Реанимация

      Встречу с Виком Стас отложил до следующего вечера, рассчитывая сорвать пластырь, совместив его с чем-то хорошим. Леша пообещал собрать вещи заранее, чтобы из клуба его можно было забрать без лишних разъездов. С этой целью он ушел рано утром, оставив на столе недопитый кофе, а в турке аккуратно прикрыл остатки фольгой. Порция Стаса была еще теплой, когда он проснулся и пошел на работу.       Весь день ушел на размышления. Стас крутил ситуацию с разных сторон, то воображая себя жертвой чужой аферы, то восхищаясь подарком судьбы. В их с Лешей ситуации хуже всего была даже не недосказанность, а то, что предшествовало этой недосказанности — полная жестокости честность. Если теперь поднять вопрос, поставить его ребром, если заставить парня уволиться из клуба, он выставит себя мудаком. С другой стороны, если этого не сделать, получится, что Стас снимает клубного мальчика. С большой скидкой от щедрости дяди Вика. Практически за стоимость арендной платы.       К вечеру Стас успел накрутить себя, приехал к клубу в ужасном настроении, неудачно припарковался в паре кварталов, потому что все было забито, а потом напоролся на такого же злого секьюрити, который стал выворачивать его карманы.        — Вика позови! — потребовал Стас, сердито хлопнув мужика по рукам.       Секьюрити остался на месте, но что-то сказал коллеге, а тот нырнул в клуб.       Вик явился спустя пару минут, посмотрел на Стаса, отчитал сотрудника и пошел к месту, где стояла урна для сигарет.        — Насчет Алексея, — сказал он, закуривая, — чтобы не было непоняток. Он с головой, без нездоровых амбиций, считает с ходу. Шурик сегодня ему рассказывал про кассу, на следующей неделе дам ему две пробных смены. Работа трезвая, никто из клиентов через стойку не лезет — за этим смотрят. Освоит кассу, поставлю на бар, а там как пойдет. Устраивает?        — Ты мне, что ли, одолжение делаешь? — окончательно разозлился Стас.        — Нет, обрисовываю ситуацию. Он умный. Таких много, да, но вот конкретно сейчас на примете — он один. Думал получится с другим парнем, есть тут толковый Михаил, но два к двум прибавить без счет он не может. И я тебе честно говорю, что Алексей мне нужен. Работа безопасная, честная и без перебоев, деньги каждый месяц, если сверхурочно — премии.        — Ты ему-то это рассказал?        — Рассказал, конечно. Он говорит, если ты скажешь уволиться, он уйдет, поэтому теперь я рассказываю тебе.        — Уйдет? — опешил Стас. — Куда уйдет?        — Не знаю, — Вик пожал плечами, мол, нашел, у кого спрашивать, — домохозяйкой заделается, наверное. Говорит, дома у тебя бардак полный. Неудивительно, с твоим-то характером. Ладно, давай по делу. Что думаешь?        — Про работу его? Работа хорошая, в ней только один косяк…        — Мое присутствие, — кивнул Вик, потушил сигарету и махнул Стасу в сторону входа. — Пойдем, покажу тебе.       Стас прошел следом. Интерес и желание разобраться, как следует, пересилили злость. К тому же мысль о том, что у Леши будет заработок, не связанный с переноской тяжестей, грела душу. Он же с самого начала этого хотел, чтобы парень нормально освоился.       Внутри гремела музыка, и это оказалось непривычно. Стас мельком глянул на сцену, но не смог ничего разглядеть за толпой. Он почти застрял, когда из потока его выхватила рука Вика и потащила дальше. Перед хозяином клуба гости волей-неволей расступались. Возле кассы за барной стойкой Стас увидел Лешу — тот внимательно слушал парня, стоящего рядом. Паренек выглядел нелепо: с растрепанной кудрявой шевелюрой, тощий, он размахивал руками на манер мельницы. Стас улыбнулся — от таких не бывает проблем, пусть говорят.       Вик провел их до рабочей каморки, плотно закрыл дверь, но даже после этого потоки музыки не отступили.        — Там дурдом сегодня, у меня уже голова болит, — пожаловался он, усевшись в кресло. — Хочешь, на стул садись, хочешь, на диван. Налей себе что-нибудь, если надо.        — Я за рулем.        — Вот и молодец. Я о чем поговорить хочу, — он включил кондиционер и снова закурил. — Ты мне в трубку наорал много глупостей, но я понимаю, что это нервы. Хрен с ним, замяли тему. Должен ты мне не за то, что я из парня гея сделал, а за то, что вы с ним уложились в трое суток. Знаешь, как тяжело заниматься психотерапией через третьих лиц? Ключ от заведения, советы друзей, поддержка, осуждающие взгляды от тех, кто не симпатичен — мне болтать пришлось столько, что я до Нового года теперь слова не скажу. После нашей с тобой беседы, конечно. Он не шлюха, я — не сутенер. Он сюда приехал к бабке, попал под твою машину, а потом аккурат в мой клуб, никто этого не планировал, ясно тебе? Просто так сложилось. Не было бы меня, тянули бы резину еще черт знает сколько.        — Ты с самого начала знал, что парень гей? Да он на гея похож, как я на балерину.        — Крест на балете ты зря ставишь, Стас, — возразил Вик, — чувство ритма у тебя хорошее.       Стас удивился, а потом посмотрел на ногу — она отбивала такты музыкального ада из зала.        — Я просто наблюдательный, вот и все, — продолжил Вик. — Я знал, что парень у самого края. Чуть-чуть подтолкнуть, и все. Я не подтолкну — подтолкнет Яга и сифилитик за углом. Думаешь, надо было ждать сифилитика?        — Не нужно, — Стас отвернулся, — не нужно было ничего ждать, просто манера у тебя та еще. Три дня — и в койку, я же тебя три дня ненавидел.        — Рад слышать, — ответил Вик, — нравиться тебе я не обязан, работаю над этим, как могу, тошно смотреть, когда все вокруг улыбаются. Лучше пусть считают сволочью. Я им — никто, они мне — никто.        — Интересный у тебя способ взаимодействия с миром.        — Просто жизнь так сложилась. Ты тоже, знаешь, не образец терпения. Теперь по поводу долга. Телефон твой мне нужен, потому что у меня каждый травмат на счету. Вот они там сегодня отрываются, Крис стоит у сцены и боженьке молится. Почему? Василич в отпуске, Петрова уволилась, место ищет, а Федор Михалыч, чтоб ему провалиться, опять запил. Если они там палку перегнут, все, что у нас есть, — аптечка с зеленкой.        — Так нахрена тогда? — спросил Стас.        — Что нахрена? Нахрена клубы? Нахрена тема? Ну, давай объясню на примере. Ты походы любишь?        — Походы?        — Мама вас на природу возила? Чтоб с палатками, со всем таким?        — Ты на что намекаешь-то?        — Вот упертый, хуже Криса. В походе ты был когда-нибудь? С мамой своей или с братьями? Или с друзьями, может быть?        — Студентом был, — кивнул Стас, — ну там не про природу было.        — Ясно. Ну а горы любишь?        — Вик, давай уже ближе к делу, мне твои аналогии до лампочки.        — Куда торопишься-то? Пока там музыка не затихнет, у Алексея смена. Мне Александра Игнатьевича пришлось самостоятельно с Таганки везти. Второй раз он не поедет. Дай парню шанс нормально научиться.        — Ладно-ладно, валяй про горы.        — Ну давай про горы. Вот представь, есть у тебя друзья-коллеги, ты с ними после работы кружку пива пропускаешь и обсуждаешь футбол. Футбол-то ты любишь?        — Да, Вик, выпить сейчас не помешало бы, не зря предлагал. Ты долго тянуть будешь?        — Ну как я могу сказать в лоб, когда ты которую неделю сюда приходишь, и до сих пор не понял ни черта? Приходится обходными путями. Вот с горами попробую, вдруг осенит. Значит, футбол. Обсуждаете вы футбол, работу, девочек, мальчиков, детей, может быть, или родителей. Нравится тебе это? Киваешь, ага. Мне тоже нравилось. Да и сейчас люблю с ребятами потрепаться после смены, иногда такого наслушаешься — умора. Вот потом кто-то из них уволился и ушел. Расстроишься ты? Киваешь? Не знаю, Стас, мне вот жизнь показала, что всем до фонаря. Скинутся на прощальный сувенир, кружку подарят, денег подкинут, а потом все — пока-пока, Стасик. И так вся жизнь. Люди приходят, уходят, поток не прекращается. Здесь в столице это особенно хорошо чувствуешь. Теперь представь, что нашел себе кого-нибудь. Лешу не представляй, это плохая аналогия, представь кого-нибудь из бывших. Представил? Вот вы встретились, сели в пятницу вечером в ресторане или в кафе, поели, обсудили родителей, футбол, еще что-то, а через неделю разошлись. Нормально? Киваешь, молодец, нормально. Когда нового встречаешь, о чем думаешь? Как так оторваться, чтоб, когда расставаться будете, не подставить себя. Давай теперь я шаг в сторону сделаю, а ты там в головенке своей докторской отложи это все. Вот представим, что у тебя есть друзья, с которыми ты с самого детства дружишь. Причем дружишь не так, чтоб просто списать сочинение и мяч погонять, а конкретно так, все секреты им, все-все-все. Потом вы растете, и вас таких компания, например, человека четыре. Или три — это как тебе больше нравится. Вы растете, а на душе червячок, мол, детство-то ушло, скоро разойдемся в разные стороны. Знакомо, да? И вот вы узнаете, что есть такая чудесная вещь, как альпинизм. Казалось бы мелочь, но мне очень хорошо подходит для объяснения непонятливым. В альпинизме хорошо вот что: тренироваться ты можешь с кем угодно, на холмик тоже полезешь с любым, но как только зайдет вопрос о серьезном участке, хрен ты вспомнишь о своих коллегах с пивом. Нет, ты с ними по-серьезному не полезешь, потому что кто они тебе, на самом-то деле? Никто. И ты им — никто. И вы знаете это, и ты, и они. Но с теми вот двумя, или тремя — с ними ты полезешь. Даже если у тебя всего один такой человек будет — это уже праздник. С кем ты, на самом деле, полез бы вверх. И про кого знал бы точно, что там, наверху, где будете только вы трое, если что-то случится, они тебя не оставят. Даже если кричать им будешь, чтоб отцепили — не отцепят. И ради вот этого самого чувства, что есть что-то больше, чем пиво с коллегами после работы, люди сюда и приходят.        — И где гора? — спросил Стас.        — Гора, Стас, вот тут, — Вик стукнул себя по голове костяшкой указательного пальца. — Любая гора всегда тут. Веришь ты в клятву любить до гроба, которую в ЗАГСе дают? И я — нет. Да никто не верит. Повод содрать денег с родственников или узаконить ребенка. Для кого-то еще хуже — повод для красивой фотосессии. Выкладывают в социальную сеть, ждут годик, и по новой. Теперь представь, что вместо этой клятвы невесте предлагают: пусть жених подержит тебя за руку на крыше высотки. Всего несколько секунд, только и всего. Он же тебя любит, вот, клянется тебе. Что тебе стоит? Он же спортсмен, у него хватка стальная. Просто повисишь над городом — красота. Пять секунд — готово. Согласится она? И за сколько она согласится? А если предложат делать так каждую неделю? Когда она соберет вещи и уйдет? До выкупа или после?       Стас промолчал — аналогия, наконец, начала доходить до него.        — Люди за разным приходят, — продолжил Вик, — кто-то за болью, кто-то за обезболивающим, но чаще всего — вот за этим. За чем-то настоящим. Вот вы встретились с Алексеем, переспали, он к тебе жить хочет поехать, но ты же не веришь в это, правда? Потому и пришел сюда, потому что не веришь. Может, из-за того, что у тебя с самооценкой хреново, может, из-за того, что к провинции предубеждение, а может, еще из-за чего-то. Какая разница? Годами будешь ходить к мозгоправу, но этот червячок никуда не исчезнет, потому что у твоих сомнений огромный фундамент. Если уж тебя родители бросили, как может чужой человек остаться в твоей жизни навсегда?       Стас почувствовал, что по правой щеке течет что-то теплое. Он провел ладонью и понял, что плачет.        — Вот поэтому там играет такая музыка, что никто из них физически не может думать, Стас.       Вик тоже замолчал. Не попросил выйти, не начал заниматься своими делами — просто сидел и курил.        — Но здесь же тоже не навсегда, — ответил Стас, когда буря в горле утихла. Он уже не плакал и не собирался возвращаться к тому ужасному состоянию, в котором оказался из-за воспоминаний.        — Мы, в принципе, не навсегда, — сказал Вик, — ты же травматолог. В мире вообще нет ничего навсегда, но то, что здесь делают те, кто сюда приходит, для них работает. Для кого-то работает альпинизм, для кого-то — дети. Просто найди что-то свое, вот и все.        — Что-то свое?        — Вспомни, как у вас все началось. Как тащил его в реанимацию. Как потом следил, чтобы он в себя пришел.        — И что? Нормальная реакция.        — Нормальная реакция, Стас, — вызвать скорую. В твоем случае максимум — оказать неотложную помощь на месте и отвезти в больницу. Все остальное — то, чего тебе хотелось.        — Машиной его сбить?! Ты сбрендил?!       Вик отвернулся и вздохнул.        — Где вас таких деревянных делают-то? Да не машиной сбить, Стас, а смотреть, как чужая жизнь в твоих руках. Что там у него было-то? Красивые глаза опытного алкоголика? Наверное, это было. Прическа — ужас, одежда такая, что кроме мыслей о паразитах, ничего не возникает. Парень не красавец, ты уж прости. Был бы красавцем, не приехал бы двадцатилетним девственником. Или приехал бы, но с тараканами других размеров — словом, неважно. Важно то, что запал ты на него из-за того, что сбил. Не сбивал, чтобы запасть, а наоборот. В нападении на человека я тебя не обвиняю. Просто мозги так устроены. Кому-то нравится, когда жена сидит дома на полном обеспечении и сама не может даже банку открыть, а кому-то нравится, когда без него даже вдоха сделать не могут. Понимаешь? И то, и другое — аморально и нездорово в одинаковой степени, просто один вариант публикуют в романах без цензуры, а второй крутят на запрещенных в этой стране сайтах. И ты запал именно на это, а понять не можешь, что мы тут делаем, потому что ничего такого на поверхности не плавает. Вон, открой дверь, там на поверхности просто голые спины и несколько кнутов. Красиво? Не знаю, может быть, по-моему, так себе. Но те, кто там стоит, знают, что происходит внутри, понимаешь? А тебе кажется, что там люди долбят по спинам других людей, вымещая злость или отращивая свое эго до невероятных размеров. Я прав?       Стас кивнул.        — Вот и разберись с этим. Эго отращивают в бизнес-центрах на верхних этажах, тут это не приветствуется. Из-за эго мне и нужен твой номер телефона. Ну что, мораль и выводы понятны?        — Понятны. Попробую абстрагироваться от мысли, что ты скотина.        — Не получится, я всю жизнь пытаюсь абстрагироваться от этой мысли, и вот до сих пор не повезло.       Музыка постепенно стихла. Вик пошел в зал, а Стас потянулся следом. Он старался, на всякий случай, ни о чем не думать все то время, что они ждали. Леша притащил здоровенную спортивную сумку. В багажник она поместилась без труда, но Стас никак не мог взять в толк, откуда появилось столько вещей за такой короткий промежуток времени. Зарплата маленькая. Неужели и тут Вик?        — Меня на кассу хотят поставить на следующей неделе, — удочку Леша закинул, как только они тронулись.        — Да знаю я про твою кассу. Если платят нормально и не имеют мозги, соглашайся.        — Правда? — он явно не пытался скрыть радость.        — Правда. Только не напивайся там.        — Там нельзя напиваться, — ответил Леша, — из-за этого место и освободилось.        — Вот и хорошо.        — О чем вы там в каморке у Виктора Степаныча говорили?        — Про мой долг, — Стас улыбнулся — это получилось само собой, — буду спасать людей от непомерного эго.        — Чего?        — Телефон мой он взял, на случай, если кто в реанимацию попадет по дурости. Говорит, всякое бывает.        — Бывает, — согласился Леша.        — Что, уже было что-то? — ему стало интересно.        — При мне-то? Нет, дылда одна только ногу свернула, когда на подиум шла, а так ничего не было, но ребята всякое рассказывали.        — Ну а сам ты что?        — А что я-то?        — Сам как к этому всему относишься?        — Да не знаю, — Стас заметил, что плечами Леша пожал нарочито быстро, — приходят люди, развлекаются, уходят. Девчонкам на чай хорошо оставляют. Шеф говорит, боятся, что за плохие чаевые фотки запостят.        — А могут запостить?        — Ну мало ли, кто без мозгов. За такое уволят, конечно, но я бы тоже испугался, если бы директором где-то работал.        — В директора метишь? — Стас рассмеялся.        — Да мало ли, что в жизни будет. Сейчас не загадываю, мне и касса раньше даже не снилась. Говорили, выгляжу подозрительно. От армии откосил, мол, ответственности никакой. И вот «пробился». Тот еще карьерный рост, конечно, но это смотря откуда начинать.        — Ты вообще из реанимации начал, — ввернул Стас.        — Да ладно тебе, начал я с водки. Хотел от нее в столицу уехать, и в первый же день надрался.        — У тебя пили в семье?        — Да. Батя спился, мать — почти. Подумал, останусь, там же закончу, вот и поехал. Ну и еще потому что тут людей больше. Есть шанс, что найду кого-то нормального.        — Это ты так про меня?        — Наверное, — он опять пожал плечами слишком быстро.       Дома Стас много курил. Есть ему не хотелось, спать — тоже. Хотелось секса, но просто пойти к Леше он не мог, потому что в голове царил хаос. Вик со своей лекцией о нездоровом образе жизни ударил по его подсознанию так сильно, что фантазии на неприличные темы сменяли одна другую с частотой ударов сердца спортсмена на марафоне. Сердце, впрочем, стучало так же часто.       Стас вспомнил, как держал Лешу на руках — тогда еще безымянного. Ему было до ужаса страшно, что жизнь закончится на той сцене, но вместе с этим он точно знал, что делать. Не сомневался, даже руки — и те не дрожали. Они вообще дрожали у Стаса очень редко, только когда он понятия не имел, как надо поступить, и эти дни были самыми плохими в его жизни. Самые хорошие, с другой стороны, были связаны с оперблоком. Не с постелью, не с пивом и болтовней в кругу коллег, а со столом и телами, лежащими на нем. Он подумал, что никогда не гнался за карьерой: квартира была ему безразлична, как и вкусная еда, как и машины. Даже секс отошел на второй план, хотя никаких проблем с ним у Стаса никогда не было — зайди в первый попавшийся клуб, найди того, кто понравится, и все. Но он не утруждал себя даже этим. Жизнь протекала в те редкие секунды, когда он возвращал ее другим. Не отнимал — это всегда сопровождалось болезненными воспоминаниями, он помнил каждую карточку, каждый оборванный в тишине пульс. Именно возвращал: зашивал, вправлял, вырезал — это не имело значения. Никакие отношения не давали этого, даже самые приятные. Но Алексей Петренко оказался в нужном месте в нужное время. Наверняка, среди спасенных была куча геев, но вряд ли среди них были геи, только что приехавшие в столицу, без знакомых, родственников, надежд и перспектив. На короткое время жизнь Леши действительно была в его руках — целиком, от еды и одежды до каждой мысли. Вот почему появление брата вызвало у него так много злости. Потому что пришел другой мужик и попытался Лешу вырвать. И не просто попытался, а вырвал, причем Стас знал, что так лучше — отпустить, чтобы жил сам, не на чужих костылях.        — Все нормально? — Леша зашел на балкон со своей пачкой. Он курил дешевую гадость и упрямо отказывался брать сигареты у Стаса.       «Да чем черт не шутит», — подумал Стас, выхватил пачку из рук Леши, выбросил ее из окна, достал сигарету из собственной и протянул. Возьмет? Или спустится и купит в круглосуточном новую?       «Ты совсем больной», — мысль обгоняла действия. Он уже пожалел, что выбросил пачку, потому что это была чужая территория. Маленькая область чужой гордости. Да, он переехал, даже вещи свои привез, но курить собирается только то, что заработал.        — Спасибо, — сказал Леша, взял сигарету и закурил.       «Ну-ну», — мерзкий тип внутри Стаса в предвкушении потирал руки.        — Запах бесил? — спросил Леша.        — Нет, — ответил Стас.        — Ну ладно. Так все нормально?        — Не знаю. Может быть нормально, но это с какой стороны посмотреть.        — Тебе нормально?        — Мне? — Стас задумался. — Мне — да.        — Это главное.        — Не уверен, Леш.        — Будешь уверен — намекни, — Леша выбросил недокуренную сигарету и пошел в комнату. Стас схватил его за руку:        — Это что значит?        — То и значит, — угрюмо ответил Леша.        — В глаза смотри, — Стас дернул сильнее.       «В кого ты превращаешься?» — червячок отвратительной мысли копошился в сознании.       Леша посмотрел ему в глаза — страха в них не было. Было желание и легкая усмешка, которую захотелось выгнать любой ценой.       Стас вытолкнул их обоих с балкона парой больших шагов.        — Насмотрелся на работе? — спросил он зло.        — Неделя тяжелая, — в открытую усмехнулся Леша.        — Не страшно?        — Нет, ты же врач.       Стас почувствовал, как внутри перещелкнуло тумблер. «Ты же врач», — обычно эта фраза бесила его. Как ты можешь так напиваться, ты же врач! Веди себя хорошо, ты же врач! Докушай кашку, ты же врач. Леша имел в виду совершенно противоположное.       Потом в руке Стаса возник ремень, причем сказать наверняка, чей он был и откуда взялся, он бы не смог. Ремень был плотным и широким, и этого было достаточно.       Потом Леша стоял на коленях. Сам он опустился на них или так вышло случайно — Стас не знал. Реальность накатывала неясными вспышками, и это пугало бы, если бы он не помнил, как в точно таком же состоянии оперировал людей. Оно и было для него обычным, живым, когда мысли отступали, а вместо них приходили действия и чувства. Сосуществовать в организме Стаса все три элемента не могли.       Несколько секунд они оба не дышали. Леша из-за того, что ремень лишил его такой возможности, Стас — для того, чтобы знать, когда пора отпускать.       На все ушло несколько минут — мельком можно было разглядеть, как лениво сдвинулась стрелка на циферблате. Потом Леша восстанавливал дыхание, а Стас вытаскивал презервативы из пачки.       После они вернулись на балкон. Стас закурил, а Леша встал рядом.        — Не хочешь? — спросил Стас.        — Мои валяются у подъезда, — ответил Леша.       Стас вспомнил, с чего все началось, и протянул пачку:        — Бери.       Курить было почти некогда — он торопился, прокручивая в голове новые идеи. Потом посмотрел на шею Леши и заметил следы от своей руки.        — Останется синяк, — сказал он.        — Переживу.        — Да куда ты денешься.        — Никуда, — ответил Леша, хотя вопроса ему никто не задавал.       Стас хотел ответить едко, а потом задумался. Теперь это было не лишним. Просто так Леша говорил редко, несмотря на всю свою провинциальность. Мог просто так шутить или болтать о мелочах, но во время таких вот разговоров чаще всего держал язык за зубами и ждал прямых вопросов.        — Ты серьезно? — переспросил Стас.        — Серьезно, — Леша улыбался, — надо было думать, куда устраиваюсь работать.        — Надо было думать, кому лезешь под колеса, — улыбаться в ответ Стас не стал. Вместо этого положил ладонь на чужую шею и надавил с силой, опуская на колени.