***
Дорога, что вела от Тириона к Валимару, была выложена белыми шестигранными плитками. Тучи разошлись, и брусчатка отражала слабый свет звезд, выделяясь светлой полосой среди холмов, погруженных во тьму. Это облегчало дорогу одинокому всаднику, отправившемуся в путь в это смутное время. Арафинвэ пустил жеребца рысью. Умный конь хорошо помнил дорогу, и Финвион задумался и так далеко ушел в свои мысли, что не замечал ничего вокруг. Перед тем, как двинуться в путь, он отыскал своих слуг и оруженосца и убедился, что все нолдор, последовавшие за ним в обратный путь, были отправлены по домам. Провизию разделили, немногочисленный скарб большей частью разобрали. Остальное глава третьего воинства распорядился отвезти во дворец отца. Там были вместительные кладовые, и Арафинвэ подозревал, что они изрядно опустели, а значит, место для бесхозных пожитков найдется. — Вы славно потрудились, благодарю вас всех, — искренне улыбаясь, Финвион обратился к своим помощникам. — Теперь пришел и ваш черед отдыхать. Надеюсь, вас с радостью встретят дома. Разговоры оставим на потом. Набирайтесь сил, впереди много работы. Многие одобрительно кивали головами, быстро кланялись своему предводителю и уходили прочь. В скором времени на широкой улице осталось трое: Арафинвэ, его оруженосец и Нильмион — близкий друг Финвиона, ставший его правой рукой после Арамана. Младший сын Финвэ хранил молчание, на лбу залегла морщинка, выдавая внутреннее напряжение. Наконец, он обратился к оруженосцу: — У меня к тебе просьба, отправиться во дворец. Разыщи леди Финдис и мою матушку. Передай им, что со мной все хорошо. Я навещу их, как только улажу неотложные дела. Но сейчас меня ждут в Валимаре. — Будет исполнено, мой лорд! После ухода юноши Финвион прикрыл глаза, потер лицо в попытке отогнать усталость. — Инголдо, ты как? — встревожено окликнул Нильмион. — Ты был дома? Виделся с леди Эарвен, как она? Может, мне побыть с ней, пока ты не вернешься? — В этом нет необходимости, — ответ Арафинвэ оборвал торопливую речь. — Она уехала в Альквалондэ. Нильмион застыл, пораженный до глубины души. Финвион посмотрел в глаза другу, и увиденное тому не слишком понравилось. Было во взгляде что-то схожее с тем, как смотрит на охотника раненное животное. — Окажи мне другую услугу. Узнай, что творится в городе. Что тут происходило, пока нас не было. Нужно быть готовым ко всему, ведь я даже не знаю, чем закончится моя встреча с Владыками. — Что ты имеешь в виду? — За то, что Феанаро поднял меч на брата, его изгнали на двенадцать лет. Мы же оставили за спиной Альквалондэ и пошли против воли Валар… — Арафинвэ замолчал. «И все же я хочу верить, что Валар будут милосердны», — закончил он тогда, ободряюще улыбнувшись другу. Хотел бы он на самом деле быть в этом уверенным. Ветка куста, разросшегося у самой дороги, хлестнула Арафинвэ по бедру, возвращая к реальности. А реальность была такова, что ему предстояло держать ответ перед Валар. Отец бы знал, что сказать. Нолофинвэ и, уж конечно же, Феанаро тоже смогли бы ответить достойно, но отец бы сказал правильнее. Арафинвэ вспомнил белое лицо Верховного короля, и после смерти не утратившее спокойной уверенности и благородства. Раны Финвэ, полученные в бою с Врагом, были видны даже под бережно расчесанными волосами. Это было ненормально и неестественно, они рушили все прошлые представления о жизни и отрицали саму жизнь. Рассеченная плоть, которая больше не кровоточит. Раздробленные кости, спрятанные под покрывало. Кровь была тщательно смыта, и чья-то рука осторожно сшила края разорванной ударами кожи на лбу и на виске белыми нитками, но это казалось бессмысленным, ведь тело больше не будет жить. Жалкая попытка придать должный вид тому, что беспощадно разрушено. Арафинвэ не мог поверить, что с эльдар может произойти что-то подобное — по крайней мере, здесь, под властью Стихий. Но потом случились вещи гораздо худшие… Вдалеке показались мерцающие огни ярко освещенного города — это горели светильники на улицах и башнях Валимара. Арафинвэ придержал коня, чтобы дать ему отдохнуть, а для себя оставить еще немного времени на раздумья. Судьба, похоже, решила проучить сына Финвэ за излишнюю самоуверенность. До падения тьмы, размышляя над положением дел в королевской семье, Арафинвэ считал, что только от такого безумца, как Феанаро, могла уйти жена. А суд Валар — лишь закономерный итог его спеси и горячности. И, уж конечно, с самим Инголдо такое никогда не произойдет. Арафинвэ горько усмехнулся. Ему бы хотелось верить, что он не виновен. Нолдор, следовавшие за ним, не поднимали мечи против друзей. На руках его детей нет крови родичей. Однако Арафинвэ не покидала мысль, что в глазах телери дом Арафинвэ не лучше дома Феанаро. Что за польза им от его сожалений? Он ничего не сделал, чтобы остановить произвол, учиненный братом. Арафинвэ вспомнил, как он просил у Ольве разрешения пройти через город на обратном пути из Арамана, и как они шли по улицам Альквалондэ. «Брат убийцы! Предатель! Обманщик!» — летело ему вослед. Нолдор придется жить с этим грузом вины, и пусть сам Арафинвэ никого не убивал и не предавал, он разделил эту ношу со своим народом. И поэтому сейчас он войдет в Круг Судеб как их глава, как сын короля. Он неосознанно сжал кулаки, натягивая поводья, и скакун совсем остановился. Впрочем, они уже добрались до развилки, им предстояло свернуть влево на дорогу, что вела к холму Эзеллохар. Сам холм в воцарившейся темноте казался неприступным грузным великаном, что нависал над Арафинвэ по мере приближения. Подъехав к подножию холма, всадник остановился и долго всматривался наверх. Там, где раньше стояли два прекрасных дерева и дарили всем эльдар свет и тепло, переплетая золотые и серебряные ветви, роняя на землю золотой дождь из лепестков и капель живительной влаги, теперь виднелись почерневшие, усохшие остовы. Казалось, они скорчились от непереносимой боли. Сердце эльда сжалось от тоски и забытого страха, как будто он снова переживал те мгновения, когда тьма окутала Валинор. Наконец, совладав с собой, Арафинвэ спрыгнул с седла, ослабил подпругу, снял уздечку с коня. Добродушно почесав челку любимца, он вытащил из сумки еще одно яблоко: — Угощайся, ты заслужил, спасибо за помощь. Подожди меня, отдохни, — конь, чувствуя настроение эльда, недоверчиво всхрапнул и опасливо покосился на хозяина. — Не бойся, здесь тебе ничего не угрожает. Я скоро вернусь. Он похлопал коня по шее и направился к широкой круглой площадке, по краю которой стояли четырнадцать кресел, высеченных из камня. Кресла были пусты. Чья-то искусная рука вырезала на их изголовьях причудливый орнамент: морские волны, горы и наковальню, стремительного скакуна, звезды, деревья, оленя, ткацкий станок, книгу, ветку кипариса и чашу с лекарством — ни один рисунок не повторялся. На миг Арафинвэ замер на границе круга, а затем, не допуская сомнений, прошел в центр площадки, повернувшись лицом к одному из кресел, которое имело спинку чуть выше, чем у остальных. На ней было изображение орла, парящего в воздушных потоках. Чудилось, что еще мгновение — и птица махнет крылом, а в лицо ударит холодный ветер. Арафинве стоял в круге пустующих кресел, черными силуэтами глядящих на него из темноты, но ничего не происходило. Конечно, было бы наивно считать, что Валар будут сидеть, дожидаясь его. Всю дорогу он обдумывал, что и как должен говорить, и, подъезжая к Маханаксару, был готов немедленно предстать перед судьями. Теперь ожидание было мучительно. Внутренне напряжение нарастало, не давая свободно вздохнуть, и Арафинвэ опустил голову, желая совладать с собой. Он не заметил, сколько времени прошло, а когда поднял взор, то натолкнулся на внимательный взгляд сапфировых глаз. Король Арды поднялся с трона, а Арафинвэ преклонил колено. — Я рад, что вы вняли последнему предостережению и вернулись. Это дает нам надежду. «Неужели действительно рады? Даже сейчас, после того, что мы сотворили!» — Арафинвэ не верил своим ушам. — И все же тебе предстоит ответить на наши вопросы. От твоих слов зависит очень многое, сын Финвэ. — Я осознаю это, Владыка. Я буду держать ответ не только за себя, но и за мой народ. — Поднимись, — похоже, такой ответ устроил Вала. Он занял свое место, и заговорил Намо, сидевший по левую руку от Короля Арды. — Мой первый вопрос, Арафинвэ Финвион, — голос у Судии не выражал никаких эмоций. — Ты возвратился в Тирион не один. Сколько нолдор пришло с тобой? — Не более полутора тысяч, — осторожно ответил Арафинвэ, не понимая, зачем это Владыкам. Он никак не ожидал, что разговор начнется с этого. Какое-то время Валар молчали. В сложившейся ситуации молчание было настолько неуютным для Арафинвэ, что он передернул плечами. Варда, заметив этот жест, произнесла: — Нам лучше говорить вслух, ведь мы не одни. — Все же это так мало, — вздохнула Ниенна, — а остальные решили идти во Тьму. Наши предостережения пропали втуне. — Нет, это не так, — возразил Ульмо. — Их выбор не был слепым. Это важно. — Кто-то из твоих спутников пострадал? — обратилась к Арафинвэ Эстэ. Инголдо от этих слов совсем растерялся. Он обернулся к Валиэ и поклонился: — Благодарю тебя, госпожа. Среди нас не было раненых. Многие утомлены сверх привычного, но, я надеюсь, что они оправятся после небольшого отдыха. — В отличие от телери, — раздался голос из-за спины. Арафинвэ внутренне сжался, узнавая говорившего — Аулэ, друг и учитель нолдор. Даже на расстоянии чувствовался гнев, сдерживаемый Вала. — На его руках нет крови, — вмешался Ирмо. — Это бы отразилось на фэа, а я не вижу таких перемен. — Это так, — подтвердил Намо. — И из этого следует второй вопрос: где ты был, когда твой брат напал на гавани телери? — Войско растянулось на несколько лиг, мой дом шел в самом конце. Когда мы подошли к Альквалондэ, было уже поздно: Феанаро захватил корабли. — Ты был в городе, на причалах? Видел, что стало после того, как там побывали нолдор? Арафинвэ не мог смотреть в глаза Намо, горло свело спазмом. Снова захотелось спрятать горящее лицо, опустив голову, но он не позволил этого себе. Сглотнув насухую, Арафинвэ заставил себя говорить: — Да. — И даже после увиденного вы не повернули назад, продолжив следовать за Феанаро? Перед взором Арафинвэ как наяву предстали портовые улочки Альквалондэ, затянутые дымом. Где-то начинались пожары. Кое-где приходилось обходить спешно созданные баррикады: опрокинутые телеги, перевернутые, раскатившиеся бочки — и, что страшнее всего, повсюду темные пятна крови на земле. Мертвых или раненых не было видно, но иногда попадалось брошенное оружие, шлем или обрывок одежды, стрелы лежали на мостовой так часто, словно тут прошел целый ливень из них. Конь всхрапнул и дернул мордой, увидев на дороге какой-то предмет. Арафинвэ показалось, что это латная перчатка, такие делали кузнецы Феанаро, чтобы защитить руку при упражнениях с мечом. Однако приглядевшись, он заметил скрюченные пальцы и посиневшие лунки ногтей. Рука была оторвана или отрублена чуть выше запястья, среди кровавых ошметков белел обломок кости. Сердце и разум не желали верить в увиденное. Арафинвэ казалось, что это страшный морок. Он подавил желание остановиться и что-то сделать с жуткой находкой, понимая, что своему хозяину она больше не пригодится. Когда до причалов оставалось немного, они наконец-то натолкнулись на своих. Нолдор второпях оказывали помощь раненым. Перевязывали, грузили на спешно сделанные носилки и несли к берегу. В стороне лежали несколько тел, укрытых плащами. Арафинвэ склонился над ними, осторожно отогнул край плаща, вглядываясь в серое лицо молодого нолдо. Поднял ткань над лицом другого — в глаза бросились запачканные кровью волосы с растрепавшимися косами, скрепленными бусинами — этот был из телери. Он поднялся, перевел взгляд на своих спутников. — Мы должны помочь! Нолдор Третьего Дома поспешили на выручку. Вскоре с Арафинвэ остался только Ангарато. Они вынимали стрелы из ран, заговаривали кровотечения, накладывали повязки. Скольких он спас в тот страшный час, Арафинвэ не знал — не считал. Главное, он успевал спасти. Но сейчас на его руках умирал совсем мальчишка: похоже, кто-то нанес ему удар кинжалом. Лезвие рассекло одежду и вспороло живот. Раненый, видно, пытался ползти, и выпавшие из раны розовые петли внутренностей были все в пыли. Нужна была чистая вода, ткань для перевязки, но ничего не было под рукой, и Ангарато, убежавший на поиски, задерживался. Мальчишка был еще жив, но лицо его посерело, лоб был покрыт мелкими каплями пота, а глаза бессмысленно смотрели в небо. Арафинвэ сделал все возможное, но помощь запоздала, да и он сам был уже порядком утомлен. Дыхание раненого было неглубоким и частым, сердце билось почти не слышно. Наконец, он вдохнул последний раз, вздрогнул, и тело обмякло. Арафинвэ понял, что проиграл. Он осторожно закрыл глаза умершего: видеть остекленевший взгляд было страшно, — и укрыл юношу его же плащом. — Как мне жаль, что мы опоздали, — еле слышно произнес Арафинвэ. — Лучше радуйся этому, дядя, — раздался знакомый голос. Чуть в стороне стоял Финдекано, привалившийся к стене дома, у которого они находились в тот момент. Племянник выглядел измотанным: лицо имело сероватый оттенок, на щеке виднелся порез, продолжавший кровоточить. Арафинвэ, не раздумывая, подошел к нему, вглядываясь в лицо. Во взгляде Финдекано было что-то странное, незнакомое Арафинвэ, а еще боль, негодование и глубоко спрятанные растерянность и страх. Доспехи Финьо местами были покрыты бурыми пятнами, и теперь Арафинвэ понял, что это кровь. — Ты ранен? — Нет. Так — царапины. — Финьо, ты должен объяснить, что здесь произошло. Я спрашивал многих, пока лечил раны. Они либо молчат, либо просят не спрашивать их, а то и еще интереснее — отсылают меня за объяснениями к Феанаро. Финьо, кто напал на вас, как с этим связан мой брат? — На нас не нападали, — Финдекано закусил губу. — Это мы. — Что? Что вы? — Когда мы подошли, они уже бились. Кругом неразбериха. Телери осыпают нас стрелами, теснят прочь. Никто не ожидал подобного. Многие получили ранения в первые минуты. И я бросился в бой! Я лишь хотел защитить наших близких. — Телери напали на нолдор? Что за вздор! Я должен поговорить с Ольвэ. — Нет, — Финдекано ухватил его за плечо, — сейчас ты нужен нашему народу как никогда. Мы покидаем Альквалондэ, отец уже несколько раз трубил сбор. С нами много раненых, которым нужна помощь целителя, а ты самый одаренный из семьи во врачевании. — Финдекано, ты не договариваешь что-то серьезное. Но ты не умеешь лгать, — заговорил, обрывая племянника, Инголдо. — И еще ни словом не упомянул Феанаро. От твоих объяснений больше вопросов, чем ответов. Финдекано умолк, будто решая для себя какой-то сложный вопрос. Когда он прервал молчание, его голос стал неживым, из него словно пропали все эмоции: — Ольвэ отказал Феанаро, когда тот предложил присоединиться к походу или дать нам телерийские суда. Тогда Феанаро приказал своим эльдар взять корабли силой. Это не телери напали на нас. Это нолдор подняли оружие на братьев. Не решаясь смотреть в лицо дяди, Финдекано обошел замершего Арафинвэ, и, только отойдя на несколько шагов, сказал напоследок: — Мы снова идем на север. Надеюсь, ты нас нагонишь. Прости меня. Арафинвэ захватил вихрь эмоций: смятение, безнадежное непонимание, боль, гнев и жалость. Тело отказывалось подчиняться разуму, он едва устоял на ногах. В себя Инголдо пришел лишь тогда, когда кто-то сжал его левое плечо. Арафинвэ с трудом обернулся, рядом с ним стоял сын с обеспокоенным выражением на лице: — Отец… — Валар, как всегда, оказались правы. Этот путь привел нас к небывалой скорби, едва нолдор вышли из Тириона. Что же будет дальше? Нужно найти твоих братьев и сестру. Мы должны вернуться в Тирион. — Нет, — неожиданно воскликнул Ангарато, потом совладал с собой и уже уверенно и спокойно продолжил. — Отец, если считаешь нужным, возвращайся. Но я пойду дальше с Нолофинвэ, и думаю, остальные ответят тебе также. Отец, мы не можем бросить родичей, только не сейчас. — Телери тоже твои родичи, ты не забыл? — Нет. Мне горько от случившегося, и все же Валар помогут телери, в этом я уверен. Но кто же поможет мятежникам? Он склонил голову перед отцом, прося прощения и ожидая его ответа. Арафинвэ прикрыл глаза рукой: внутренне разрываясь между двумя решениями. — Хорошо. Труби сбор, мы пойдем дальше за Нолофинвэ. Арафинвэ очнулся и поднял глаза на Валар. Воспоминания были мучительны, но слова сына подсказали верный ответ. — Да. Мы не оставили своих родных и друзей. Ниенна перевела свой взгляд на Намо, после чего он задал вопрос, который очевидно интересовал ту, что была воплощением милосердия: — Пытались ли вы хоть как-то помочь телери? — У нас было много своих раненых, целители помогли немногим тяжелораненым мореходам, но на большее времени не было. Нолдор спешно покидали Альквалондэ. — Вероломные обманщики! — гневно воскликнул Аулэ. — Я поделился с Нолдор многими знаниями. Не вы ли всегда были желанными гостями в моих мастерских? Я учил вас создавать новое, быть творцами. На что же было потрачено полученное? Вы выковали мечи, чтобы убивать друг друга! Речи Мелькора отравили всех вас. Вы посеяли хаос и разрушения в нашей земле, как и этот отступник. Речь Аулэ обрушилась на Арафинвэ подобно горной лавине. Голос Вала давил на плечи, прижимал к земле. Каждое слово ударяло не хуже камня, сорвавшегося с высоты. Йаванна, желая успокоить своего супруга, наклонилась к нему, накрыв его ладонь, сжатую в кулак, своей: — И все же это мы давали им знания. Так же, как наш Отец давал знания нам. — Однако знания, как и сила, предполагают ответственность. Нолдор не справились с нею, — заметил Тулкас. — Что бы ни случилось, они остаются Детьми, — возразила Вайрэ, до этого не принимавшая участие в беседе, и добавила тише: — И судьба мира связана с их судьбой. Инголдо чувствовал себя раздавленным, погребенным под толщей земли, без возможности вздохнуть полной грудью или пошевелиться. Он был безмерно благодарен Йаванне за то, что она смогла удержать гнев своего супруга. Но он понимал, что Ауле был прав, и прав был суровый Тулкас. Арафинвэ был не в состоянии уследить за дальнейшим развитием разговора, внешние звуки заглушал пульсирующий шум в ушах. Наконец он обратил внимание на воцарившуюся тишину. — Тебе есть что ответить на слова Аулэ? — в голосе Намо слышались нотки нетерпения, наверное, первого его вопроса Арафинве не услышал. Он на миг замешкался, но тут же заговорил, вспоминая все те слова, что заготовил по пути в Валимар. — Владыка, ты прекрасный учитель, и нолдор получили от тебя множество знаний. Но мы были слишком беспечны в светлом полдне Валинора и забыли, что несем ответственность за результат трудов. А быть может, нам слишком легко доставались наши достижения, и мы предались гордыне, забывая, кому обязаны своим благополучием. Мелькор с легкостью распознал нашу уязвимость, посеяв семя смуты. И все же мы хорошие ученики, а, значит, умеем видеть свои ошибки и больше не повторим их. Эльда с надеждой поднял голову, стараясь не отводить взгляд. — Значит, всего лишь ошибки, которые не нужно повторять, — со странной интонацией повторил Намо. — И конечно же во всем виноват Мелькор, и только он? Арафинвэ поразила страшная догадка: он ошибся. Не этих слов ждали Владыки. Его взгляд метнулся к Ниэнне, ища подсказки. Валиэ лишь вздохнула, покачав головой, подтверждая его опасения. А Судья продолжал: — Ты сказал, Мелькор посеял семя смуты. Верно подмечено. Мы так же видим, что оно разрослось, принесло горькие плоды и отравило нашу землю. Чтобы избавиться от сорных трав, растения выдирают с корнем и сжигают. Ты думаешь, мы можем поступить так же? Арафинвэ с ужасом представил, что их все же изгонят из Тириона. Куда он отправится с женщинами и детьми? Можно пойти в Форменос, там хотя бы не придется строить жилища. Но до Форменоса столько же лиг, сколько и до Арамана. Как они выдержат еще один переход, что если теперь снег завалил подходы к крепости? Когда на север ушел Феанаро и его сыновья, были живы Древа, освещая даже дальний север, а к возведенной крепости тут же потянулись обозы из Тириона, Валимара и Альквалондэ. Первый Дом продолжал жить в изобилии и почете. А что ждет их? Просить нолдор Тириона разделить с ними запасы, или, может, Ольвэ пришлет любимому зятю рыбки! Смешно, как же смешно. Инголдо начинало колотить от сдерживаемого нервного смеха. Свою судьбу Арафинвэ отдал в руки Валар в тот миг, когда повернул назад в Арамане, и он примет любое их решение. Но те, кто доверил ему свои жизни, не должны пострадать. Инголдо должен защитить их любой ценой. Он тяжело опустился на колени: — Владыки, мой народ совершил столько ошибок и заплатил за них дорогой ценой. Мы потеряли все: своего короля, привычную жизнь, доверие и дружбу соседей, свои семьи. Мой народ подавлен и растерян. Никто не знает, что ожидает нас в будущем — это рождает страх в сердцах, и мое не исключение. Прошу вас, не лишайте нолдор последнего, что у них осталось. Для всех, кто вернулся назад, любовь к этой земле и доверие к Валар оказались сильнее всего остального. Тирион — их дом, их спасение. Я умоляю о прощении: не оставляйте нолдор одних без вашего покровительства, не гоните прочь. Будьте милосердны. Томительное ожидание было прервано усталым голосом Короля Арды: — Встань, нам не это нужно. Манвэ замолчал и не говорил ни слова до тех пор, пока растерянный Арафинвэ не поднялся на ноги. — Выслушай меня. Твое прошение говорит нам о том, что вы страшитесь и ждете наказания. Даже та малая часть, что вернулась с тобой, решилась на это только после того, как Пророчество посулило вам беды и страдания. Значит ли это, что вы повернули лишь из страха? Есть ли в ваших сердцах доверие, о котором ты говорил? — Да! — горячо воскликнул Арафинвэ. — Моя судьба и судьба всех нолдор в ваших руках! Но… — Но? Ты все же сомневаешься? — Король Мира смотрел внимательно, и нолдо стоило больших усилий не опустить глаз. — Ты ошибаешься, сын Финвэ, ваша судьба только в ваших руках, и ни в чьих иных. Арафинвэ замер, пораженный этой мыслью. Неужели это и правда так, и все, что с ними случилось и случится впредь — будет только следствием их дел и помыслов? — Понимаете ли вы, почему было произнесено Пророчество? Арафинвэ стало неуютно и захотелось спрятаться или хотя бы отступить на пару шагов. Или даже снова опуститься на колени и умолять Валар о прощении — это было бы легче. Пусть они все решат, пусть на них ляжет вся ответственность за судьбу эльдар! Но вопрос был задан. — Мы… — начал Арафинвэ, с трудом выговаривая слова, — Мы слишком привыкли жить, не оглядываясь. Мы жили под вашей защитой, не обращая на это внимания. Мы повели себя как малые дети, которых стала тяготить забота родителей. Многие из нас пошли за Феанаро, не подумав, как следует. А другие не проявили достаточно настойчивости, чтобы их образумить. Думали, это не наше дело, другие дадут ответ, если что-то пойдет не так. Но теперь я вижу, что мы ошибались. Это было наше дело, наш долг, каждого из нас. Никто не может пройти мимо злых дел и не попытаться их исправить. Если бы каждый тогда, в Альквалондэ, заглянул в свое сердце, то не случилось бы такой беды. А может быть, это надо было сделать гораздо раньше, не надеясь, что все разногласия решатся сами собой. Арафинвэ замолк, словно погрузившись в свои мысли, но Валар не торопили его. — Значит, Пророчество — это возмездие всем нам? Всем, кто промолчал? — Не возмездие, — проронил Намо. — Просто вы не можете поступить иначе? — понял Арафинвэ. — Не можете помогать убийцам и тем, кто попустительствовал злу. Точно так же, как я не смог пойти за братьями и сестрой, хотя люблю их всем сердцем. — Тем, кто не раскаялся и не сделал ничего, чтобы исправить совершенное зло, мы помочь ничем не сможем, — кивнул Намо. Арафинвэ горестно вздохнул. — Я уверен, мои братья и все, кто пошел с ними, тяжко страдают от своих ошибок. Они раскаиваются! Намо молчал. Манвэ покачал головой. — Я не могу ничего сделать для них? — обреченно спросил Арафинвэ, но тишина снова была ему ответом. Валар только переглянулись между собой, а Ульмо нахмурился. — Выбор сделан, — заговорил Намо. — И родичам твоим, и тебе надлежит пройти этот путь до конца. Тебе остается лишь ждать и надеяться. И ожидание может быть долгим. — Насколько долгим? — А это зависит от путей, которыми пойдут твои родичи. Смогут ли они возродить в себе Надежду или предадутся отчаянию. Ульмо нахмурился сильнее и подался вперед в своем кресле: — Оставим ли мы Эндорэ на волю Исказителя? И не должно ли Милосердие быть выше Справедливости? Арафинвэ с надеждой оглянулся на Манвэ. — Что ж, если просьба о помощи будет искренней, а деяние служить благу… — задумчиво проговорил Король Мира. — Благодарю тебя, Владыка! — Инголдо почувствовал, как на несколько мгновений ослабли тиски, сжимавшие сердце. Это был хоть небольшой шанс для его родных, и, судя по всему, в лице Ульмо они обрели нежданного заступника. Он не смел рассчитывать и на это. — Ты просил прощения за свой народ, — раздался негромкий мягкий голос. Нолдо обернулся и увидел, как от плавного жеста струятся и мерцают ткани одеяния Ирмо. — Но есть ли что-то, в чем ты раскаиваешься лично? Арафинвэ вздрогнул. — В равнодушии. Мне были в тягость распри братьев, и я предпочел скрыться от проблем в беспечном Альквалондэ. Я не вернулся в Тирион и после, когда Феанаро удалился на север, хотя знал, что Нолофинвэ тяжело справляться одному. Надо было не предаваться сожалениям, а действительно заботиться о народе отца! И если бы в Альквалондэ я был рядом с Феанаро, быть может, я смог бы удержать его или уговорить своего тестя дать нам корабли. — Если бы ты там был, то погиб бы, пытаясь их примирить, — с ровной интонацией в голосе промолвил Намо. — И все же мне стоило попытаться. Над собранием повисло долгое молчание. Валар переглянулись, и Арафинвэ показалось, что воздух звенит. Наконец словно легкий ветерок колыхнул одежды Стихий. — Когда вы ушли, мы предлагали твоей сестре взять правление нолдор на себя, но она отказалась, не желая покидать свою мать, убитую горем. Тогда, по совету Аулэ, мы обратились к лорду Махтану. Все это время он выполнял обязанности наместника и выполнял хорошо. Ты возвратился и можешь претендовать на престол, но ты же слушал наветы Мелькора, ушел в Исход вслед за семьей и не смог вразумить своих домочадцев. Можем ли мы доверить тебе народ твоего отца? И справишься ли ты с этим бременем? Арафинвэ не нашелся с ответом. Он никогда даже в мыслях не представлял себя на месте отца, ведь он думал, что отец будет править до конца Арды. Такое положение казалось незыблемым, и резкие перемены выбили почву из-под ног Инголдо. А после речей Манвэ, он тем паче не был уверен в правильности своих решений. — Разве владыки не желают взять управление в свои руки? — с сомнением задал вопрос Арафинвэ. — Нет, — спокойно ответил Манвэ. — Валар никогда не хотели властвовать над эльдар. В Валиноре пролилась кровь, между телери и нолдор теперь преграда из недоверия, боли потерь и отчаяния. Исправить ошибки могут лишь сами эльдар. — Бесчестно было бы бежать от ответственности в этот трудный час, но если это послужит для блага моего народа, я готов отдать корону другому. — И что ты будешь делать потом? — Быть мне правителем или нет, я сделаю все возможное, чтобы исцелить горе своего народа и добиться примирения между нолдор и телери, даже если для это потребуются тысячи лет. — Достойная цель, — заметил Ульмо. — Слушай же, Арафинвэ Инголдо Финвион, наше решение, — заговорил Намо. — Вернувшиеся нолдор могут остаться в Тирионе и более не разлучаться с родичами. Ты же, Арафинвэ Финвион, благороден, великодушен и мудр сердцем, и если последуешь своей цели, то сможешь возродить былое величие своего народа, и потому взойдешь на престол и будешь править нолдор Амана. Манвэ поднялся со своего места и подошел к Арафинвэ. Тот, поняв, что от него требуется, с внутренним трепетом поднял руки ладонями вверх, а король Арды накрыл их своими. — Да будет так, — провозгласил Король Арды.***
Арафинвэ не помнил, как покинул Круг Судеб. Конь сам нашел его и ткнулся мордой в спину. — Ох, милый мой, — смог лишь сказать нолдо, обнимая его за шею. Только сейчас он почувствовал, что едва держится на ногах от усталости. — Видишь, все обошлось. Теперь придется много работать, и тебе тоже, надо будет ездить по всему Эльдамару. Но мы ведь справимся? Если мы сможем вернуть мир, то когда-нибудь — не много ли я прошу у судьбы? — ко мне вернется Эарвен? Может быть, все будет не так уж плохо…