Дрифт

Джеймса он застает стягивающим через голову майку; проходит вперед — чтобы закрылась дверь, — и по привычке стучит по стене, хотя это уже давно не нужно — они чувствуют друг друга и так. Все в силе, уточняет он молча, и ему так же молча отвечают: Да. — Даже не думай представлять на моем месте брата, — предупреждает он строго, и Джеймс хмыкает в ответ: — Постараюсь. У Джеймса сильные руки и широкие ладони; он был солдатом, но Майкл тоже. В тренировочном бою Майкл уложил его, но это была случайность и везение — он сам так считает: Джеймс сильнее, быстрее, и опыта у него больше. Во всех смыслах. Он сам не замечает, как оказывается у Джеймса на коленях; с его плеч тянут форменную куртку, потом легонько дергают край футболки — молчаливое "подними руки". Майкл слушается, хоть и недовольно дергает плечом. — Ремни сами себя не расстегнут, — напоминает он. В ответ Джеймс целует его. Они лучшие пилоты на этой базе, но и шрамов у них больше всех. Майкла раздражает это — шрам означает неудачу и провал, а он ненавидит провалы, особенно собственные; Джеймс носит свои, как ордена. У них не так много времени, и стоило бы поторопиться, но Джеймс целует его — в губы, в скулы, в рассеченное старым шрамом плечо, — так мягко и нежно, что у Майкла перехватывает дыхание; Майкл опускает ладонь на чужой затылок, легонько ерошит черные волосы. Борода Джеймса колет ему плечо, но он и не думает возмущаться. — А если кайдзю? — поддразнивает он шепотом, но думает совсем другое. Пожалуйста, думает он, пусть это никогда не закончится, и я тоже хочу тебя поцеловать. Джеймс рассеянно гладит его по бедру и заваливается назад — слишком резко, и Майкл едва успевает подсунуть ладонь между его головой и подушкой; так они почти соприкасаются носами, и у Майкла не получается сдержаться. Конечно, он целует Джеймса. Конечно, Джеймс отвечает ему. Койка у Джеймса невыносимо узкая, и приходится прижиматься друг к другу, чтобы не упасть — даже когда просто пытаешься расстегнуть эти чертовы ремни. Джеймс помогает ему, и их ладони даже почти не сталкиваются — плюс частых синхронизаций. Мы с последним кайдзю справились быстрее, чем с этими штанами, думает он (они оба) и не может сдержать смешок, когда ремень наконец поддается. Чертова форма, думает он, и Джеймс откликается: — Согласен. Раньше Майкл не затевал со своими любовниками спор "кто сверху", не планирует и теперь — они прекрасно разберутся и так; Джеймс кладет ладони на его бедра, вопросительно смотрит снизу вверх. — Кайдзю, — повторяет Майкл. — Не хочу ковылять, если будет явление. — Только во время секса о кайдзю не думай. У Джеймса приятный хриплый смех, от которого Майкла пробирает дрожью; он передергивает плечами, скидывая наваждение. — Не буду, — говорит он. — Дай мне смазку. Он все делает сам — зачерпывает смазку, согревает ее в пальцах, обхватывает ладонью член Джеймса — крепко, уверенно, привычно; Джеймс глубоко вдыхает, вскидывает бедра, тянет руку к Майклу. Майкл позволяет. Майкл жмурится — не очень приятно, но ему плевать, — и толкается в сухую горячую ладонь. Им нужно поторопиться, и они торопятся — прижимаются друг к другу, быстро работают ладонями, крепко сжимая пальцы; Майкл кусает губу, потом — наклоняется и целует Джеймса, долго и жарко, беспомощно стонет ему в рот. Ему слишком хорошо. Им слишком хорошо. Он (они) хотят, чтобы это длилось вечно, но Джеймс крепче сжимает кулак, обводит большим пальцем головку, и и Майкл кусает его в плечо, кончая — слишком быстро, слишком ярко; зажмуривается, и перед глазами пляшут разноцветные круги, но он не останавливается — Джеймсу нужно еще совсем немного, нельзя останавливаться сейчас еще немного еще — Твою мать, Джеймс, — бормочет он, когда его пихают в плечо — молчаливое "слезь", но послушно откатывается к стене. Джеймс всегда приходит в себя раньше. Он уже привык. Потом его вытирают мокрой и холодной тряпкой — он не уверен, чем именно, но открывать глаза слишком лень; потом койка снова скрипит, проседая под двойным весом, и к нему снова прижимается чужое тело — жесткое, горячее. — Спи, — бормочет Джеймс совсем тихо и гладит его по голове, заправляет волосы за ухо; Майкл подается под эту простую ласку. — А то вдруг кайдзю. Майкл засмеялся бы, правда, но он уже спит.