Если бы я жил тысячу жизней, то в каждой принадлежал бы только тебе. Если бы я жил тысячу жизней, то сделал бы тебя своим в каждой из них. Мишель Ходкин, «Возмездие Мары Дайер».
☆
Голос, зовущий его, очень похож на голос его сестры, и по вполне обоснованным причинам Луи паникует. Ему стало всё равно ещё несколько месяцев назад, если Зейн или Лиам увидят его, валяющимся в собственной грязи. Постепенно они привыкли к этому. Но последние одиннадцать месяцев Луи удавалось удерживать членов своей семьи на безопасном расстоянии. Если Лотти увидит, в каком он находится положении, то созовёт всю кавалерию. А это последнее, что ему нужно, потому что всё, чего он хочет — лишь напиться. К сожалению, понадобится около недели, чтобы избавиться от целой кучи банок из-под пива, грязной одежды и коробок из-под еды на вынос, которые разбросаны по всей квартире. Понадобится две недели, чтобы избавиться от неприятного запаха. Даже нет смысла пытаться это сделать. Спустя несколько секунд Лотти добирается до его спальни. К тому времени, как он принимает сидячее положение, она уже стоит рядом, замерев с рукой на ручке двери и уставившись на него. — Доброе утро, — бормочет Луи. Лотти широко раскрытыми глазами осматривает комнату. Наступает молчание, а потом: — Я звоню маме. — Лотти, нет. Не делай этого, — Луи быстро поднимается на ноги. Он хватает её за руку, которой девушка уже ищет телефон в своей сумочке. — Вовсе не обязательно это… Можешь, пожалуйста, перестать искать свой телефон? — Когда ты в последний раз мылся? — спрашивает она. Приходится немного подумать над ответом. — Вчера, — отвечает он. — Я знаю, на что всё это похоже, но я в порядке. — Выглядишь так, будто не вылезал из кровати месяцами. Это место отвратительно. Ты отвратителен, — отчаянно говорит она. — Завтра твой день рождения, Луи. — Не напоминай, пожалуйста, — он снова опускается на кровать. Лотти качает головой, оглядываясь вокруг. Она находит незамусоренное место на столе и ставит туда сумочку, после чего снимает пальто. — Ладно, — вздыхает она. — Давай убираться. Он начинает жаловаться, но девушка поднимает руку вверх, заставляя замолчать. — Два варианта, — начинает она, показывая два пальца с накрашенными ногтями. — Либо мы убираемся, либо я звоню маме. Он настолько боится предстоящего объёма работы, что на какое-то мгновение подумывает выбрать вариант с «позвонить маме». Но она — вечно пропадающая на работе медсестра с большим количеством голодных ртов, дожидающихся её дома, которая едва находит время для себя. Он не хочет быть ещё одной обузой для неё. — Ещё пять минуточек. Лотти внимательно на него смотрит. — Сейчас. На уборку уходит гораздо больше усилий, чем Луи прилагал последние несколько месяцев на что-либо другое. Лотти уверяет, что они работают поровну, и поначалу так и есть, только потом она начинает делать селфи на диване, что не особо устраивает Луи. Когда спальня вновь становится пригодной для жилья, а в раковине виднеется дно, она даёт ему чашку чая и позволяет на несколько секунд сесть и отдохнуть. Она смотрит на него. Он избегает её взгляда. — Ты с ним вообще говорил? Луи сжимает челюсти, качая головой. Конечно же, нет. — Всё по-настоящему кончено? — Кажется, да, — вздыхает Луи. — Что значит, я не хочу говорить на эту тему. Лотти ещё какое-то время смотрит на него, после чего поднимается с места. — Я достану пылесос. К тому времени, как они заканчивают, квартира просто сияет, а воздух снова становится чистым. Лотти чуть ли не силками тащит его из квартиры, чтобы закупиться едой в нормальных продуктовых магазинах и покушать съедобную пищу. Она рассказывает ему о своём парне, Сэме, которого навещала в Лондоне, прежде чем без предупреждения заехала к Луи. — Он приедет на Рождество, — говорит она. — Так что ты обязан с ним познакомиться. Луи улыбается, ковыряясь вилкой в лапше. Рождество. Праздник, который как и почти все остальные обычные дни, переполнен воспоминаниями. На прошлое Рождество он бы не смог представить себя в одинокой квартире. Он бы не смог представить повсюду валяющуюся на полу одежду. И всё же, теперь он наступил, период особенных дней, которые ему придётся провести в одиночку. Теперь он здесь, без пяти минут двадцатипятилетний мужчина, который мало чего ожидает от жизни. Он даже не взволнован по поводу своего дня рождения, или Рождества, или Нового года. Он ни о чём не волнуется в эти дни. Не тогда, когда рядом нет Гарри.☆
Конец всему наступил в воскресенье. Луи точно помнит, потому что каждое воскресенье они с Гарри смотрели новую серию «Игры престолов», а той ночью впервые её пропустили. Конец наступил, но не внезапно. Луи предвидел его приближение месяцами ранее до того, как всё окончательно разрушилось. И потребовалось ещё несколько месяцев, чтобы страдания и чувство потери, наконец, сломили его. Они развязали очередную жаркую ссору, как делали это часто в последнее время. Они спорили о жизни и любви, о деньгах и работе, о свадьбе и переезде. Они были слишком молоды для решения таких серьёзных проблем. Они спорили, как пожилая женатая пара, только не имея той же стабильности, и Луи никогда не мог представить себя в браке с Гарри. Не было смысла в том, чтобы в таком молодом возрасте иметь такие проблемы. Не было смысла в том, чтобы начать их совместную жизнь в любви, а закончить в ненависти. Не было смысла и в них. Так что да, Луи заметил, что всё катится вниз по наклонной ещё несколько месяцев назад. Но боль от этого не уменьшилась. Теперь, в декабре, Луи думает, что повсюду можно было заметить знаки, предвещающие конец. Он мог бы остановить это, если бы попытался. И тогда Гарри не улетел бы в Нью-Йорк. Может быть, ничего бы не изменилось, если бы он перестал обвинять себя. Или, может быть, если бы они были чуть старше и опытнее, то лучше бы понимали ценность того, что у них есть. Луи бы знал, что такие парни, как Гарри, встречаются раз в тысячелетие, и если они хотя бы раз пересекают ваш путь, то вы уже можете считать себя счастливчиком. Гарри пересёк его путь, словно прекрасная комета. И Луи позволил ему уйти. Теперь всё начинает ложиться на его душу тяжёлым грузом. Прошло около года с того момента, когда он последний раз видел Гарри (не считая случая в октябре, когда один взгляд, посланный с другого конца паба, заставил Луи вернуться домой в слезах), год с того момента, когда он последний раз прикасался к нему и целовал. И порой он всё ещё просыпается, чувствуя на своей коже пальцы Гарри, его губы. Он — постоянно присутствующий рядом фантом. Призрак, который преследует его во снах. Он так близок, воспоминания о нём посылают мурашки по телу. И в то же время он никогда не был так недосягаем, как сейчас.☆
Зейн передаёт сухое мартини мужчине, сидящему в конце бара, и дарит ему улыбку, после чего вытаскивает тряпку из заднего кармана и начинает протирать прилавок. Луи наблюдает за ним, оперевшись подбородком на раскрытую ладонь. — Ты действительно красив, Зи. Ты знал? — немного удивлённо спрашивает он. Зейн поднимает бровь, пока протирает несколько стаканов для мартини. — Спасибо? — говорит он, переводя взгляд на пустой стакан в руке Луи. — Тебе, может, хватит уже? — Нет, — протяжно протестует Луи. — Мне завтра исполняется двадцать пять. Налей ещё, — он передвигает стакан по поверхности стола. Зейн вздыхает, беря с задних полок бутылку виски, и вновь наполняет стакан. — Этот последний, — предупреждает он. — Эй, я старше тебя. Не смей мне говорить, что делать, — мямлит Луи, показывая на него пальцем, и забирает стакан. Малик усмехается и уходит, чтобы заняться другими клиентами. Луи наблюдает за ним. Парень одет во всё чёрное: чёрная рубашка на пуговицах с закатанными до локтей рукавами и чёрные брюки. Он кажется таким свежим и чистым и, наверное, пахнет, как лес после дождя. Луи не может сопротивляться мыслям, появляющимся в его голове. Когда Зейн снова подходит к нему, он спрашивает: — Почему мы никогда не… понимаешь? Зейн молчит какое-то время. — Ты о чём? — Ну, ты и я. Мы оба привлекательны, да? Почему этого никогда не случалось? — спрашивает Луи, жестом показывая на себя и на парня. Он подносит стакан к губам и делает большой глоток. Зейн хмурится. — Потому что у тебя был Гарри? — Ну, теперь нет, — говорит Томлинсон. Он опустошает стакан и ставит его на край прилавка. — Так почему нет? Зейн качает головой и тоже опускает стакан, который до этого держал в руке. — Луи, послушай меня, — начинает он. Теперь он кажется намного серьёзней, чем когда-либо был. Он наклоняется вперёд так, чтобы быть наравне с Луи. Его обычно мягкий взгляд карих глаз в этот момент становится строгим. — Ты пьян и одинок. Ты не заинтересован во мне. Луи такое заявление не устраивает. — О, отвали… — И я не заинтересован в тебе, — продолжает Зейн, игнорируя его. — Ты знаешь это. Мы оба знаем. Луи действительно знает это. Он познакомился с Зейном в выпускном классе. Малик переехал в тот же район, что и он, и, оказывается, был знаком с его лучшим другом, Стэном. Хватило только этого. Не прилагая никаких усилий, они постепенно стали близки друг другу, даже больше, чем Стэн и Луи. Но за всё это время им не было никакого смысла становиться кем-то, кроме друзей. Даже если Зейн был одним из самых привлекательных парней в школе. Они были просто друзьями, ничем большим, и их это всегда устраивало. Луи всё же немного раздражён по этому поводу. По крайней мере, потому, что Зейн прав. Он опускает голову на барную стойку. — Ну и что. — Тебе надо перестать так себя вести, — говорит Зейн. — Я не могу больше смотреть на тебя такого. Как и Лиам. Луи стонет, внезапно чувствуя себя беспомощным. Может быть, ему всё-таки хватит пить. — Я в полном дерьме, — тихо говорит он, поднимая голову. — У меня был человек, который любил меня, а я всё разрушил к чёртям. И он бросил меня. И теперь я в полном дерьме, — лепечет он. — Кто вообще захочет меня таким? Даже если кто-то и захочет, я не захочу его, — он снова роняет голову на барную стойку, в этот раз с глухим стуком. — Я не хочу никого другого. — Луи, — с сожалением в голосе произносит Зейн. Он протягивает руку, чтобы мягко погладить Луи по затылку. — Всё наладится. — Нет, ничего не наладится, — устало отвечает Луи. В очередной раз поднимая голову, он продолжает сломленным голосом и со слезами на глазах. — Точно нет. — Луи, — снова говорит Малик. Он звучит так, словно сам готов расплакаться. — Я не могу уйти с работы до полуночи, но я позвоню Лиаму, чтобы он подвёз тебя до дома. Тебе просто нужно немного отдохнуть. Всё наладится, когда пройдёт Рождество и Новый год. Обещаю. Луи не отвечает. Разговоры причиняют боль. Движения причиняют боль. Абсолютно всё. Всё причиняет боль.☆
На следующий день наступает Сочельник. И первый день рождения, который Луи проводит без Гарри. Мама звонит самая первая и спрашивает, какого это — чувствовать себя на двадцать пять. Не самый лучший вопрос, который она могла задать. В свои двадцать пять он чувствует себя полным дерьмом и точно так же, как чувствовал себя в двадцать четыре. Но он не говорит этого. Она пытается звучать радостно, но отчаяние в голосе Луи слышно даже через телефон. Из-за этого она и сама начинает грустить. — Не могу дождаться нашей встречи завтра, дорогой, — говорит она. — Да, я тоже, — отвечает Луи. Его жизнь буквально разваливается на части, но он хочет найти способ подбодрить её. Проблема заключается только в том, что почти целый год он провёл в беспомощности, не способный вытащить себя из собственного дерьма. Он сомневается, что у него получится сделать это ради своей мамы. Поэтому мама говорит, что любит его, после чего они прощаются. Каждый день Луи заставляет себя выбраться из постели, чтобы только покормить Поппи. Он думает, что если будет заботиться о кошке, то рано или поздно Гарри вернётся, чтобы проведать её. Когда он собирается уходить, Поппи шипит на него, возможно, ощущая всё его безразличие. Ещё одна вещь, на которую Луи плевать хотел. Томлинсон выходит на улицу, ощущая покалывание на коже от прохладного лондонского воздуха, достаёт из пачки одну сигарету и зажигает её. Он бросил курить, когда встретил Гарри, потому что тот, сам бросивший эту привычку два года назад, помог набраться храбрости и ему. За всё замечательное время их отношений Луи ни разу не притронулся к сигарете. За прошедший год он наверстал упущенное. Он не сразу идёт в магазин за кошачьим кормом. Вместо этого, он решает подъехать к Гайд-парку, куда традиционно каждый год приезжал с Гарри. Каждый год парк превращают в некое место под названием «Зимняя страна чудес», где можно прокатиться на колесе обозрения, множестве аттракционов, мигающих цветными огнями, и ледовом катке. Здесь устанавливают палатки, в которых торгуют разными сувенирами и сладостями, играет живая музыка и даже расхаживают Санты со своими эльфами. Луи прогуливается по парку, пытаясь не думать о том, как Гарри светился от радости на каждом повороте, когда они были тут в последний раз. Но он обманет самого же себя, если будет думать, что приехал сюда по каким-либо другим причинам, кроме чистого мазохизма. Гайд-парк переполнен воспоминаниями о Гарри, и Луи позволяет им полностью окутать себя. Он чувствует боль в груди, пока наблюдает за влюблёнными парами, которые прогуливаются или катаются на коньках, держась за руки. Он наблюдает за тем, как они, тихо посмеиваясь, покупают горячий шоколад или подогретое вино с пряностями. Он вспоминает, как однажды обнимался с Гарри около грота Санты, когда вокруг стояла сплошная темнота, а люди были слишком заняты подсчётом оставшихся секунд до наступления Рождества, чтобы заметить их. — Счастливого Рождества, Лу, — сказал Гарри, проводя носом вдоль щеки Луи. — Это всё ещё мой день рождения, — недовольно ответил он. Гарри улыбнулся и пожал плечами. — Во всяком случае, сейчас этот момент казался подходящим для таких слов. И подходящее настроение, — он снова поцеловал Луи. — И мы счастливы. — Очень счастливы, — Луи обернул руки вокруг него и крепко обнял. — Счастливого Рождества, Эйч. То Рождество было не последним, которое они провели вместе. Последнее было не таким счастливым. Они всё ещё дарили друг другу подарки, поздним вечером пили подогретое вино с пряностями, смотря фильм, но в течение многих месяцев затаённое чувство гибели и напряжённости ощущалось рядом, будто пряталось под рождественской ёлкой. Луи не осознаёт, что плачет, пока кто-то рядом нарочно не кашляет. Он отворачивается в левую сторону, вытирая слёзы с глаз. В нескольких шагах от него сидит молодой человек, одетый как Санта. Луи оглядывается и вдруг понимает, что забрёл в самую безлюдную часть парка. — Ты в порядке? — спрашивает Санта, поднося к губам сигарету. — Глаза слезятся от холода, вот и всё, — неубедительно отвечает Луи. Санта кивает, но явно ему не верит. Он выдыхает сгусток дыма, всё ещё наблюдая за ним исподлобья. Здесь настолько темно, что Луи едва может разглядеть его лицо. — Ты разве не должен вернуться туда? — спрашивает Луи, жестом показывая на заполненную людьми часть парка, где находится грот Санты. Санта поднимает сигарету. — У меня перерыв, — говорит он. — Хм, — мямлит Луи. — Не знал, что Санта берёт перерывы. Разве он не занят всё время? — Именно, — отвечает незнакомец. — Но Санты не существует. Луи кивает, слабо улыбаясь. — Точно. Лишь бы дети этого не услышали. Когда Санта улыбается, свет отражается перламутром на его брекетах. Не то чтобы Санта не должен носить брекеты. Санта не должен иметь никаких проблем с зубами. Но теперь, при появившемся слабом освещении, Луи замечает, что он, на самом деле, очень молод, наверное, не старше его самого. Его костюм Санты кажется дешёвым на вид, а вместо блестящих кожаных ботинок надеты обычные поношенные кроссовки. Луи снова оглядывается вокруг и только сейчас осознаёт в полной мере, что находится в безлюдном, слабо освещённом районе парка с растрёпанным парнишкой, который наверняка и не является официальным работником в Гайд-парке. Томлинсон не знает, стоит ему нервничать или нет. Парень внимательно на него смотрит, глубоко затягиваясь. Луи, возможно, смог бы отбиться, если Санта начал бы на него нападать. Но, честно говоря, из-за такого празднования своего дня рождения — из-за всего прошедшего года — будет никак не удивительно, если Луи подвергнется нападению Санты в Гайд-парке. — Почему ты плакал? — спрашивает парень. Луи пожимает плечами и задумывается. Он не может упустить шанс кому-нибудь выговориться. — Меня бросили. И теперь я праздную Сочельник один. И сегодня мой день рождения. — Дерьмово, — произносит лже-Санта. — Не похоже, что ты многое упускаешь, если эта девушка тебя бросила. Я бы сказал, ты заслуживаешь кого-то лучше. — Не девушка, — без сомнений поправляет Луи. — И нет никого лучше, чем он. — Нет? — лже-Санта не кажется обеспокоенным тем фактом, что Луи гей. — Даже если он бросил тебя в твой же день рождения? — Он бросил меня девять месяцев назад. И я, можно сказать, сам об этом попросил, — говорит Луи. — Почти сам попросил его уйти. — И теперь ты здесь, всё ещё плачешь из-за этого парня, когда прошёл почти год с того момента, как он ушёл от тебя? — Наверное, я буду плакать всё следующее десятилетие. Лже-Санта бросает сигарету на землю и тушит носком обуви. — И как его зовут? — Гарри, — отвечает Луи. — И ты любишь его? — Очень сильно. — Расскажи о нём. Луи поднимает бровь. Но парень просто молчит и дожидается его рассказа. Томлинсон сомневается какие-то секунды, пряча руки в карманы и покачиваясь назад-вперёд на носочках, чтобы немного согреться. — Ну, ему двадцать два года. Сейчас он живёт в Нью-Йорке вместе со своими богатенькими дружками. Он уехал из Лондона в январе. Я не знаю, когда и вообще вернётся ли он. Даже если вернётся, не думаю, что ради того, чтобы увидеть меня. Луи делает глубокий вдох. — Он… — мягко начинает он. — Он самый прекрасный человек, которого я когда-либо встречал. Он красивый, замечательный и весёлый. Иногда люди не согласны, что у него хорошее чувство юмора, но я так не думаю. У него кудрявые волосы. Иногда он пахнет сладким и утончённым ароматом роз. Он кажется добродушным человеком, но может показать свой твёрдый характер, когда этого требует ситуация. Два года назад он заставил меня взять кошку и теперь оставил её здесь. Но, честно говоря, она мне нравится, потому что напоминает о нём. Лже-Санта продолжает внимательно его слушать, хотя Луи думает, что должен остановиться. Но, начав, он уже не может этого сделать. Все слова, которые он так долго держал в себе, плавно вытекают одно за другим. — Гарри предложили работу в Нью-Йорке, и он хотел, чтобы я поехал с ним. Хотел, чтобы мы остались жить там и начали всё с чистого листа. Он сделал мне предложение. А я отказался. Отказался от всего. — Я хотел с ним уехать. Я должен был. Но у меня не было денег. Никогда их не было. Его карьера стремительно поднималась вверх, в то время как моя уходила в никуда. Я думал, что тяну его вниз. Я всегда притворялся уверенным, но на самом деле не был таким. Не с ним. Я переживал насчёт многих вещей, и иногда это даже пугало. Гарри — он, знаешь, добрый и бескорыстный, — говорит Луи, снова вытирая слёзы. — Любовь была единственной вещью, которую он когда-либо у меня просил. И я любил. Люблю. Очень сильно, клянусь. Но этого было недостаточно. Лже-Санта начинает что-то искать в своём кармане. — Ты бы сделал что угодно, чтобы вернуть его назад? — Что угодно, — отвечает Луи, шмыгая носом. Он переводит взгляд на руку парня, которой тот пытается что-то достать из кармана. Луи тихо выдыхает. Должно быть, это он. Момент, когда он будет убит лже-Сантой. Что же он за ублюдок такой, если перед смертью заставляет Луи вывернуть ему наизнанку всю свою душу. Он думает, что будет легче умереть, когда ты и так страдаешь, да? «Ты заблуждаешься, дружище», — думает Луи, сжимая руки в кулаки. Парень достаёт серебряные карманные часы. — Как тебя зовут, приятель? — спрашивает он. — Луи, — отвечает тот после нескольких секунд колебания. — Я Найл. Приятно познакомиться. Он нажимает кнопку на крышке часов, которые открываются, в то время как он подходит на шаг ближе к Луи. Томлинсон слишком занят разглядыванием вращающихся серебряных дисков в этом механизме, чтобы отойти назад. Это компас, а не часы, откуда вылетают клубы синевато-белых блёсток. Наверное, это всё иллюзия от лунного света. — Если бы ты мог загадать одно желание, то попросил бы вернуть Гарри назад? — спрашивает Найл. Луи переводит взгляд на него. — Конечно. Найл улыбается. — Хорошо. Тогда, думаю, я исполню твоё желание, — продолжает он, поднимая правую руку вверх. — Повторяй за мной. Я, Луи Томлинсон… Луи оглядывается вокруг, чтобы посмотреть, не стал ли кто ещё свидетелем такого зрелища. Наверное, на деревьях и столбах висят скрытые камеры. А затем его вдруг осеняет другая мысль, из-за которой он пятится от Найла назад. — Я никогда не говорил тебе свою фамилию, приятель, — настороженно произносит он. Найл захлопывает крышку карманных часов. — В моих руках прямо перед тобой открыты мерцающие часы, позволяющие путешествовать во времени, а ты беспокоишься об этом? — Путешествовать во времени… — Луи вытягивает вперёд руку, поднимая указательный палец вверх. — Ты кто такой, чёрт возьми? — Не важно, — отмахивается Найл. — Я даю тебе шанс всё исправить. Ты сказал, что потерял самого любимого в жизни человека. Я даю тебе шанс вернуть его назад. Можешь остаться тут и закидывать меня какими только хочешь вопросами, но моё предложение не будет длиться вечно. На самом деле, у тебя осталось около пяти минут. — Я не понимаю, — говорит Луи. — Как я могу что-то исправить? — Я не могу сказать тебе. Ты должен просто поверить, — Найл снова открывает компас. Теперь он не мерцает. — Три минуты. — Чёрт, — шипит Луи. Должно быть, в горячем шоколаде, который он недавно выпил, были сильно действующие наркотики от Вилли Вонки. Он плохо спал. Может быть, ему всё это снится. Но он не может упустить это: возможность вернуть Гарри назад, какой бы странной и необычной она не казалась. — Что мне нужно делать? Найл улыбается. — Просто повторяй за мной, — говорит он. — Я, Луи Томлинсон… Почти в каждом фильме ужасов Луи видел, что может случиться, если связаться с незнакомцем и непонятной магией. Он хорошо знает, но всё же медленно поднимает правую руку вверх. — Я, Луи Томлинсон… — повторяет он. — Торжественно клянусь… — говорит Найл. Луи облизывает губы, после чего продолжает: — Торжественно клянусь… — Оставаться для Гарри Стайлса любовью всей жизни… — продолжает Найл. — Оставаться для Гарри Стайлса… — конечно, Найл знает и его имя. Это всё равно сбивает Луи с толку. Он резко вдыхает и пробует снова. — Оставаться для Гарри Стайлса любовью всей жизни… — И бороться за свою любовь… — И бороться за свою любовь, — уверенно произносит Луи. — В этом мире и в другом, — говорит Найл. Эти слова удивляют его. Он никогда не верил ни в какие другие существующие миры, кроме этого. Тяжкой жизни хватает и здесь. Найл нетерпеливо смотрит на него и, поторапливая, машет рукой. — В этом мире и в другом… — повторяет Луи. Найл кивает. — И я устанавливаю это желание… — И я устанавливаю это желание… — На двадцать четвёртое декабря этого года… — На двадцать четвёртое декабря этого года. — Аминь, — говорит Найл. — Аминь, — Луи подтверждает слово кивком. Найл начинает смеяться. — Я просто прикололся над тобой с «Аминь», приятель. Тебе не надо было это говорить, — он снова закрывает компас. — Что произошло? — спрашивает Луи. — Мне теперь лететь в Нью-Йорк? — Нет, сиди дома и жди. Не порти судьбу, — отвечает Найл, пряча компас в карман. — Кто ты? — спрашивает он. — Хотя бы это скажи. Найл пожимает печами. — Просто друг, — он разворачивается к Луи спиной и напоследок произносит. — Удачи! Луи наблюдает за тем, как он уходит, после чего разворачивается, чтобы тоже уехать отсюда. Но тут он осознаёт, что должен был попросить у Найла номер или хоть что-нибудь. В конце концов, ему нужно спросить, увидятся ли они когда-нибудь снова или как он может отблагодарить его, если всё это сработает. Но когда он снова разворачивается, Найла нигде не видно. С неба начинают сыпаться небольшие хлопья снега, кружась под лёгким ветром Гайд-парка. Луи обнимает себя, чтобы согреться, и отправляется домой. Но перед этим покупает кошке еду.