☆
Они с Гарри усаживаются на диване перед телевизором, поставив на журнальный столик бутылку текилы. Спустя четыре рюмки алкоголь начинает заметно действовать: в глазах мутнеет по краям и чувствуется, как спадает всё появившееся ранее напряжение. Теперь оно едва заметно, только если приглядеться. — Ты всё ещё смотришь Игру престолов? — тихо спрашивает Гарри, откусывая лайм, затем тянется к соли. Луи недоверчиво смотрит на него. — Конечно. Последняя серия мне очень понравилась. — Хочу быть королевой на Севере, — говорит Гарри. Луи икает. — Мы уже обсуждали это. Джон Сноу — мой. — Мне не нравится, что ты претендуешь на трон, — говорит Гарри, показывая язык. Он такой розовый. Его губы такие же розовые и пухлые, когда он делает то, что, по мнению Луи, является совсем непристойным жестом. Он уже давно снял свою шапочку, и теперь отросшие кудрявые локоны закрывают половину его лица. Должно быть, ему стало жарко, потому что серый свитер он тоже снял, оставаясь в одной белой футболке. Луи почти год ни с кем не спал, а теперь здесь Гарри, который выглядит настолько потрясающе со своими влажными губами, спутанными волосами и в своей тонкой футболке, что Луи хочется трахнуть его прямо на их диване. Их диване. Он никогда не перестанет быть их общим. Конечно, он не говорит ничего из этого. — Заткнись. — Ты заткнись, — произносит Гарри, мягко посмеиваясь. Луи пытается кинуть в него дольку лайма, но из-за подействовавшего на координацию алкоголя его локоть соскальзывает с журнального столика, и он падает на коврик с глухим стуком и стоном. По всей комнате разносится смех, который бы он хотел слушать до конца своих дней. Он отталкивается от пола, прислоняясь к дивану и прижимаясь к Гарри ближе. Не слишком близко, а чтобы можно было дотянуться до лодыжки парня, если он захочет. Стайлс упирается лбом в свою ладонь, все его волосы спадают на одну сторону, и он так широко улыбается, что даже появляются ямочки на щеках. Поппи вдруг решает вылезти из какой-то щели, где она пряталась, и потереться мордочкой о футболку Гарри. — Она жива! — радостно восклицает Гарри, беря её на руки и всматриваясь в глаза. — Ты жива! Луи усмехается, наблюдая за тем, как Гарри потирается щекой об её мягкую шёрстку. Он умиляется и шепчет ей что-то на ушко. — Ты встретил кого-нибудь? Луи не знает, что побуждает его задать этот вопрос. Кажется, ничего. Каждая разумная клеточка мозга советует ему избегать эту тему. Но он просто не может. Он должен знать, даже если это окончательно сломит его. Гарри смотрит на него своими большими зелёными глазами. Луи прочищает горло и добавляет: — В Нью-Йорке? — Нет… — отвечает Гарри, долго протягивая звук «е». Он опускает Поппи на пол. — А ты встретил кого-нибудь здесь? Луи качает головой. Гарри как бы невзначай чуть двигает ногу, пальцами задевая его бедро. Почему-то это напоминает Луи о том времени, когда они делали друг другу массаж ног после долгого рабочего дня. Он целые дни проводил на ногах, постоянно гоняясь за неусидчивыми детьми. Гарри начал работать с фотографом, с которым познакомился через свою маму, Энн, и, когда его звали, приходилось идти на разные свадьбы, церемонии вручения дипломов или выступления в барах, поэтому времени присесть даже не находилось. Если он ночевал у Луи или Луи сам ночевал у него, чаще всего они проводили вечера, усаживаясь на противоположных концах дивана, поджав одну ногу под себя, а вторую положив на колени другого, и в такой, как они считали, гениальной позе делали друг другу массаж ступней. Луи скучает больше всего по таким незначительным вещам, как взаимный массаж ступни, или таким значимым, как тот факт, что они идеально подходили друг другу. Скучает по тем проведённым вместе минутам, часам и годам. По всему, чем были его отношения с Гарри, и что он хочет вернуть. — Почему?.. — медленно начинает он. Гарри внимательно слушает, вместо того, чтобы выглядеть сонным и заскучавшим. — Почему ты никого не встретил? Гарри хмурится. — А должен был? Луи не знает, как серьёзно можно ответить на этот вопрос. Наверное, такой разговор нужно заводить на трезвую голову, когда они способны правильно составлять предложения. Поэтому он сосредотачивается на том, чтобы ответить что-то глупое, что-то, над чем не придётся долго раздумывать. — Потому что ты красивый? Талантливый? Умный? Тебя нельзя представить одиноким. Артур определённо так думал. Гарри садится ближе, стараясь звучать как можно уверенней, когда произносит: — Хватит о нём. — Значит, он всё ещё не сделал свой шаг, — спрашивает Луи, что больше похоже на утверждение. — Жалкий ублюдок. Теперь его ничего не останавливает. Гарри упрямо надувает губы. — Он уже всё сделал, — говорит он. — У него есть квартира в Нью-Йорке. Он предлагал мне переехать к нему. Луи чувствует, как скручивает живот. Он сосредотачивает взгляд на журнальном столике, пытаясь держать себя в руках. Гарри переводит взгляд на него. — Конечно, я отказался. Ты был прав насчёт него. Думаю, я всегда знал. Просто хотел доверять тому, кто искренне верит в меня и мои труды. — Я верил, — отвечает Луи. — Я знал это. Луи закатывает глаза. — Не похоже, что ты знал. Гарри продолжает смотреть на него, барабаня пальцами по журнальному столику, и выглядит так, будто думает о чём-то или пытается думать. — Прости. Прости, что не послушался тебя, — тихо произносит он. — И прости за то, что поставил тебя в неловкую ситуацию. Луи качает головой. — Не надо… — Прости, что сделал тебе предложение, — говорит Гарри. — Я знал, что ты этого не хотел, но принудил тебя… — И всё же я хотел, — отвечает Томлинсон. Он наливает себе ещё текилы, немного проливая на столик. — Я так жалел, что ответил тебе «нет». Всё ещё жалею. Гарри может прожечь дыру в его голове своим взглядом. Луи буквально чувствует эту напряжённость, пока поднимает рюмку и выпивает. — Я не понимаю, — произносит Гарри. — Почему ты… Почему ты говоришь такое? — Говорю такое? — спрашивает Луи. Гарри громко вздыхает. — Такое. — Я просто честен с тобой. — Ты пытаешься залезть в мою голову. — Может быть, — пожимает плечами Луи. — Я знаю, что так и есть. Знаю тебя. И так легко понимаю тебя. Каждый чёртов раз, — Гарри кладёт голову на журнальный столик, но, медленно моргая, продолжает смотреть на него. — Ты не изменился. — Изменился, — Луи протягивает руку и дотрагивается до его лодыжки. Гарри продолжает смотреть на него сонными глазами, чуть приоткрыв губы. Он обхватывает лодыжку, скользя вверх по голени. — Луи, — говорит Стайлс. — Что ты делаешь? — Прикасаюсь к тебе, — нежно отвечает Томлинсон, поднимаясь ладонью вверх вдоль шва его джинсов. — Луи, — повторяет Гарри. Он отстраняется от прикосновения и садится, ладонями вжимаясь в пол. Он глубоко вздыхает. — После Рождества я вернусь в Нью-Йорк. Я приехал сюда только на праздник. Потом я улечу. Вернусь в Нью-Йорк. — Я полечу с тобой, — говорит Луи. В целом этот разговор, если можно назвать его таковым, можно было посчитать за один из самых глупых разговоров, которые он когда-либо заводил с Гарри. Но всё, что он говорит сейчас, — именно то, что он имеет в виду каждой клеточкой тела. Он знает, что говорит правду. Если Гарри возьмёт его с собой, Луи сразу же соберёт все свои вещи. Он спрячет Поппи в одном из чемоданов и купит первый попавшийся до жути дорогой билет. Гарри широко раскрывает глаза. — Что? — выдыхает он. — Я отправлюсь с тобой куда угодно, — спокойно отвечает Луи. Гарри смотрит на него, на лице смешиваются друг с другом миллионы эмоций. В течение нескольких секунд он кажется полным злости, но затем напряжение в чертах лица медленно угасает. Луи удивляется, когда он начинает плакать. Кажется, на это нет даже никаких причин, но он знает, что это неправда. Гарри, возможно, как и он, плакал все прошедшие одиннадцать месяцев. — Хаз, — говорит он, придвигаясь ближе и касаясь щеки парня. Он берёт его лицо в свои руки. — Детка… Гарри пытается отстраниться, но Луи держит его крепче. — Пожалуйста, не сбегай снова. — Ты выгнал меня. Позволил уйти. Мне пришлось это сделать, — Гарри давится собственными словами и поднимает руку, чтобы вытереть нос. — Не понимаю, как это всё ещё не закончилось? Я больше не хочу этого делать. — Прости, — произносит Луи. — Клянусь, я изменился. Гарри качает головой, закрывая глаза, его длинные мокрые ресницы отбрасывают тень на щёки. — Мне не нужно было приходить сюда. Я просто хотел увидеть тебя. Я скучал по тебе… Нужно уйти. Мне нужно отпустить тебя, Луи. Я пытаюсь… — Гарри вздыхает. Слова причиняют боль, но Луи их понимает. Когда-то он тоже подумывал отпустить Гарри. — Я чертовски сильно пытался… — Не плачь. Пожалуйста? Я люблю тебя, — говорит он, наклоняясь ближе и проходясь носом вдоль влажной от слёз щеки Гарри. Когда он продолжает, голос ломается, к глазам подступают слёзы. — Я так сильно люблю тебя. Знаю, я причинил тебе боль. Но я могу исправить это. Мы можем всё наладить, да, любовь моя? — Гарри продолжает медленно качать головой, и Луи прижимается губами к его лбу. — Пожалуйста. Следовало бы сначала отрепетировать надлежащую речь. Но сейчас он говорит прямиком от своего сердца, о том, о чём думал весь год. — Мне жаль, что я не доверял тебе. А должен был. Ты мой лучший друг, мой любимый человек, самый лучший. И я знаю, что должен был доверять, но мне просто требовалось какое-то время. Нужно было привести в порядок мысли, что я уже сделал, и я люблю тебя. Это я точно знаю. Не важно, каким будет будущее, я хочу его лишь с тобой. Пока не знаю, что мне делать с работой. Вообще не знаю, что делать со своей жизнью, но хочу провести её с тобой. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Всегда. Я люблю тебя. Гарри судорожно выдыхает и отстраняется. Луи готовится быть отвергнутым. Но он хотя бы попытался. Стайлс запускает руку в его волосы, ногтями царапая кожу головы на затылке. — Скажи это ещё раз, — просит он. Луи может целую вечность говорить это. — Я люблю тебя. Гарри смотрит на него — в него — будто ищет ответы на все вопросы, ищет обещания и убеждения. Он шмыгает носом, но это не помогает. Он вытирает свои рубиновые глаза от слёз и тяжело вздыхает. Большим пальцем он касается уголка губ Луи. Гарри наклоняется, чуть поворачивая голову, и целует его. Нежно, как никогда прежде. Он медленно садится к Луи на колени, уверенно сжимая ноги по обеим сторонам его бёдер. Он обхватывает ладонями лицо парня, чтобы углубить поцелуй, и отстраняется, слегка прикусив нижнюю губу. — Прикоснись ко мне, Луи, — мурлычет он, двигая бёдрами вниз. «Положи свои руки на меня», — говорил он несколько лет назад. Что Луи и делает, поглаживая ладонями его бёдра, талию и переходя на грудь. — Так давно об этом мечтал, — признаётся он. — Я тоже, — Гарри хватается за края своей футболки и стягивает её, выставляя на показ нежную кожу. Луи оставляет засосы посередине его груди и на прессе, что заставляет Гарри откинуться спиной назад, предоставляя больше доступа. Он тянет за края рубашки Луи, стягивая её, ногтями царапая кожу. Когда он проходится языком по ключицам и прикусывает их, каждый его выдох обжигает кожу. Луи поднимает бёдра вверх, сталкивая вместе их промежности. — Господи, — выдыхает он. Он почти чувствует приближающийся оргазм. Готов кончить только от этого. Гарри разрывает их поцелуй и произносит: — Трахни меня, — шепчет он Луи на ухо, обнимая его и прижимаясь всем телом ближе. Чувство опьянения постепенно испаряется с каждым его последующим словом. — Уверен, я такой узкий, — Луи хныкает. — Так сильно скучал по твоему члену. Трахни меня, Лу, давай же. — Ты пьян, — отвечает ему он. — Мы оба пьяны, и я хочу, чтобы ты меня трахнул. — Я долго не продержусь, — говорит Луи. — Так сильно хочу тебя. Я не… — Плевать, — отвечает Гарри, сталкивая их лбы вместе. Он смотрит Томлинсону в глаза. — Я думал, что этого больше никогда не произойдёт. Не важно, сколько это будет длиться. После этих слов Луи целует его. Несколько секунд он сомневается, просто держа Гарри в своих руках, вдыхая его запах. — Жди здесь. Дальше всё становится немного неловким. Луи возвращается с бутылочкой смазки и презервативами и видит Гарри уже раздетым, разлёгшимся на пуховом одеяле, которое он расстелил на полу. Он опускается на колени и ползёт вперёд. Гарри раздвигает ноги, когда он придвигается ещё ближе. Луи ложится на него сверху, и какое-то время они замирают, просто смотря друг на друга. — Ты уверен? — спрашивает Луи. Гарри отвечает поцелуем, всеми конечностями прижимая его ближе к себе. Он берёт смазку и выдавливает на раскрытую ладонь Луи, который только этого и ждёт. Он быстро подготавливает парня сначала одним, двумя, а затем тремя пальцами. Он смотрит на Гарри, боясь увидеть сожаление или раздражение, но так и не находит этого. Гарри задыхается и хмурится, выгибая спину и насаживаясь на его пальцы. — Хватит. Луи, пожалуйста, — умоляет он. Луи вытирает пальцы об одеяло и надевает презерватив. Гарри притягивает его настолько близко, насколько это возможно. Быть внутри него словно вернуться домой после долгой войны. Гарри был прав, он невероятно узкий, даже если Луи подготавливал его столько времени. Он сжимается вокруг члена как возлюбленный, обнимающий долгожданного солдата, вернувшегося домой. Они оба прерывисто стонут, и Луи прячет лицо в изгибе шеи Гарри, выходя, а затем снова толкается внутрь. — Ты говорил правду? — спрашивает Гарри между вздохами и стонами. — Ты полетишь со мной? Луи крепче сжимает его в объятиях. — Да. Гарри перемещает руки на его задницу, впиваясь короткими ногтями в кожу. — Давай же, детка, — мурлычет он, обдавая горячим дыханием ухо Луи. Он целует и засасывает все местечки, до которых может дотянуться. — Трахни меня. Так что Луи начинает двигаться. В этом нет никаких трудностей. Он в течение пяти лет занимался любовью с одним человеком и полностью изучил отзывчивые на прикосновения части тела Гарри. Луи знает, что ему нравится заниматься сексом и грубо, и нежно. Знает, в какой момент его укусить за плечо или шлёпнуть по заднице. Ему нравится неожиданно замедляться, чтобы должным образом поцеловаться. Ему нравится, когда над ним берут контроль, но иногда он и сам может сделать это с Луи. И много чего ещё. Он помнит, что Гарри может задерживать свой оргазм, чтобы в конце они оба получили большее наслаждение. Они не сдерживают стонов, шепчут ругательства себе под нос и задыхаются. Луи едва удерживает себя на руках. Он полностью ложится на Гарри и двигает бёдрами настолько ритмично и гармонично, насколько может. Он засовывает свои пальцы Гарри в рот, и тот жадно начинает сосать, просовывая язык между ними. Томлинсон случайно находит идеальный угол, когда выше закидывает ногу парня на свою талию, и тот вскрикивает, кладя руку ему на задницу. — Боже, да. Блять, прямо… прямо тут. Луи ускоряет свои толчки и двигает бёдрами точно так, как его попросили. Гарри вытаскивает пальцы изо рта и тянет их вниз к своему члену. — Пожалуйста, — говорит он. — Так близко. Луи обхватывает его член, слюна и смазка позволяют легко двигать рукой по всей длине. Он помогает ему кончить, безостановочно двигая рукой. Трудно толкаться бёдрами и дрочить, при этом стараясь сохранить темп. Но это того стоит. Нет ничего лучше, чем довести того, кого ты любишь, до оргазма, а затем последовать за ним. При очередном толчке Гарри кончает первый, пачкая кулак Луи и свой живот перламутровыми каплями. Затем приходит очередь Луи, который снимает презерватив и начинает двигать рукой по собственному члену, пока не кончает со сбитым дыханием. Чтобы вытереться, Гарри берёт свою футболку. Он притягивает Луи ближе, оставляет поцелуй на плече и устраивается поудобнее под его боком. Луи чувствует тепло, разливающееся по всему телу. Он сглатывает нервный комок в горле, обнимая парня за талию. Гарри закидывает ногу ему на бедро и обнимает, как обезьянка. Когда они только начинали встречаться, он часто это делал. Когда Луи трахнул его впервые, они лежали в таком положении ещё несколько часов, пока не онемели конечности, а животы не начали урчать от голода. В какой-то степени грустно видеть, как важно Гарри сейчас прижимать его как можно ближе к себе, но Луи решает не отказывать себе в удовольствии. Он вдыхает слабый аромат шампуня парня и пота, постепенно засыхающего на коже. — Ты говорил правду? Луи переводит взгляд не него, без вопросов зная, что он имеет в виду. Несколько секунд он сомневается над ответом. Кажется, Гарри это замечает. Снова сглатывая, Луи произносит: — Я говорил правду. Если ты хочешь быть со мной, я полечу. Гарри смотрит ему в глаза, сначала в один, потом в другой. — Я хочу быть с тобой. Луи бы солгал, если бы сказал, что не был испуган. Он думает, что, наверное, стоит рассказать Гарри о своём страхе, хотя в любом случае он готов пойти на это. Но дыхание Гарри выравнивается, глаза закрываются, и он засыпает. Луи же боится засыпать. Он боится, что всё это окажется сном, когда он проснётся. Ему страшно засыпать, когда сон в переносном или прямом смысле будет означать потерю Гарри. Так что он старается не расслабляться и каждый раз, когда веки грозят вот-вот опуститься, быстро мигает, смотря в потолок. Он вдруг вспоминает о подогретом вине с пряностями. Рождество не было Рождеством раньше, если они с Гарри не придумывали разные занятия. Он думал, что это Рождество впервые проведёт наедине с собой, но планы неожиданно изменились. Проблема только в том, что вина у Луи нет. Ему и в голову не приходило продолжать традицию без Гарри. Но как было бы прекрасно утром выпить по кружке подогретого вина с пряностями и позавтракать? Конечно, подарок для Гарри он не покупал, но такая идея вполне могла сойти за него. Ему не хотелось вставать с дивана, но если он хочет реализовать свою мысль, придётся это сделать. Неподалёку от его дома находится винный магазин. Он сходит туда и вернётся так быстро, что Гарри и не заметит. Луи осторожно выбирается из объятий парня и в спешке надевает пальто и обувь. Он берёт ключи и тихо выходит из квартиры. Снег продолжает идти, что немного закрывает обзор на дорогу перед ним. Кругом одна тишина, не считая тихого завывания ветра. Многие разъехались к родственникам на праздники. Некоторые, возможно, больше предпочли вечеринки. Кто-то спит. Он сильнее кутается в пальто и переходит дорогу. Томлинсон быстро добирается до круглосуточного винного магазина, покупает бутылку «Мерло», желая кассиру счастливого Рождества, и торопится обратно домой. На мостовой он останавливается, поднимая взгляд на окно своей квартиры. — Хей! — окликает его Гарри, одеяло обёрнуто вокруг его обнажённых плеч. Луи чувствует жар, приливающий к щекам, несмотря на морозную стужу. — Привет. — Это чтобы приготовить подогретое вино с пряностями? — кричит Гарри. — Может быть. Гарри улыбается, кутаясь в одеяло. — Ну, так беги сюда, чтобы мы поскорее принялись за дело. Улыбаясь, Луи начинает переходить через дорогу. — Я люблю тебя, — громко произносит Гарри. Он впервые говорит эти слова с тех пор, как вернулся. Луи останавливается, как вкопанный, посреди дороги. — Скажи это снова, — кричит он. Скорее всего, они уже разбудили кого-нибудь из соседей, но Луи всё равно. Гарри смеётся. — Я люблю тебя, Луи Томлинсон. Луи открывает рот, собираясь прокричать в ответ те же слова, но сильный порыв ветра вперемешку со снегом заставляет его отвлечься, чтобы получше закутаться в пальто. Кажется, он слышит крик Гарри, который заглушается другими внезапно появившимися звуками. Ветер. Рёв двигателя. Визг шин. Он не слышит Гарри и приближающуюся машину, пока она внезапно не оказывается рядом с ним. — Луи, обернись, — говорит Гарри. Кричит. Но уже слишком поздно.☆
— Если ты не возражаешь, могу я сфотографировать тебя? Луи посмотрел вверх, подняв ладонь над уровнем глаз, чтобы укрыться от лучей солнца. Он нахмурился и притворился, что раньше никогда не встречал стоящего перед ним парнишку. Конечно же, всё это ложь. Трудно было выкинуть из головы этого ребёнка с кудрявыми волосами, камерой и всеми его незамысловатыми причудами, о которых Луи узнал ещё за прошедший месяц. Его звали Гарри Стайлс. Он учился на первом курсе. Луи был в какой-то степени очарован им. — С чего бы я тебе позволил это сделать? — осторожно спросил он, чтобы показать своё искреннее недоумение. — Какая мне с этого выгода? — Хорошая фотография, — ответил Гарри. Луи закрыл учебник, лежавший на коленях. — Почему ты хочешь сфотографировать меня? Гарри раздумывал какое-то время. — Ну, во-первых, ты красивый. И дерево, возле которого ты сидишь. По моему профессиональному мнению, вы двое могли бы составить славную композицию. Луи медленно улыбнулся. — Не догадывался, что имею дело с профессионалом, — произнёс он. — Это совсем другое дело. Думаю, если я знаю, что получусь на фотографии удачно, то почему бы и нет? Гарри усмехнулся и снял свой рюкзак. — Уверен, трудно будет сделать с тобой неудачную фотографию, — сказал он, после чего отошёл на сто восемьдесят градусов влево и вправо от Луи, пытаясь найти идеальный угол. — Ты всегда фотографируешь людей, не называя своего имени? — спросил Луи. — Я Гарри, — ответил тот. — А ты Луи Томлинсон. Ты на третьем курсе. Изучаешь ботанику. — Это немного жутковато, — прокомментировал Луи. — Я в группе с твоим соседом по квартире, Зейном. Я о тебе спрашивал. — И зачем же? — Потому что я несколько недель набирался смелости поговорить с тобой. Ты каждый день здесь обедаешь, и я тоже, только около соседнего дерева, — ответил Гарри, показывая пальцем на соответствующее дерево. Луи с самого начала жульничал. Он уже знал обо всём этом. Знал, что Гарри разговаривал с Зейном, потому что тот сам ему сообщил об этом. Знал, что Гарри обедает напротив дворика, потому что видел его каждый день со своим сэндвичем с арахисовым маслом, бананом и упаковкой чипсов. Каждый день одно и то же. Он знал, что Гарри учится на первом курсе, потому что за прошлые годы давно бы заметил его мельтешащее повсюду лицо. Если ты достаточно привлекателен на вид, о тебе все узнают. Луи часто гордится собой, зная, что именно он заметил Гарри раньше, чем все остальные. В тот первый день Гарри был лишь наивным новичком и ходил с широко раскрытыми глазами со своей камерой в руках и рюкзаком, в котором всегда лежала запасная порция бананов. Расписание изменили, поэтому Луи чаще всего обедал в одиночку, так как его друзья были заняты в это время. Гарри ел в одиночку, потому что был одиночкой. Поначалу они чисто случайно приходили обедать в одно и то же время. Чуть позже, если Гарри опаздывал, Луи ел немного медленнее. Он поднял брови. — Смелости, чтобы спросить, можно ли меня сфотографировать? — Нет, — сказал Гарри, садясь на корточки и фокусируя камеру. — Чтобы попросить номер твоего телефона. Он сделал снимок и наверняка запечатлел румянец, появившийся на щеках Луи. — И почему бы я стал давать тебе свой номер? — спросил он. — Когда я тебя даже не знаю? — Ты задаёшь много вопросов, Луи, — улыбнулся Гарри. — Я вижу, как ты постоянно за мной наблюдаешь. — Потому что ты всегда фотографируешь одуванчики. Хотя они ещё даже не отцвели. Они красивее, когда превращаются в пушистые шарики. Обычный старый одуванчик как раз и является таким шариком. — Я думал, ты меня не знал, — самодовольно произнёс Гарри. Луи это сбило с толку. Теперь он покраснел ещё больше. — Что касается одуванчиков, — начал Гарри. — Я нахожу красоту во всём. Даже в самых простых вещах. Глаза его были выразительными, зелёными и яркими. И Луи, если быть честным, тоже нравились одуванчики. Ему нравилась их способность размножаться без опыления. Ему нравилось, как они менялись. Как они из золотисто-жёлтого превращались в белый пучок, развеивающийся на ветру. Он любил растения и землю, а глаза Гарри служили напоминанием об этом. Всё в нём казалось зелёным, красочным и полным жизни. Вновь прозвучал щелчок затвора. Гарри опустил камеру и широко улыбнулся. — Прекрасный. Луи понятия не имел, что происходило. Казалось, он начинал становиться бессильным в этой ситуации. А теперь он даже не мог подобрать слов. Гарри смущал его. Своим флиртом и очарованием. Обычно людям не удавалось смущать его. Наверное, следовало бы знать, во что он теперь вляпался. Но такие мысли пришли бы в голову только через несколько лет. Башня с часами в соборе оповестила о начале нового часа. У Луи оставалось около пяти минут до начала следующей лекции. — Дай мне руку, — сказал он. Гарри, не задавая никаких вопросов, протянул ему ладонь. Луи достал из-за уха свою ручку и корявым почерком написал свой номер чуть ниже большого пальца парня. — Завтра я буду здесь, — сообщил он, поднимаясь на ноги. — Если хочешь сделать больше фотографий… Гарри усмехнулся, на секунду опуская взгляд вниз. Теперь он тоже покраснел. — Увидимся завтра, Луи. Встреча с ним за обедом отправила Луи к началу новой длинной главы в его жизни, называемой «Опоздавший на лекцию». Они разговаривали, очень долго разговаривали, сидя под дубом, так что Луи просто терял счёт времени. Иногда они смеялись до слёз. Луи дразнил Гарри за его обильную коллекцию фотографий лесных животных и сорняков. Заставлял его краснеть. Ему нравилось, как Гарри краснел. Он учил его разным необычным вещам, связанным с растениями, а тот обучал его навыку фотографии. Иногда они просто ложились на траву, вставляя по одному наушнику Гарри в ухо, и слушали музыку. Постепенно расстояние между ними, когда они сидели под дубом, уменьшалось. Прощальные объятия становились дольше, так же как и взгляды друг на друга. Когда на улице стало слишком холодно, они перебрались в библиотеку. Когда библиотека была слишком переполнена, они обедали в машине Гарри или на лестнице, ведущей на крышу. Прощальные объятия превратились в поцелуи в щёку. Руки сами потянулись друг к другу, сцепив мизинцы вместе. Всё менялось постепенно, как времена года. Осенью Луи заметил, как Гарри фотографировал одуванчики. Ближе к зиме он в него влюбился.☆
Луи просыпается с ощущением, будто по его лицу протопталось стадо слонов. Голова настолько сильно пульсирует, что кажется, будто она сейчас взорвётся. Это, безусловно, можно считать за самое худшее похмелье, которое у него когда-либо было, при том необычном факте, что в прошлые разы, несмотря на большое количество алкоголя, боль была не такой сильной. Нужна вода и ибупрофен как можно скорее, иначе он умрёт. Он переворачивается и тут же падает с дивана. Так сразу проясняются две вещи. Во-первых, на полу кто-то лежит. Во-вторых, этот человек не Гарри. — Какого чёрта, Луи. Луи немного расслабляется, узнавая голос Зейна. Он отталкивается от пола вверх, случайно задевая лбом журнальный столик. — Извини, — говорит он. Луи щурится на яркий свет из окна. — Кажется, я умираю. Зейн, лежа на полу, сонно посмеивается. — Кажется, ты вчера перебрал. — Да, наверное, — бормочет Томлинсон. Придерживаясь за подлокотник дивана, он поднимается на ноги, чувствуя себя младенцем жирафа, который только-только начинает делать первые шаги. Пока он не вникает в такие вопросы, как, например, откуда Зейн знает, что произошло прошлой ночью или что он вообще здесь делает. Эти вопросы важны, да, но сначала: — Где Гарри? — Кто? Луи потирает виски. В стоячем положении голова пульсирует в два раза сильнее. — Гарри. — Парень с прошлой ночи? — лепечет Зейн. Луи смотрит на него. Он много раз видел Зейна, страдающего от похмелья, поэтому знает, как он выглядит. Но ни разу за всё время, когда они просыпались после сумасшедшей вечеринки, Зейн не жаловался на потерю памяти. — Забудь. Что ты здесь делаешь? — Луи медленно разлепляет глаза. — Чёрт… Что я здесь делаю? Сегодня ведь Рождество, чёрт его дери. Зейн сейчас должен быть рядом со своей семьёй, как и Луи. И Гарри… вполне вероятно, что он проснулся рано утром и уехал домой. Он не обращает внимания на появившееся чувство боли в животе, когда думает о всевозможных причинах, по которым тот уехал, не попрощавшись. Прошлый вечер, насколько ему помнится, закончился на хорошей ноте. Он пошёл в магазин за вином. Гарри на весь мир крикнул ему, что любит его. На разборки нет никакого времени. Мама Луи, скорее всего, уже почти закончила с приготовлением индейки и ожидает его прибытия. Он не может опоздать на рождественский ужин. — А где я должен быть? — бормочет Зейн. — Сегодня Рождество, чёрт возьми. Ты должен быть со своей семьёй, — отвечает Луи, подбегая к раковине, чтобы намочить зубную щетку. Он не слышит, что отвечает Зейн. Должно быть, до него наконец дошло. Может быть, сейчас он вспомнит, кто такой Гарри. Может быть, он также может подтвердить, что Гарри уехал утром в хорошем настроении, потому что попытка не думать о нём не срабатывает. Только вот когда Луи возвращается в гостиную, Зейн, уже в сидячем положении, смотрит на него, как на сумасшедшего. — Рождество, — сухо произносит Зейн. — Да, двадцать пятое декабря. Сегодня, — медленно объясняет Луи. — Луи, не гони. Я слишком устал. Луи вздыхает. — Ты опоздаешь на рождественский ужин, и я знаю твою маму, Зейн. Она сделает с тобой то же, что и со мной. Зейн продолжает на него пялиться. — Понятно. Тебе кто-то дал что-то принять прошлой ночью? Тот парень, с которым мы познакомились? Луи хмурится. — Ты вообще о чём? — Чёрт возьми, ты серьёзно, Луи? — А ты? — Луи, сегодня не Рождество. Перестань прикалываться, — говорит Малик. — Это ты перестань прикалываться. Думаешь, я не знаю, что наступает после моего дня рождения? — Чувак, я думаю, тебе лучше прилечь, — поднимаясь, отвечает Зейн. Он вытягивает вперёд согнутые в локтях руки, будто подкрадывается к дикому животному. — Слушай, — резко начинает Луи. — Не знаю, что за намешанное дерьмо ты пил вчера, но оно что-то сделало с твоими мозгами, понимаешь? — Посмотри в окно, Луи. — Зачем? Там всё ещё идёт снег? — спрашивает он. — Снег? — переспрашивает Зейн, широко раскрыв глаза. — Господи, просто посмотри в окно. Луи качает головой и подходит к окну. Он надеется, что снег перестал идти. Вчерашнее возвращение из магазина можно посчитать за кошмар. Он ожидал увидеть улицы, покрытые снежными сугробами. Но первое, что он замечает, — явно не снег. Это женщина, прогуливающаяся по улице со своей собачкой. Не её стриженый пудель привлекает внимание. На ней надеты шорты. Идущий неподалёку от неё мужчина тоже в шортах. Все люди на тротуарах ходят в самой лёгкой одежде, никаких шарфов, шляп или пальто. — Какого чёрта, — шепчет Луи. — Ну, раз уж мы поняли, что это не Рождество… — начинает Зейн. Луи его не слушает. Да, он в замешательстве и определённо напуган. Но это не важно. Если по некоторым необъяснимым причинам сегодня не Рождество, то где Гарри? Ему всё это снится? Если сон вообще может казаться таким реальным. Где Гарри, чёрт возьми? Луи прислоняется рукой к стене, чтобы устоять на ногах. — Где Гарри? — Кто это? Почему ты о нём спрашиваешь? — Зейн, какого чёрта происходит? — выдыхает Луи. В глазах какие-то несколько секунд мелькают чёрные пятна. — Хорошо, Лу, тебе следует успокоиться, ага? Гарри — это тот парень с прошлой ночи? — спрашивает Зейн, выглядя немного напуганным. Он подходит ближе. Луи отталкивается от стены и плетётся к дивану, роясь под одеялом, пока не находит свой телефон. Он начинает просматривать свои контакты и не может поверить своим глазам. Он перелистывает список три раза, после чего отбрасывает телефон, словно обжёгся им. Гарри Стайлса нет в контактах. — О Боже, — говорит Луи, делая глубокий вдох. — Мне всё это снится. Мне всё это снится, чёрт возьми, — он поворачивается к Зейну с широко раскрытыми глазами. — Ты должен меня разбудить. Ударь меня. — Не думаю, что ты спишь, Лу. — Просто ударь меня, Зейн, — говорит Луи, вставая напротив. — Как можно сильнее. — Я не хочу тебя бить. — Придётся. Просто сделай это для меня, пожалуйста? — умоляет Луи. — Давай. Я выдержу. Зейн не реагирует. — Если ты меня не ударишь, я найду другой способ, которым смогу себя разбудить. Если думаешь, что я не смогу ударить себя сковородой, то ошибаешься. — К чёрту, — бормочет Зейн. Он глубоко вдыхает, когда Луи зажмуривается. Будучи безобидным, Зейн не может ударить кулаком. Поэтому он вытягивает руку и со всей силы даёт Луи пощёчину. — Чёрт, — шипит Луи, когда чувствует боль. — Господи… — он прижимает руку к щеке, смаргивая слёзы. — Ты всё ещё здесь, Луи, — сообщает Зейн. И это видно. — Не понимаю, — говорит Луи себе под нос, поднося руку ко лбу. Ему приходится закрыть глаза, потому что его зрение становится похожим на шахматную доску, повсюду появляются чёрные пятна. — Луи, — зовёт его Зейн, хватая за плечи. На какое-то мгновение он чувствует лишь эту хватку. Затем она тоже пропадает. Голос зовущего его Зейна исчезает. Этот мир, в котором сегодня не двадцать пятое декабря, погружается в кромешную тьму, и больше ничего не остаётся.