... от одной памяти прямо озноб. Лучше за маму держаться крепче. И папа нас так и не догнал… Почему?.. Он же должен был уже ту ящерицу застрелить насмерть. Не могла же она его… того... Папа сильный и храбрый! Наверное, он просто найти нас не может. Мы же постоянно вперёд бежим, я сам тут уже заблудился. И рыцарей нет всё… Мы так ни одного и не встретили… И жарко опять… водолазка к спине липнет. Дом впереди обваливается. Грохот кошмарный, аж уши закладывает, пыль и грязь во все стороны летят, вместе с камнями. Мама тут же тормозит и прижимает ближе, прикрывает. Эй, это кто из нас мужчина, вообще? Апчхи! Ой... Наоборот должно быть! Пчхи! Я должен маму защищать, раз никого больше нет! Камни больше не падают. Мама отпускает и пытается через пыль чего-то разобрать. На развалинах шевелится кто-то. Кажется… Или не шевелится… толком и не разглядеть – мама вздрагивает, снова хватает за руку и тащит в какой-то переулок, подальше отсюда. Всю ночь бегаем... фух... уже ноги заплетаются. – Мам… Ма-а-ам! Она вздрагивает и, прямо на ходу резко повернувшись, смотрит: – Что? Какой у неё голос недовольный. И лицо… сердитое. И напуганное. От него не по себе делается сильнее, чем от того гиара. По спине между лопатками пробегают мурашки неприятные. - Мам, - глажу её по руке свободной своей. – Всё будет хорошо! – это вместо того, что устал и пить хочу. Папа говорил, мужчина должен быть опорой. На меня, правда, пока не обопрёшься – я же от такого упаду, но хоть не ныть вполне можно. Пить нечего всё равно… И отдыхать, наверное, тоже некогда… Перетерплю… как-нибудь… Главное тут не рухнуть носом вниз. А потом папа сам придёт, и всё хорошо будет. Взгляд на переулок за спиной. Один и быстро - не время вообще-то по сторонам глазеть, так и навернуться можно. Папа придёт же… правда? Мама молчит, как будто и не слышала совсем. А потом кивает с таким видом, словно проснулась только, и старается улыбнуться: – Да… хорошо… Впереди сквозь туман маячит стенка. Теперь точно остановиться придётся. Фух, хоть дыхание перевести и отдохнуть капельку. А зачем мы сюда прибежали? Тут же тупик. И вбок никуда не пойдёшь - только обратно возвращаться. Это мы тут с папой должны встречаться? Или свернули по дороге куда-то не туда?.. Звук какой-то... странный. Скрежетает. Не очень громко и непонятно откуда – кажется, что со всех сторон разом. – Ма-ам?.. - дёрнуть за куртку - это лучший вариант привлечь внимание. – Ш-ш-ш-ш… Мама своей рукой прикрывает мне рот, чтобы я молчал, а второй вновь прижимает к себе. Руки у неё вздрагивают, а сердце стучит часто и очень громко. Ответно к ней прижаться тянет само по себе, и дрожится так меньше. Гадкое чувство... что сейчас будет что-то плохое. Папы всё нет… И рыцари тоже не пришли… Скрежет становится громче, и кроме него уже получается различить какое-то то ли рычание, то ли ворчание. Кажется, это всё-таки с той стороны, где обвалился дом. И дорога, по которой возвращаться, тоже там. Во рту совсем сухо становится, и пить начинает хотеться ещё сильнее. Мама тянет куда-то в сторону, оказывается – к стенке и контейнерам, которые около неё стоят. И легонько подталкивает к щели между ними, прижимая палец теперь уже к собственным губам. Понятно… прятаться будем, и вести себя надо тихо. Между стеной и мокрой холодной железякой очень узко, а чтобы не сесть в лужу, приходится скрючиться в комок. От контейнера пахнет чем-то противным и гнилым. Кажется, тут мусор складывают. Мама говорила по таким местам не лазить… а теперь и сама уже ко мне забралась близко. Рукав у неё сырой и в чём-то тёмном липком. Хотя я, небось, тоже грязный с ног до головы. Плохой день… неправильный… На плечо опускается и стискивается мамина рука. Лучше больше не шевелиться. Скрежетает за контейнерами всё громче и ближе. Уже не только скрежетает, а вовсю рычит. Ещё один гиар, что ли? Сколько ж их тут? Зубы стискиваются, и живот подводит, аж дышать становится тяжело. Стать бы невидимкой вообще. Жалко, что магия меня не слушается… Ну, может, оно нас и так не заметит и дальше пойдёт? Мамина рука сжимается так, что ногти царапают даже через одежду. И не дёрнешься даже... Это непонятное скрежетает рядом совсем. Ну… иди уже отсюда… иди уже!.. Контейнеры с грохотом резко отлетают в сторону, как будто их смело огромным веником. Перед глазами мелькает что-то громадное и чёрное, больше всего похожее на паучиную лапу. – Ааааааааааа! Нашло нас! Бежать отсюда надо!! На ноги скорее... ёж, рука мамина встать не пускает... Вцепилась, держит... Водолазка тянется вбок, впивается в горло воротником. Ткань трещит. Лапа вновь пролетает над головой, теперь обратно. Уй, счас же нас заденет... – Мааааам! - куда она вверх смотрит-то? Чего не шевелится?! Уже не до прятанья и тишины. - Мама!!!! Что оно там?.. В тумане через плечо видно одни очертания: огромное, как дом почти, и чёрное. И лапа опять к нам тянется. – Маааааааааааа… В сторону, быстрее... и маму дёрнуть... фух... Лапа долбится о стену рядом совсем, но хоть не в нас. Ой... Кирпичи разлетаются кусками, один в плечо прилетает, ещё пара мелких по голове. Больно... по стене проходит трещина. Чуть не задело… Это ж какая у него должна быть сила, чтобы кирпичи так ломать?.. Лапа не убирается. Отползти подальше надо... и маму утащить… нет, тяжело слишком… не получается… А лапа дёргается… Сейчас каааак вдарит по нам… И мама всё не шевелится… И папы нету, чтобы помочь… Да что ж за день такой сегодня?! Нос хлюпать начинает. Нашёл время... думать надо, что делать, а не реветь! Рукавом вытирать лицо неправильно, но платка нет всё равно. А лапа так и не вдарила… дёргается всё, но не дерётся… странно… Да она ж в стене застряла! Ура!!! – Маааам! – точно, надо за плечи трясти, как папа делал. - Ма-а-а-а-ма-а-аа!!!! – А?! – она шевелится, наконец, сама. – Бежим! Пока оно поймалось! Мама трясёт головой, поднимается на ноги, снова хватает за ту же руку и тащит за собой. Йййййй… она скоро от сустава отпадёт! В тумане не видно, куда мы бежим, под ноги подворачиваются камни и дырки в мостовой. Сзади скрежетает та штуковина. Что-то громыхает… Стенка, наверное, развалилась совсем… Обернуться посмотреть страшно… и без толку... туман... В груди уже иголки колют, дышать приходится ртом - нос не справляется. Мама тоже дышит тяжело, с каким-то хрипом. Что ж это такое… Где папа? Где рыцари? Где хоть кто-нибудь?! Мы вдвоём, что ли, совсем остались?.. Ууууууййй… В решётку да со всего разбега! И тут тупик?! Да что ж так не везёт… Кто этих прутьев не на месте понатыкал? Мама подталкивает ближе к ним. – Крис, попробуй тут пролезть… - тихо так, еле слышно. Она бледнее, кажется, ещё, чем раньше, стала, и лицо у неё опять привиденческое. Губы тонкие, и глаза большие-большие… – Ну, давай… Куда я тут должен лезть-то? Чего мы встали? Может, дальше побежим? Но с мамой сейчас страшно спорить – кажется, что она или расплачется, если сказать хоть слово поперёк, или ещё что похуже будет. Прутья, вроде, не очень часто натыканы, чтобы протиснуться… Или очень?.. На середине где-то застреваю так, что ни вперёд, ни назад. И дёргаться не помогает. Правильно мама всегда учила не лазить, где попало, через заборы... Вот что делать-то теперь?! - Ма... Мама вновь прикладывает палец к губам, не давая говорить, и начинает проталкивать через забор на ту сторону. Железки, мокрые от тумана, давят на грудь и спину. И даже если весь воздух выдохнуть, кажется, за позвоночник и рёбра цепляются. Айййй… Я точно зря сюда полез! Из тумана доносится скрежетание. Оно ближе стало, кажется… Ойййй… Оно ж нас тут прямо счас и поймает! Рывком, ободрав об лохмотья краски щёку и руки, удаётся просочиться сквозь прутья. Это ж подвиг прям... Выдох. Мокрая водолазка липнет к телу, а волосы – к лицу. – Слушай… – мама через прутья тянет руку и показывает куда-то в туман. – Видишь тот дом? Такой высокий… Чтобы попытаться сообразить, про что мама говорит, приходится развернуться. Как же плохо видно… хотя что-то там маячит здоровое. Хоть бы правда дом, а не очередная монстра. Хотя это вроде не шевелится. Можно обратно повернуться, к маме. – Угу, – говорить всё-таки удобнее, когда на человека смотришь. И за руку маму так можно взять. Какие пальцы ледяные... и тоже все в царапинах. А ещё дрожат. – Там убежище… - голос тоже вздрагивает. - На земле. Большой синий люк… – мама говорит кусками и не перестаёт оглядываться по сторонам, хотя непонятно, что она в этой каше видит. – На нём сигнал. Такая большая ручка. Её надо потянуть на себя и два раза повернуть по кругу. Тебя пустят внутрь… повтори! – Синий люк, - туман ест звуки, но что-то сквозь него всё же слышно. Скрежетает… непонятно, правда, где… И какой-то гул. Опять что-то развалилось? – Ручка, которую надо потянуть и два раза повернуть… – По кругу… – мама нервничает. – По часовой стрелке. – По часовой стрелке... Мам! – как только доходит главное, пальцы сами жмутся сильнее. – А ты со мной разве не пойдёшь? Она только мотает головой. – Я тут не пролезу, сынок… – Мам! Сходу не понять, это больше обидно, что бросают, или всё-таки страшно. Папы нету… Он так и пропал непонятно где… На секунду опять думается о том, что может быть, та ящерица его всё-таки… Нет! Быть такого не может! Он сказал, что догонит, значит, придёт! Он же всегда меня учил, что за свои слова надо отвечать! Но маму я не пущу никуда! Тем более что рыцарей тоже ни разу нет. Кто её защищать будет? Раз она не пролезет, я сейчас сам… обратно… как-нибудь… Мама отнимает руку, просовывает через прутья вторую и кладёт ладони за плечи. – Крис, послушай… – она опускается на землю, не глядя, что там грязюка, и головы у нас оказываются почти на одном уровне. – Ты должен идти в убежище… Скрежетает… теперь – точно ближе. Во рту копится слюна, такая липкая, что её тяжело сглотнуть. Вздрагиваем, кажется, мы с мамой вместе, а головой мотать приходится в одиночестве. Никуда я один не пойду! – Крис… – мама чуть не плачет. – Крис… – её пальцы скользят по рукам вверх-вниз. – Тебе надо… ты должен туда пойти… пообещай мне. Нет уж! То, что обещаешь – надо делать. А от мамы не хочется уходить. Такое чувство, что я её больше не увижу, если отпущу сейчас. Папа вот остался там где-то… и нет его теперь… Пусть лучше потом накажут. Я спать хоть после обеда лягу, из комнаты месяц выходить не буду, вообще от сладкого откажусь. И от телевизора. И от видеоигр… Но сейчас пусть мама будет рядом! – Пожалуйста… Мама плачет… Не ругается, не кричит, не злится, а только смотрит и плачет. Тихо-тихо… В носу начинает щипать, а к глазам лезут слёзы. Это самое плохое – когда мама плачет. В миллион раз хуже, чем когда накажут или даже когда ушибся больно. – Мам… – медленный-медленный вдох, чтобы говорилось разбирательно. – Не надо… не плачь… – платка нет, мамину щёку приходится вытирать ладонью. – Ну, пожалуйста… Ой, рука грязная же... разводы теперь у мамы на лице, только хуже стало. – Пообещай мне… Она ловит мою руку своей, сжимает ладонь ладонью и смотрит в глаза. Как папа дома. Как будто я уже взрослый. – Крис… пожалуйста… У мамы серые глаза. Там слёзы, и я отражаюсь… Какой у меня на голове кавардак… И даже не высказал никто за это. Плохой день... Ещё и мама из-за меня плачет... – Ладно… обещаю. Она кивает и сквозь слёзы улыбается. – Хорошо… Мама тянет меня ближе и тянется сама. Прутья холодные… и сырые, и шершавые… бррррр… а, неважно уже… Мама дотягивается и целует, в щёку. Губы у неё тёплые, не как руки, и не дрожат. – Мама... не уходи. Ну, пожалуйста… Мама со своей стороны тоже прижимается к железу, снова обнимает и гладит по голове. Утыкнуться носом в её рукав, чтобы лицо не видно было, и им же размазать по лицу слёзы. – Я вернусь, – это мама тихо говорит мне на ушко. Правда?! Ради этого даже голову можно поднять, уже неважно, что глаза на мокром месте. – Обещаешь?... Мама смотрит куда-то в сторону, и отвечает так же тихо, почти шёпотом: – Обещаю… Это успокаивает. Мама всегда делает то, что обещает. Значит, она правда вернётся… Опять скрежетает. Теперь уже совсем близко. Кажется, я эту махину огромную даже видно через туман. Или это всё-таки дом? Мама вскакивает и толкает назад так резко, что равновесие удаётся сохранить с трудом: – Иди! Эй... так не честно! Руки от неожиданности разжались, а мама отошла, и теперь до неё не дотянуться. – Крис, иди! – мама нервно оглядывается назад. – Быстрее! Ты мне обещал! Спорить с мамой вообще опасно, а сейчас ещё и некогда. Эта штука сейчас уже, наверное, будет здесь… – Ты тоже иди! – Крис!!! А ведь мама не уйдёт, пока я буду тут стоять. Это ещё больше нечестно! Она тоже обещала! А если её эта жуть тут поймает?! Как она вернётся? Я хоть за забором, а она вообще там! Но говорить про это нет времени… Как же плохо взрослым быть… Бежать уже нет сил - несколько шагов только, куда мама говорила, к дому. Она сама хоть убежала? За оградой мельтешит, и мамы уже не видно. И не слышно ничего, даже если остановиться и прислушаться. Вытереть с лица всё, что течёт из глаз и носа, опять приходится рукавом. И стиснуть кулак. – Мама мне обещала… – тихо, чтобы никто посторонний не услышал. – Она обещала, что вернётся… До синего люка в земле, оказывается, всего пара десятков шагов. Ух, какой он здоровый… Только ручку не видно. Запрятана, наверное. Чтобы её найти, приходится на колени опуститься и минут пять возить по железу руками. Так быстрее. Перед глазами всё так и норовит расплыться. Втянуть носом воздух и сосредоточиться. Рукав мокрый уже, им бесполезно вытираться. Вот и ручка… Как там мама говорила… Потянуть на себя и повернуть… по часовой стрелке… два раза… Ничего не происходит. И сигнала никакого нет. Может, не так что-то? Хотя вроде нет… ОЙ!!!! Ещё что-то рядом шевелится! Что, опять какая-нибудь жуть?! Подняться, да ещё и быстро, не получается как-то - только отползти. Или откатиться уже?.. Нет, слава богу… не жуть. Это люк просто открылся. А из него какой-то человек в куртке чёрной и волосами короткими рукой машет. С незнакомыми даже говорить, не то что идти нельзя никуда, но мама же меня сюда сама отправляла… Значит, можно, наверное, в этот раз. Сползти вниз проще, чем подниматься и куда-то лезть. Это с первого раза выходит. Люк сзади закрывается. Внутри лампочки светят и полно людей. Может, и папа тут? Вдруг он нас не нашёл на улице и сюда пришёл? Тут же все, кажется, собрались, и мама тоже сюда вернётся… Должна вернуться! От мокрого рукава мало пользы, но им всё-таки хоть как-то можно вытереться. От той махины мы один раз уже удрали, а без меня мама ещё быстрее убежит – у неё ноги длиннее. Надо только подождать немного… Пока она правильную дорогу найдёт. Она же обещала мне, что придёт!.. На плечо всего только рука опустилась, а встряхивает, как будто дёрнул кто. Или сирена над ухом заорала. – Иди, иди… - это мужчина, который дверь открывал, вперёд подталкивает. Шаг – и едва ли не кубарем вниз. От двери, оказывается, лестница идёт. Уцепившись за перила, удаётся не слетать, а сползти ногами по ступенькам. Папы всё не видно… Звать не смелости не хватает – тут тихо так, даже не говорит практически никто. А те, которые говорят – только шёпотом. Как библиотека. Возле лестницы в углу есть свободное местечко. Оттуда точно маму видно будет сразу, как она придёт. И мы вместе с ней папу найдём… Наверное, его та зверюга укусила всё-таки, и он не дошёл до нас, потому что нога болит… Он же не стал бы нам специально врать, правда? – Ой… – парень какой-то ноги поперёк дороги раскорячил, только спотыкаться. - Извиняюсь… – Ничего… Это он сказал. А смотрит, как будто я ему не на ногу наступил, а сам всех гиаров подговорил сюда прийти. Злюка… Плюхнуться возле стенки приходится прямо на пол. Всё равно больше некуда. Жёстко как без стула или ковра хотя бы сидеть.... Некоторые вон на подушках и одеялах пристроились… Хорошо им. А у меня даже куртки нет… Бегать в ней было бы жарко, я и в водолазке спарился, а вот сейчас она была бы кстати. Может, попросить у кого? Хотя нет, брать у незнакомых точно ничего нельзя. А знакомых тут нет случаем? Ната с Евой, Стена или Тима хотя бы? У него родители недовольны, конечно, будут, что я один да без присмотра, мораль прочитают, но не прогонят в любом случае. Даже попить дадут, может быть. Но лучше бы Ната найти, конечно… Или Еву с мамой. Не, высматривать тут кого-то - дохлый номер. Убежище огромное просто, отсюда и стены-то не все видно чётко, не то что лица тех, кто подальше сидит. Надо на разведку идти, но так и потеряться можно. А теряться мне нельзя. Если ещё и я потеряюсь, мы с мамой вообще не найдёмся тут. Значит, надо сидеть и ждать её. И папу. Подтянуть коленки к груди и опереться на них подбородком получается самой удобной позой из всех. Нос хлюпает опять. И платок тоже ни у кого не попросишь… Ладно, вытереться можно другим рукавом. Не буду плакать. Мне мама с папой обещали, что вернутся. И я их дождусь. И всё хорошо будет! Глаза закрываются. Нет, спать тоже нельзя… Поморгать несколько раз, протереть их кулаком. Просто ждать - это скучно. И долго… и книги под рукой никакой нет, даже три раза уже перечитанной. Хотя тут всё равно темно слишком… чтобы... читать…