Старинная гравюра

Лист восемнадцатый POV ВладимИр Шаг навстречу... Кто из нас должен сделать его? Кто? Я!? Но боюсь, не поймёшь ты меня. Мгла. Окружает со всех нас сторон. Сон. Только в нём мы с тобою вдвоём. А ведь надо уметь уходить, Уходить, когда хочешь остаться. Уходить, когда тонкая нить Навсегда может вдруг оборваться...*       Мы переступили порог и оказались в бальной зале. Еле-еле тлели свечи, печальная музыка играла очень тихо. По сверкающему паркету беззвучно скользили пары.        Мужчины и женщины - все были одеты в наряды различных эпох, но их объединяло одно: фигуры были легковесны, полупрозрачны, словно это были не реальные люди, а призраки.        Мне почему-то вспомнилась строчка из песни «Отель Калифорния»: «Some dance to remember, some dance to forget…»       Ферн понюхал воздух, поскрёб лапой сияющий паркет и сказал: - Живыми здесь не пахнет. И уже очень давно. - Конечно. Ведь это страна мёртвых. – ехидно подтвердила появившаяся из ниоткуда Хель. - А почему они танцуют без остановки? Если это - бал, то должны слышаться голоса, смех; вокруг должны толпиться слуги с подносами, накрывающие праздничный стол, – также ехидно продолжил я.       Хель посмотрела на меня. Во взгляде блеснула сталь, и на мгновение мне показалась, что передо мной великанша из моих снов. - Будет тебе и смех, и праздничный стол. Прошу за мной! – церемонно присев в поклоне, Хель указала рукой в глубь зала, где сгустилась странная чёрно-синяя темнота. - Давай уйдём отсюда. Нас Ниг снаружи ждёт. Сядем ему на спину, и, поминай, как звали.- Ферн ухватил меня за штанину и потянул назад к выходу.       Хель засмеялась в голос: - А волк-то умней тебя, он чует смерть. Послушался бы ты его, повернул бы назад.       Я внимательно посмотрел на стоящую передо мной женщину, вгляделся в знакомые, до боли любимые черты, в ту, ради которой я дошёл до её дворца. И вдруг отчётливо понял, что она изменилась. Той, любимой, больше нет. Эта - другая, холодная, чужая и очень злая. -Хель! Что они сделали с тобой? Что случилось? – почти шёпотом произнёс я.       Она захохотала так громко, что в её хохоте мне почудилось эхо обвала в горах: - Да, ничего со мной не случилось. Я такая была, есть и буду. А ты попался, как мышь в мышеловку, на своём желании всех защищать. Да ещё и гены Хранителя дали о себе знать. Да, мы с Йормунгардом провели и Тора, и Одина, и тебя. Я прикинулась жертвой, проникла в стан Тора и его соратников, обманом втёрлась к нему и к тебе в доверие. А змей разыграл злодея и ревнивца. И вот, дело сделано, ты стоишь здесь, в моём дворце, новый Бальдр. И, клянусь всем злом, всеми смертями, что существуют на свете: в этот раз ты полюбишь меня и будешь принадлежать только мне, мне одной.       Тут я почувствовал, что папирус у меня в кармане шевелится. Я засунул руку в карман, схватил что-то пушистое, невесомое, вытащил наружу, поднес к глазам и увидел серый пепел. - Ты лжёшь. Не знаю, почему и зачем, но ты лжёшь. - Я говорил тебе, что его так просто не проведёшь, он защищён от лжи,- скрипучим голосом проговорило что-то из черно-синей темноты. И в следующий миг из самого тёмного угла залы полыхнуло чёрное пламя.       Все танцующие фигурки просто исчезали при соприкосновении с ним. Вот оно коснулось Хели, и её не стало. Жалобно завыл Ферн. Я попытался обнажить меч, но было слишком поздно.       Пламя добралось до меня, окутало, словно покрывалом. Внутренности трещали и взрывались изнутри. Я чувствовал эту боль, хотя уже не должен был ничего чувствовать. Я видел, как вытекали глаза, как вывалился мой язык. Я всё это ощущал, и в следующую секунду я умер. Лист девятнадцатый POV Ферн       Хозяина не стало. Он просто превратился в чёрный пепел на этом дурацком скользком сияющем паркете. Вместе с ним исчезла добрая половина танцующих, хотя остальные продолжали медленно кружиться в вальсе, словно ничего не случилось. Хозяйки двора тоже не стало. Исчезла и черно-синяя темнота.       Почему пламя не тронуло меня? Практически совсем. Только кончик одного уха исчез, словно его срезали бритвой. И почему я не чувствую боли? Почему я совсем не чувствую одно своё ухо?       Я побегал по дворцу, я понюхал каждую щель. Я разгребал пепел. Я выл, звал, ругался и плакал.       Ну, почему ты не прислушался к моим словам, не дал увести тебя из этого царства Мёртвых в мир жизни, зелени и любви?!       Я не нашёл хозяина. Становилось всё холоднее и холоднее, пора уходить. А то я могу остаться тут навсегда в виде черной глыбы льда.       Я пошёл к выходу. Мне никто не мешал. Дверь дворца оказалась открыта. Далеко за деревьями светился серебряно-ледяной мост. И я пошёл на это зарево, на эту единственную путеводную звезду, которая у меня ещё осталась.       Мне ничто и никто не встретился, не препятствовал моему пути через лес. То там, то тут слышались печальные вздохи, всхлипы, шуршание и треск. Понятно, это царство Мёртвых для людей, а не для животных. Меня тут и не ждали, и не приняли бы.       Вот уже совсем близко, на расстояние одного моего прыжка, - мост. Вот я уже различаю огромную тушу Нига. Он дремлет.        Вот увидел меня, привстал на передние лапы. И в удивлении сел на хвост. Не увидел ВладимИра.       Я подошёл к дракону, уткнулся мордой в одну из его передних лап и завыл так горько, так печально, что замерли все звуки вокруг, и мне показалось, что царство мёртвых окуталось черно-серой пеленой.       А мир по другую сторону моста стал пепельно-белым. Исчезли все краски, все запахи. Миры скорбили.       Ниг всё понял сразу, он обнял меня другой передней лапой и зарыдал в голос. Он был боевым драконом. Хотя простодушным и спокойным. Он сам был из мира, где жили Тор, Один, Хель, Йормунгард, ниссе, великаны и другие злобные и добрые существа. И он знал, что значит терять друга.       Сколько мы так просидели, я не помню. Я очень устал. Ниг взвалил меня, обессиленного, к себе на спину и куда-то понёс. Я так устал, что сразу провалился в беспокойный сон.       Мне снилось, что я - в гравюре, лежу на ковре, на изумрудном лугу. Из леса идёт мой хозяин, живой и улыбающийся. Я кидаюсь к нему, лижу лицо и руки. Он в шутку отмахивается от меня и говорит: - Вижу, ты наскучался. Ничего! Сейчас пойдём домой!       Перед нами возник радужный мост, мы вдвоём ступили на него, нас окутала радуга и куда-то понесла.       Этот полёт я ощутил и наяву. Я открыл глаза, когда дракон заходил на посадку. Вокруг полыхали радужные молнии, гремел гром, но дождя не было. Дракон приземлился перед воротами замка. Я узнал бы этот замок и вслепую. Мы были во владениях Тора. Лист двадцатый POV ВладимИр-Бальдр Шаг навстречу... Как коварен и труден тот путь. Пусть. Вновь опять я останусь ни с чем. Кем? Станешь в мире ином без меня. «Зря!» Говорят в один голос кругом. А ведь надо уметь не прощать, Хотя сердце готово взорваться. Не прощать, чтобы не обещать, Ни себе, никому возвращаться. *       Мама рожала меня тяжело, в муках. А папа, Один?, метался из комнаты в комнату по всему дворцу и по-черному матерился: - Да... что же это за дворец такой... ни одной повивальной бабки!... Распустились... зажирели... Я вас всех испепелю... Филинам скормлю... На живодёрню отправлю... Как же моя любушка, Фригг, мучается...       Когда же повитуху нашли и привели в опочивальню к жене Одина, первое, что бабка сделала, так это выпроводила Отца всех богов из комнаты и захлопнула дверь перед его носом.       Он постоял, изумлённо глядя на закрытую дверь, потом пришёл в себя и опять забегал по дворцу. Слуги и служанки попрятались кто куда, гости быстренько уехали к себе домой, бормоча под нос: - От греха подальше...       Когда же по дворцу разнесся мой жизнеутверждающий крик, и Одина пустили к жене, он тихонько подошёл ко мне, взял на руки из рук бабки, высоко поднял над головой и проговорил: - Великие дела сотворишь ты! Но ужасна будет твоя судьба! ***       Мне - полгода. Я лежу в колыбельке, улыбаюсь всему миру и сучу голыми ножками, а папа распекает служанок, потому что те повесили мне погремушки в виде барашка, а он требует повесить лук, стрелы и меч. ***       Мне – три года, я не просто хорошо хожу, я бегаю по всему дворцу, да так быстро, что мамки-няньки не успевают меня поймать, и я впервые убегаю на конюшню, где меня находит отец, спящего под боком кобылицы, всего в навозе и сене.       Когда папа ругался в тот раз, на земле месяц гремели громы и лили ливни. ***       Мне - пять лет. Папа впервые сажает меня в седло, которое лежит на спине небольшого дракона - Бада. Этот дракон сам боится моего папу, поэтому первый и последующие полёты проходят тихо-мирно.        Только мама нервно смотрит на нас из окна и украдкой вытирает слезу. Один запретил ей баловать меня. ***       Мне – десять. Папа учит меня сражать мечом, копьём, булавой, бить из лука. Мама научила меня читать, писать и считать, и, поссорившись с папой, сама пригласила для меня учителя изящных искусств. Мама считает, что настоящий мужчина кроме владения боевыми искусствами должен уметь танцевать, петь, быть галантным (что за слово такое? - спрошу у папы) и вежливым.       Я спросил о значении слова папу-Одина. Он тяжело вздохнул, погладил меня по голове и произнёс: - Сынок... Эти женщины... Нам их не понять...       И послал меня чистить конюшню и лошадей. Я побежал с радостью. ***       Мне – четырнадцать. И я впервые влюбился в девушку, вышитую на гобелене в комнате матери. Я приносил ей цветы, пел ей только что выученные песни, разговаривал с ней. Однажды за этими занятиями меня застукал отец. Он понял всё с одного взгляда и сказал: - Мальчик вырос.       И тут же, не смотря на слёзы и мольбы мамы, забрал меня с собой на войну, которою вёл в соседних землях с непокорными великанами.       Там я впервые увидел и понял, что такое война. Смерть, грязь, кровь, пот-всё смешалось в многочисленных битвах. Я мгновенно забыл девушку на гобелене. Я пьянел от звуков боевого рога, от ударов мечей друг об друга. От шума битв.       Тогда мы победили. С этой новостью грязный, в помятых доспехах я ворвался в комнату матери. Она встала, пяльцы и нитки выпали из её рук, и она произнесла, как ранее отец: - Мальчик вырос. ***       Мне восемнадцать. Я знаю историю моей семьи, мы – Хранители Тора. Я умер и воскрес.       Я стою у подножия трона Одина и говорю, глядя в мудрые, всё знающие и понимающие, глаза: - Здравствуй, Отец всех богов. Я вернулся. ____ *Отрывки из моей песни