The Corrupted World

Руки переходят к шее, сдавливая и оставляя красные отпечатки на бледной коже. Найшейм впивается в губы, раздражая и прокусывая нижнюю до того момента, как сладкая кровь попадает на язык. Исак непроизвольно хрипит, стараясь отстраниться от боли, но некуда. Рука обхватывает его подбородок, и от зрительного контакта уйти невозможно, он смотрит. Смотрит безумно, а зрачки поглотили радужку. Глаза уже не голубые, они полностью черные, подобные бездне. Там хочется утонуть. — Я могу сделать это здесь, или в более приятной обстановке, — он дает мальчишке шанс, но Исак молчит. Молчит и смотрит, сжимая зубы до дрожи в руках. Найшейм раздраженно выдыхает, обращая руку к щеке, и, вжимая кончики пальцев, проводит вниз. Кожа остается под ногтями, а на былом месте начинает проступать кровь. Вальтерсен морщится и остается в том же немом испуге. Эвену нравится наблюдать, как из язвительного и самоуверенного парня Исак превращается в беззащитного ребенка, который даже слова сказать не в силах. — Отвечай, — громко и резко выкрикивает Найшейм, хватая мальчишку за ветровку, и притягивает к себе. Исак способен лишь на кивок, слабый и неуловимый, но заметный для Эвена. Тот зло усмехается, хватая Вальтерсена за перемотанные запястья, хватка причиняет заметную боль. Он шипит, но подается вперед, совсем не улавливая времени, совсем теряясь в собственных мыслях. Минуя этажи, он снова вжат в стену. Придавлен, обездвижен и скован. Найшейм вталкивает его в квартиру, совсем не заботясь о закрытии двери. Она больше похожа на шкаф без дверей. Огромная и просторная, без стен, что должны разделять комнаты. Оцепенение позволяет старшему управлять им. Исак совершенно теряет все, что у него есть. Контроль, выдержка, отпор — этого нет. Найшейм забрал. Превратил Исака в марионетку, с которой он с легкостью играет, которая с легкостью подчиняется ему. Чужое дыхание на коже обжигает, оставляет горячие отметины вдоль шеи. Губа кровоточит, щека изодрана. Вальтерсен чувствует, как холодные руки сбрасывают с плеч ветровку, проникают под худи и срывают ее к хуям собачьим. Исак уверен, если бы на нем была рубашка, Найшейм разорвал бы ее так же, как и разрывает сейчас Исака. Морально и аккуратно, лишая самообладания, лишая самого себя. — Исак… Исак… Исак… — хриплый голос эхом бьет по ушам, заставляет вздрогнуть в тот момент, когда чужие руки уродуют грудь под комбинации собственных созвездий. Найшейм наваливается сверху, схватывая кисти рук и вжимает в кровать над головой Вальтерсена, чтобы не было шанса вырваться, чтобы не было шанса освободиться. Свободной рукой поднимает подбородок и снова заставляет смотреть в глаза, и снова впивается губами в чувствительную плоть на шее, прокусывая ее, оставляет очередные отметины, в которых виднеется кровь. Исак дышит рвано, кажется, что он задыхается. Тщетно хватает воздух ртом, а в ноздри бьет этот резкий знакомый запах, от которого уйти невозможно. Не хватило бы сил. В груди щемит страх и помесь с чем-то… Природе неизвестным. Это неподвластно описанию. Это подобно смерти. Сил на сопротивление нет, и он со стоном прогибается, когда чужие губы терзают грудь, играются. Руки сдавливают тощие, бледные бока — на следующий день там проявятся синяки. Горячий язык охватывает соски, но после эта игра надоедает, хочется большего. Сильные руки переворачивают его на живот, пропуская пальцы в русые волосы — оттягивает на себя. Исак трепещет, замирает, умирает, когда слышит шепот. Когда Найшейм касается его тела: — Хороший… — Эвен дышит рвано, он на пределе, вот-вот и сорвется. Закусывая мочку уха, шепчет о скорой боли. Шепчет о своей власти. Исак выгибается, в силах издать лишь хриплый стон. Голос словно застыл в немом испуге, словно пропал. Пропал так же, как и контроль, чувство гордости, выдержка… Сбрасывая верхний элемент одежды, Эвен стягивает штаны с Исака, все это лишнее. Он хочет почувствовать его всем телом. Когда его мальчик так открыт и беззащитен, когда он так испуган и забит. Найшейм тянет Исака за волосы, параллельно лишая себя штанов. Он выгибает мальчишку почти до невозможности и смотрит прямо в глаза, замечая, как невинное тело содрогается в немом испуге: — Будь послушным, — голос властен, он приказывает и ослабляет хватку у волос. Вальтерсен с визгом падает на кровать, хватаясь за простынь и сжимая ее в кулаке. Эвен растирает что-то на пальцах, аккуратно проводя рукой вдоль ануса. Вальтерсен сжимается и жмурит глаза, парень до сих пор не понимает, как мог такое допустить. Первый палец резким рывком проникает в него, а затем Найшейм добавляет второй и третий. Бесцеремонно, быстро, грубо, сразу же начиная движения, Эвен растягивает его. Зубы Исака сжимают нижнюю губу, кровь на которой почти засохла, а рана ноет. Эвен безостановочно трахает младшего пальцами, и тот прогибается под ним, стараясь удержать громкие возгласы и тяжелое дыхание в себе. Больно, неприятно, но это пока терпимо. Найшейм резко покидает узкий вход, и голос его вновь раздается над ухом младшего, так хрипло, рвано, тихо, возбужденно: — Расслабься, иначе хуже будет, — даже угрожающе велит Эвен. Он приказывает. Вальтерсен сглатывает, от чего кадык опускается ниже. Невольно распластавшись на кровати, он ощущает нервоз, который царил у него в голове. Парень чувствует, как к его девственной до этих пор дырочке приставили до боли возбужденный член. Исак чувствует весь его размер, он кажется чересчур огромным. Он сам не замечает, как щурит глаза, стараясь податься вперед, уйти, убежать, но некуда. Абсолютно некуда. За эти несколько минут он успел проклясть все на свете: себя, ебаного Васкеса, который не может прожить без дури, свое хуево поведение. Однако мысли прерывает резкая боль. Она парализует и проносится по всему телу, заканчивая у кончиков пальцев и вновь возобновляется сначала. Вальтерсен громко вскрикивает, ощущая Найшейма в себе. Полностью. По самое основание. Его рука резко зажимает рот Исака, и голос приказывает заткнуться, но при этом не останавливая медленные движения тазом. Сжимая кулаки до боли, жмуря глаза до ощущения полной слепоты, Вальтерсен протяжно выдыхает, ощущая, как ресницы намокли из-за слез. Это адски невыносимо, это непередаваемо. Это — мерзко. — Тише, — легко произносит Эвен, убирая руку и хватая уже обеими плечи, так спокойно и надежно. Ну конечно, его же не ебут в задницу. Он совершает один резкий толчок, желая услышать возглас Вальтерсена, и получает его. Мальчишка прогибается и протяжно стонет, чувствуя, как движения становятся все мощнее. Сдерживать их уже не выходит, как бы того не хотелось. Фрикции набирают свою силу, ускоряясь и ускоряясь с каждой новой секундой. Режущую боль заглушает нечто непонятное, но и не особо приятное. Вряд ли Исак сможет получить удовольствие от первого раза. Он закусывает губу, разрывая ее еще больше, скулит в такт непрерывным и неточным толчкам, кричит и выгибается, все еще ощущая частые болевые позывы. Найшейм перекладывает руки на бока, сдавливая их и оставляя заметные следы на теле. Спина вся в крови, там выцарапаны разнообразные комбинации собственных созвездий. Ему нравится наблюдать, как Исак выгибается под ним, стонет и откидывает голову. Ему нравится ощущать свою власть над ним. Бедный мальчик, он его погибель. Частые движения грубеют, Эвен разрывает Исака входя в него до основания, с огромной силой и тяжелым дыханием. Он буквально втрахивает парня в кровать, лишая последних сил. Их не хватает даже на стоны, мальчишка просто лежит, тяжело вздымая грудную клетку, раскрывая рот и задыхаясь под всем давлением тела Найшейма. Эвен вскидывает голову, а глаза сами закатываются, и он издает пару легких стонов перед тем, как кончить в подростка. Исак чувствует, как что-то теплое огромным напором попадает в него, раздражая стенки разорванного ануса. Парнишка вскрикивает и полностью опадает на кровать, лишь чувствуя, как руки Найшейма переворачивают его на спину. Он долго прожигает его взглядом, а после впивается в искусанные губы, проталкиваясь языком все дальше, исследуя рот все больше. Эвен, наконец-то, получает ответ, своевременно потягиваясь и передвигая Вальтерсена к подушке. *** Он открывает глаза лишь к утру, чувствуя боль во всем теле, где только можно. Повсюду. Все ныло и каждое движение удавалось с трудом. Парень чувствует себя шлюхой, вспоминая вчерашний вечер. Сука. Найшейм лежит где-то рядом и желание въебать ему горит сильнее, чем разорванный зад. Но стоит этому ублюдку заговорить, как Исак теряет все аргументы и возможность на любое движение. С огромным трудом натянув на себя одежду, Вальтерсен оглядел помещение. Каждый шаг требовал немало усилий, и это состояние намного хуже, чем утро после тяжелой пьянки. Отыскав обувь, Вальтерсен наткнулся на худи Найшейма, лежащее в дальнем углу. Вытянув из кармана пакетик с понятным содержимым, Исак спешит свалить нахуй из этой квартиры, еще больше ощущая себя шлюхой. Дверь была закрыта, однако не на замок. Спускаясь вниз — по этажам, он просто желает сдохнуть или запереться где-нибудь. Лишь бы забыть.