Будь со мной. Танцуй со мной.

Воскресенье? Слишком близко. Отабек смотрит серьезно, думая о том, как много им нужно будет работать, чтобы не ударить в грязь лицом. Он не может подвести Юру. Самое главное – успокоить глупое сердце и отбросить дикие желания. После того поцелуя все стало намного сложнее, хотя Алтыну казалось, что все должно быть наоборот. Слишком много противоречий, раздирающих его изнутри, да и попробовав, узнав, насколько это прекрасно, он желал все больше и больше. Сдерживаться было трудно. Но он сможет. Потому что должен. Прикосновения – огонь. Отабек вслушивается в музыку и звуки собственных шагов, отметая все душевное волнение. Он старается быть сосредоточенным и серьезным. Но тело предательски дрожит, стоит только Юре подойти поближе, а губы словно ноют – поцелуй, поцелуй. Похоже на зависимость. Сильнее любого наркотика. И это пора было прекращать. Он думает о том, что случится в воскресенье, если он сейчас не постарается. Он нужен Юре. Ведь вся ночь впереди, чтобы мучиться от желания коснуться губами, правильно? У них получается. Алтын не позволяет себе лишнего. Не смотрит Юре в глаза, потому что знает, что зависнет. Только вот следующий элемент выбивает из колеи. Близко и горячо. Все то, что Алтын старался сдержать в себе, вдруг прорывается наружу. Тяжелое дыхание и жуткое желание стоять так как можно дольше – неудобно, но так откровенно, трепетно и страстно... Когда Юра отшатывается, Отабек шумно выдыхает – с удивлением смотрит на Плисецкого, понимая его чувства. И это не может не волновать. Чем ближе, тем больше желание поцеловать. Отабек запинается, зависает и задерживает дыхание, потому что прямо перед ним – прекрасные зеленые глаза, горячие губы, тонкое тело. Поцеловать хочется до боли. И, кажется, это мешает им обоим. Касание губ похоже на глоток свежего воздуха. Брюнет вздрагивает, желая притянуть к себе, но продолжает уже легче. Отличное решение? Когда Юрий прыгает на него, Отабек заранее знает, что они не смогут продолжить. Видит эту картинку у себя в голове – глаза в глаза, тела так близко, так невыносимо близко... Он опускает Плисецкого на пол. Осторожно, словно укладывая на кровать. Смотрит в глаза и пытается уговорить себя отступить. Не может. Эта поза, ноги Юры на его талии, горячее дыхание на двоих, такой красивый Юрий под ним. Он поцелует. Хочет этого и не может сдержаться. Голос Мадины – звонкий гром среди их ясного неба. Отабек быстро поднимается на ноги, смущенный, а сердце пропускает удар, когда он видит в дверях свою мать, скрытую тенью. Она смотрит тяжело, в отличие от сестры, которая, кажется, сейчас взорвется от восторга. Ее брат и сам Юрий Плисецкий! Отабек тяжело вздыхает и натягивает улыбку, надеясь, что румянец на его щеках не очень заметен. Девочка смеется и подбегает к брату – тот подхватывает ее и поднимает на руки – она не такая уж и маленькая, но он любил обниматься с ней, а она, кажется, не против, только ей интереснее Юрий, чем собственный брат. Она спускается с рук Отабека и смотрит на Плисецкого. -Можно мне посмотреть на ваш танец? – она смотрит на брюнета и белозубо улыбается. -Будет готово – покажем, - со вздохом отвечает Алтын, оборачиваясь к матери, которая даже на шаг не заходит в зал. Смотрит издалека, и Отабек думает, что лучше ему подойти. Неизвестно, с какого момента они смотрят. Он оставляет Мадину с Юрой – оборачивается к нему и смотрит виноватым взглядом, а осмелевшая девочка подходит к Плисецкому ближе и улыбается. А Отабек содрогается, направляясь в сторону матери. Они сегодня рано. Обычно мать на работе в это время – Алтын хмыкает, думая о совпадениях. Он молчит, потому что молчит и мать. Смотрит на него с непонятным выражением лица, а потом оборачивается к залу, где Мадина уже схватила Плисецкого за руку, хохоча. Отабек невольно улыбается, потому что все это выглядит слишком мило. -Не заходи слишком далеко, - говорит вдруг мать, даже не глядя на сына. - Это всего лишь танец. Мадина! Не будем мешать мальчикам тренироваться. Девочка отпускает Юрия с явным нежеланием, а потом, бурча что-то, выходит из зала, и Отабек не может сдержаться – треплет ее по голове, когда она проходит мимо, мило улыбаясь. Мадина шипит от недовольства, хлопает брата по руке и семенит следом за матерью. Отабек вновь вздыхает, глядя им вслед. По телу пробегают мурашки, стоит ему подумать, что было бы, зайди они чуть позднее. Реакция матери оставляет в растерянности. «Это всего лишь танец» - колоколом звучит в его голове. Всего лишь. Они разъедутся, стоит им выступить. Их пути снова разойдутся, как пять лет назад. Нет. Отабек смотрит на Юру и кусает губы. Это не просто танец. Дружба. Он подходит к Плисецкому и встает вплотную. Смотрит неотрывно, чувствуя тепло в сердце. Легкое касание пальцев к подбородку – чуть приподнимает. И целует. Легко, потому что его сердце полнится нежностью. На щеках проступает легкий румянец, а руки подрагивают – просто прикосновение губ, успокоение. Дружба, полная странных эмоций, наполненная поцелуями и объятиями. Особенная дружба. Это не может быть «всего лишь». Он отстраняется и тут же делает шаг назад. Тяжело вздыхает и едва заметно улыбается. -Продолжим тренировку? Юра боится детей. Не понимает их. Слишком шумные, слишком назойливые, слишком, слишком, слишком... Вот только его почему-то дети любят. И Мадина от брата бросается к нему. Еще бы, он же поцеловал ее перед девочками! Сам Юрий Плисецкий! Все девочки завидуют его растяжке, грации и хрен знает еще чему. Учителя приводят Юру в пример. Теперь он ее герой. «Пиздец», - думает Юрий и хмуро смотрит на дверь, где стоит мать Отабека. - Знаешь, мой брат тоже здорово танцует. Не как ты, но очень хорошо. Он выиграл конкурс, ты знаешь? – девочка тараторит без остановки, а Плисецкий не отрывает взгляда от двух фигур у входа в зал. Он не нравится матери Отабека, он знает, видит. Ей не нравится танец, не нравится, что он забрал ее сына из дома, не нравится его поведение и репутация. Юрию плевать. Его многие не любят. Но это – особенное. Это касается Алтына. А он – особенный друг. Юра не может причинить ему вред. Потому он внимательно смотрит и слушает. В зале хорошая акустика. А потому ему не составляет труда услышать тихое, но хлесткое «Не увлекайся. Это всего лишь танец». Как пощечина. Он больно прикусывает губу. Она не понимает. Это не так. Не просто танец. Блондин дает себе слово, что пригласит ее на выступление и докажет ей, что это – нечто особенное. Что ей не нужно опасаться за сына. Она будет им гордиться. Плисецкий кривит губы в усмешке от внезапно пришедшей мысли. Да, он будет пробоваться на приму. Но любой приме нужен партнер. Он поговорит об этом с Яковом в воскресенье. Гости уходят. Отабек подходит к нему. Расстроен. - Не ной. Ты знал, что многим это не понравится. С начала. Времени мало. Музыка. Они собираются и работают четко и слажено. Но чертовы чувства все равно пробиваются, когда Алтын так близко, смотрит в глаза. Сердце бухает в груди, стоит ему прыгнуть, прижаться всем телом. Его снова укладывают на пол, глаза в глаза, тяжелое сбитое дыхание. Слишком лично, интимно, чувственно. - Дальше. Нельзя расслабляться. Потом будет еще тяжелее, Юра знает, помня танец. Рывок – и Отабек лежит на спине, а он сидит на его бедрах, задыхаясь и сгорая от стыда и странных чувств. Обжигающие руки по ногам, бедрам, на талии. Сердце сейчас разорвется. Разве можно такое танцевать? Только переживать, снова и снова. Это не просто танец. Отабек поднимается сам и поднимает его, на мгновение замерев, и отталкивает его от себя. Юрий приземляется на носки, как и хотел, но не удерживает равновесие, падает, вскрикнув от неожиданности. - Нормально, нормально! Плисецкий предостерегающе вскидывает руки. Он ненавидит жалость, ненавидит быть слабым. Он поднимается, растирает связки. Вроде бы не больно. Да, падать на пальцы рискованно и больно, но это красиво. Это идеально. А на меньшее блондин не согласен. Он толкает Отабека в грудь. - Еще раз. Именно этот момент. Его снова поднимают и бросают, раз за разом. Юрий матерится, подворачивая ноги, чувствуя, что пальцы к вечеру будут разбиты и им не поможет даже ванна с пеной и мази. К черту. Оно того стоит. Потому что когда он видит в зеркало свое идеальное приземление на самые кончики пальцев, когда тело дрожит, как струна, а руки раскинуты, как крылья, это так прекрасно… Отабек тоже тяжело дышит, и Юра понимает его. Он тоже устал. Не так-то просто поднимать постоянно партнера и отбрасывать его так, чтобы тот не упал. Плисецкий кивает своим мыслям. - Еще раз с начала и сделаем перерыв. Надо отдохнуть и перекусить. Заодно проглядим движения дальше. С синхронностью надо будет поработать. И найти то, что нам заменит телефонную будку, чтобы… Он запинается. Перед глазами то, что они должны сделать. Слишком близко и откровенно, руки по телу, губы по шее, дыхание, обжигающее кожу… Голова кружится, а во рту пересыхает. Юра облизывает губы и срывающимся голосом произносит: - … чтобы продолжить танец. Сходим в кафе? Знал. Конечно, он знал, что это мало кто одобрит. Знал, что мать не будет рада тому, что он танцует в паре с парнем. Знал, что будут и непонимание, и осуждение, но он никогда особо о таком не беспокоился. Только сейчас во взгляде матери он словно уловил отвращение. Она словно жалела, что судьба вновь привела ее сына в эти залы. Обратно к Юре. Конечно, это ранило. Но он не собирался сдаваться и терять те особенные чувства, что рождались лишь рядом с Плисецким. Отабек не мог не думать об этом. Неприятные мысли все крутились где-то на самом краю сознания, как бы он ни пытался сосредоточиться. У него было чувство, что обретая одно, он теряет другое. И он так не хотел. Семья всегда для него - самое важное в мире. Теплые руки матери, которые всегда пахли уютом и кухней, ее платок на голове и хитрая улыбка, радость в глазах Мадины, тяжелые ладони отца на его плечах – все было так важно и так далеко теперь, что он чувствовал опустошение. Теперь в «самое ценное» Отабек записывал и Юрия. Его улыбка и звонкий смех, серьезные глаза, которые заставляли замирать, уютные объятия, румянец на щеках, горячие поцелуи и страстные стоны – то, от чего Алтын не сможет отказаться. И это заставляло его страдать. Мысли об этом отвлекают. Отабек может лучше. Четче. Увереннее. Он обещал себе, что его чувства никак не отразятся на их танце, а потому старательно вслушивается в музыку. Но стоит Юре прижаться к нему – все неприятные мысли испаряются. Теперь он слышит только стук сердца и словно саднящее, но приятное чувство внутри – сейчас нет ничего важнее, чем их маленькая жизнь, заключенная в танце. Он едва сдерживает шумные вздохи, полные желания. Отбрасывать Юру сложно. Не потому что тяжелый, не из-за напряжения. Это страшно. Отабек смотрит, как он приземляется на самые кончики пальцев и вздрагивает, слыша его вскрик. Он уже порывается кинуться к нему, но замирает на месте. Закусывает губу и кивает. Не собирается спорить, потому что знает, что это бесполезно. У них все должно быть идеально. Да, даже если больно и опасно. Его восхищает это – если Юрий делает что-то, то только лучше всех. Он смотрит на эти приземления и в который раз близок к тому, чтобы надолго зависнуть. Это красиво. Настолько, что хочется присвоить эту красоту себе, сделать так, что смотреть на это будет только он. А еще жутко хочется целовать эти изящные и израненные ноги. Отабек едва заметно усмехается, представляя реакцию Юрия на это, и понимает, что слишком откровенно пялится на ноги Плисецкого. Отабек кивает, стараясь дышать глубже. Руки немного подрагивают от напряжения, и он потряхивает ими, чтобы расслабить. Он готов продолжать, но стоит Юре произнести это заветное «телефонная будка», как сердце пропускает удар, а с трудом возведенная стена сосредоточения вздрагивает. В голове тут же начинают мелькать картинки, и Отабек отводит взгляд, потому что это слишком. После всего, что было... Это будет сложно. Но он сможет держать себя в руках. Сможет ведь? Он слышит то же волнение в голосе Юры, что испытывает сам, и от этого сердце стучит лишь быстрее. Им обоим будет трудно. Зато эмоции и дикое притяжение в танце – не ложь. Алтын едва заметно улыбается своим мыслям. Заново. Неплохо, уже неплохо. По крайней мере, Отабеку легче сдерживаться и не зависать от одного только взгляда – но сердце все равно стучит где-то в горле, не давая покоя. Они должны закончить то, что выучили без остановок. Пусть до идеала еще далеко, но у Алтына словно открывается второе дыхание – рядом с Юрой хотелось делать все на сто процентов. Отабек крепко держит. Они не путаются друг в друге, а руки совсем не дрожат, когда Плисецкий садится на его бедра. Он справляется с желанием прижать к себе, вместо того откидывая Юру, глядя на то, как точно и прекрасно он приземляется на кончики пальцев. Чудесно. Отабек легко улыбается, задыхаясь из-за напряжения и того, как красив Юрий. Кажется, они хотели перекусить? Отабек кидает на Юру быстрый взгляд и просто садится на пол, тяжело вздыхая. Бывало и похуже, правда? Это только самое начало. И почему-то это Алтына радует. Он смотрит на Плисецкого, кусая губы. Хочется обнять. -Перерыв? – вздыхает Отабек и прикрывает глаза – не от усталости, а для того, чтобы прекратить пялиться на Плисецкого. Это уже выходит за рамки приличия. Хотя, если вспомнить их поцелуи, то, что они оба делали в ванной... Отабек чувствует, как к щекам приливает кровь. Хватит. Когда они выходят на улицу, казах чувствует странную робость. Большие хлопья снега неспешно падают с неба, тут же забираясь в волосы и холодя лицо. Людей нет, а вокруг них тишина – красиво и как-то уютно... Алтын оборачивается к Юре и смотрит, как на его ресницы садятся снежинки, и улыбается. В кафе он садится совсем рядом с Юрием, чтобы смотреть видео с танцем – от одной только мысли о том, что им предстоит делать дальше, по телу пробегают мурашки. Приятные мурашки, мурашки предвкушения. Отабек не знает, откуда такие чувства. Он инстинктивно придвигается ближе – рядом с ними никого нет, и он позволяет себе легко, будто бы случайно, дотронуться замерзшими пальцами до ладони блондина, прежде чем к ним приходит официантка. -Что будет, если Лилия и Яков решат, что я не подхожу? – спокойным, почти безразличным тоном спрашивает Отабек, когда они вновь остаются одни. Да, ему страшно, но он даже подумать не может, что с Юрой будет танцевать кто-то еще. Этот танец был словно создан для них двоих. -Я тебя не подведу, - тут же говорит он уверенно, но тихо. Конечно. Никто больше не будет танцевать с Плисецким этот танец, потому что Отабек – лучший. Он докажет это, - Что у нас дальше в танце? Словно он не помнит. Но перед глазами такая яркая картинка, что он едва может вздохнуть. Просто невероятно. Отабек, всматриваясь в экран телефона, думает, что они будут танцевать лучше. Это их. Все эти чувства, это желание и эта страсть... Видео как раз доходит до того самого момента в телефонной будке – горячо. Алтын тут же представляет на месте танцоров их самих и не может сдержать шумного вздоха. От неловкости их спасает подошедшая официантка – она лучезарно улыбается, и Отабек не может не улыбнуться в ответ – немного нервно и едва заметно. Но это хоть какое-то отвлечение от всех этих мыслей... Официантка бросает взгляд на телефон и хитро улыбается, глядя на парней. Юра морщится. Глупая баба, опять все не так понимает, если двое ребят сидят рядом и что-то смотрят, то они пидоры. И да, он не обращает внимания, что Отабек касается его руки. Это уже стало правильным и привычным. - Овощной салат с курицей на пару и сок. Зерновой хлеб. Два раза. Свободна. Юрий не дает сказать ни слова ни девушке, ни Отабеку, разворачиваясь к последнему, серьезно объясняет: - Нельзя ничего тяжелого. Но нужны силы. Питаться, как балерину, я тебя заставлять не буду, но сейчас будешь есть то, что я скажу. Он снова включает видео, иногда нажимая на паузу. - Сегодня отработаем вот эту синхронность. Буду гонять тебя, пока не получится идеально. Так что ешь. Плисецкий зло зыркает на официантку и придвигает к себе тарелку. Та все еще крутится рядом, поправляя салфетки и улыбаясь казаху. Блондин чувствует такую злость, что готов нахлобучить миску с салатом ей на тупую блондинистую голову. Нож скрипит по тарелке. Алтын случайно или специально касается под столом коленом его ноги. Ток по телу. Юра успокаивается, расплываясь в самодовольной улыбке, а официантка, поджав губы, уходит. Они едят быстро и торопятся в зал. Работают на износ, под ругань Юры, недовольного результатом. Работать в паре сложно, а двум танцорам разных направлений – тем более. Плисецкий видит в зеркале хрупкую фигуру в обтягивающем костюме с плавными жестами и мускулистую, поджарую, с движениями резкими и грубоватыми. Они как огонь и лед, и это будет красиво, только если все будет слажено и одновременно, а не как сейчас: он не успевает за Алтыном, а тот опережает музыку. Они бьются над этим около трех часов, пока, наконец, Юра довольно не произносит: - Неплохо. Он садится на пол, потягивается до хруста в спине и развязывает ленты пуант. Больно, безумно больно. Блондин торопливо натягивает носки, надеясь, что Отабек не увидит разбитые в кровь пальцы. Он не хочет жалости. Они одеваются молча, измученные, и идут домой, не говоря ни слова. Уже вешая куртку, Юрий косится на Отабека. - Завтра выходной. Хочешь, сходи к семье. Или.. .к кому-нибудь. У тебя же много друзей. Мы можем начать в двенадцать. Юра стягивает кофту и джинсы, с шумным выдохом опускается в кресло и снимает носки, морщится. Завтра будет тяжелее. Кот трется о ноги, жалеет. Плисецкий обнимает его, шепчет «Спасибо…» Надо готовить ужин. Надо в душ и отдыхать. Надо быть готовым завтра продолжить. Надо, надо, надо… - Что скажешь, Бека? Какие у нас планы? Может… Он запинается и отводит глаза, удивленный своей неуверенностью, но все-таки заканчивает: - …может посмотрим кино?