Маркиз и Жюстин

В день похорон Драко Гарри заснул только под утро. Все думал о том, как сохранить самообладание в присутствии Люциуса и не поникнуть главою под его ненавидящим взглядом. Гарри был рад, что тот даже и не догадывается кто перед ним. Если бы Люциус Малфой знал, что перед ним не маггл, муж его сына, а мальчик-который-выжил-и-убил-Волан де Морта, то он бы заавадил его на месте. Хорошо, что в жизни Гарри имелся отличный зельевар, который смог изготовить зелье меняющее облик не на час, как раньше, а на довольно долгий срок, пока не выпьешь другое зелье, отменяющее первое. Похороны прошли как во сне, Гарри не понимал, как жить дальше, но на самом деле он знал, что не проживет без любимого Жюстина. На следующий день Гарри разбудил звонок в дверь. На часах без пятнадцати восемь. Звонят настойчиво. — Кто там? — Аврорат. — Минуту. Минута растянулась на пятнадцать. «Самурай каждое утро обязан принимать ванну и надевать чистую одежду — и все лишь для того, чтобы достойно встретить смерть. Подождут! Надеюсь, что дверь ломать не станут» — подумал Гарри и отправил в душ. Не стали. — Удостоверение покажите! — сказал Гарри, так и не смотря в глазок, он знал, кто за дверью. К глазку поднесли какую-то бумажку. Будто он способен был отличить настоящее удостоверение от поддельного! Впрочем, кроме аврората, это могли быть только люди лорда Малфоя, пришедшие по его душу, что было почти, то же самое. — Открывайте! Иначе мы применим заклинание, — сказал женский голос и Гарри вздрогнул, узнав в нем Гермиону. После их последней встречи прошло столько лет, что казалось их дружба, их встречи, походы в Хогсмид и борьба со злом остались в прошлом, но нет, прошло совсем немного, но боль от потери все еще жила в сердце сенсея, сбежавшего от магов, в мир магглов. И только Гермиона пыталась найти его. «Зачем ей это?», — думал Гарри и не шел на контакт, он раз и навсегда расстался с магами и не собирается раскрывать кто он. Гарри знал, что его Драко несколько раз встречался с ней, но никогда не спрашивал о чем они говорили. Представив картину, как группа авроров взрывает дверь «Бомбардой» на глазах магглов и ему стало смешно. Но злить их не стоит. Лучше поговорить. — Заходите! Чем обязан? — Вы поедете с нами. Гарри кивнул. Перед ним действительно стояли бывшие товарищи. Те самые, с которыми он стоял плечом к плечу на поле боя, стараясь защитить. Именно те самые друзья, которые боялись его силы и, в конце концов, предали. Гарри встретился взглядом с Гермионой и увидел, как она вздрогнула. Да, Гарри знал, что его взгляд мог как пленять так и пугать. И сейчас Гермиона стояла и смотрела на него широко раскрытыми глазами. Он знал, что даже она не может видеть его за этой личиной. Значит, он произвел должное впечатление. Переведя взгляд на Рона, Гарри впервые увидел друга после расставания и не мог поверить, что перед ним его друг — весельчак Рон. Это был взрослый подтянутый мужчина с угрюмым выражением лица, казалось что он не улыбался уже десяток лет. «Что же с тобой случилось, дружище?» — подумал Гарри. — Что я могу взять с собой? — Ничего, кроме документов и палочки. Вечером вернетесь. — С чего вы взяли, что я маг? — А разве нет? Я думаю, раз вы были мужем Драко, то должны были хотя бы видеть ее проявление. Значит, про мир магии вы знаете, но внутреннее чутье подсказывает мне, что вы маг. — Вы правы, это так. Но вы должны были так же знать, что на Драко было наложено заклятие, не позволяющее ему пользоваться той самой магией. — Но я никогда не поверю, что Малфой не смог не обойти этот запрет. — Но это так. Он смог, и я тоже решил разделить с ним все прелести маггловской жизни. Вам так и не удалось сломить его. Он всецело остался магом у магглов, не используя ни капли магии. — Это как? — заинтересованно спросила Гермиона. — Вы не поймете этого пока не попробуете. — Не попробую чего? Но Гарри промолчал и улыбнулся. — Я готов, можем идти. Рон ухватил Гарри за рукав и аппарировал их к входу в министерство. С недавних пор на само министерство были наложены антиаппарационные чары, и войти в него можно было, как раньше смыв себя в туалете маггловского кафе. Пока ждали Гермиону, Рон не удержался от вопроса. — А что это ваш муж перед вами на коленях стоял? Гарри приподнял брови. — На коленях? — Соседи видели. — Что только не увидят! — Он пожал плечами, понимая, что никаким вечером он сегодня домой не вернется. Подошла Гермиона и они попали в министерство. Гарри вспомнил, когда был здесь в последний раз. Как раз в тот день, когда пытался оправдать Люциуса Малфоя и его семью. Конечно то, что Нарцисса помогла ему одержать победу над Волан де Мортом сыграло немаловажную роль, да и не хотел он, чтобы эти люди попали в Азкабан. Гарри помнил рассказы крестного, о том, что делает это место с людьми. Даже не смотря на всю ненависть к Драко, он понимал, что это просто детская вражда, которая не может решать судьбы людей. Тем более после того, как Гарри стал переписываться в интернете с незнакомцем, он перестал смотреть на мир как на черно — белое полотно, он стал видеть и другие цвета. Именно поэтому, он осознал, что в этой войне ни у кого не было шанса остаться в стороне и переждать. Он понимал, и он видел состояние Люциуса, который не меньше самого Гарри хотел избавиться от Темного лорда и обрести мир и покой. Он видел это в каждом жесте, в каждом взгляде. И он помог им стать одним целым, одной семьей. Правда, именно на Драко за попытку убийства Дамблдора было наложено ограничение в магии, только ограничение. Именно, сам Драко выбрал свой путь и отказался от нее совсем, уйдя в мир магглов. Рон провел Гарри в свой кабинет. Дешевая мебель и большое количество бумаг. Гарри не понимал, почему Рон не транфигурирует себе хотя бы удобный стул. — Садитесь! Он протянул Гарри сигарету. — Спасибо, не курю. — И правильно, — сказал он и закурил, выпустив струю дыма Гарри в лицо. — Имя! Фамилия! — Генри Эванис — Как умер Драко Малфой? — Ему стало плохо с сердцем. Я вызвал «Скорую». Но они опоздали. Ехали два часа! — Кто еще был с вами? — С чего вы взяли, что со мной кто-то был? — Авроры, прибывшие сразу на место, слышали хлопок аппарации и проследили след. — Мой друг, врач. Он приехал раньше «Скорой», но позже, чем было надо. — Имя? Фамилия? Гарри назвал. — Себастиан Пейнс. — У вашего мужа следы насилия по всему телу. Как вы можете это объяснить? — Какие «следы насилия»? — Пять лет жили вместе и не знаете какие? — «Следы насилия»? Не знаю. — Угу! Ну, например, клеймо на ягодице. Гарри нагнулся и завернул брюки. Рон с некоторым удивлением посмотрел на него. Гарри повернул к нему ногу. — Такое? — Д-да… — Это Body Art. Сейчас модно. Клеймо вместо татуировки. В салонах делают. — И в каком салоне вам это сделали? — Не помню. — Это не разговор. — Ну что поделаешь! Не помню. Ищите! — Поищем, — задумчиво проговорил Рон. Гермиона все это время, молча, наблюдала за парнем.– А следы ожогов и уколов? А шрамы от порезов и проколов кожи? Их тоже в салонах делают? — Я не буду отвечать на этот вопрос. Это не моя тайна. — Детский лепет! — Почему? Что странного, что я не хочу рассказывать о том, что не хотел бы оглашать Жюст… Драко. — Как вы его назвали? — Жюстин. — Почему? — Это ник. Мы по Интернету познакомились. — Вы его пытали? — Что за ерунду вы говорите? — На его теле следы пыток! — Вы в этом уверены? Он не ответил. Протянул мне бумагу с напечатанным текстом. — Подпишите. Вот здесь. С моих слов записано верно, и мною прочитано. Гарри внимательно прочитал. Ну, в общем, да. Подписал. — Вы задержаны по подозрению в убийстве Драко Малфоя. Гарри открыл рот от удивления. — Убийстве? — Убийстве. Смерть наступила в результате систематических пыток и издевательств. Признаете себя виновным? — Вы что, смеетесь? Рон пожал плечами. — Тогда пишите здесь: «Виновным себя не признаю». Затем встал с места, чуть не зевнул, чуть не потянулся. — Нам, знаете ли, все равно, кого сажать. Гарри заперли в похожий на предбанник каменный мешок, размером с маггловкий туалет, с зарешеченным окном, и узенькой лавочкой, вделанной в дальнюю стену. Зачем-то продержали около получаса. Выпустили. Посадили на стул возле столика с лампой. Неопрятный старик (почему-то в белом халате) отобрал и описал вещи (в том числе часы и обручальное кольцо). Потом приказал раздеться. — Наклонитесь! Раздвиньте ягодицы! «Это на предмет, ни спрятал ли чего в заднем проходе. Вот и первые уроки рабства», — подумал Гарри. — Встать! Вперед! Старческая рука залезла в волосы. — Да нет! — услышал Гарри голос за спиной. — Этот из интеллигентных. Вшей нет. Повели в душ. Температура воды градусов шестьдесят. Напор, как из брандспойта для разгона демонстраций. Не струи, а сверла. Гарри оглядел общую обстановку: после утренней ванны, до прихода авроров, здесь можно только испачкаться. Полотенца не дали. Вероятно, имелось в виду, что нужно высохнуть самому. Одежду вернули и повели в камеру. Едва приоткрыв ярко-оранжевую дверь с глазком и окошком для подачи еды, втолкнули внутрь. — Добрый день! — вежливо сказал Гарри. В небольшой комнате с тремя кроватями и окошком, зарешеченным так плотно, что за ним ничего невозможно рассмотреть, сидят двое. Один — щуплый невысокий человек лет тридцати. Хитрые глаза и нос с горбинкой. Он мило улыбнулся: — Добро пожаловать! Второй — странный мужчина с длинными всколоченными волосами. Промолчал. — Да он немой! — Махнул рукою горбоносый молодой человек. — По-моему, вообще не догоняет, за что его сюда определили. — А вас за что? Если, конечно, вопрос не слишком нескромен, — спросил Гарри. — Да нет. Мошенничество в особо крупных размерах. Чем-то не угодил аврорату. Том. — Он протянул Гарри руку. — Очень приятно. Генри. Убийство, совершенное с особой жестокостью. Его рука напряглась, а улыбка стала несколько вымученной. Он отпустил мою руку нарочито медленно, боясь оскорбить опасного соседа. С той же напряженной улыбкой сел на кровать и отодвинулся куда-то в угол. — Не беспокойтесь, — сказал Гарри. — Я не виновен. — Так ведь я тоже невиновен, — обрадовался сосед. Меня подставили. Тюремная еда — это отдельная песня, уместная разве что на похоронах. Гарри долго искал рыбу в поданной через окошко и пахнущей этой самой рыбой неприятного вида пюре. Нашел рыбий скелет. Они что, мясо предварительно счищают? В вареве его тоже не обнаружилось. — Как рыбная ловля? — поинтересовался Том. Гарри поморщился. — Хуже, чем на Тауэрском мосту. Кроме «супа», выдали буханку хлеба, отвратительного, но единственно съедобного из тюремного рациона. — Где они берут такой хлеб? — вздохнул я. — А-а! — усмехнулся Том. — История следующая. Его из пыли выпекают, которая в пекарнях остается. На специальном заводе по специальной технологии. — Так это же невыгодно! Гарри улыбнулся. Сосед начинал ему нравиться. Через пару часов меня вывели на «прогулку». Одного. В каменный мешок примерно три на четыре метра. Над стенами, где-то в полуметре, нависает железная крыша, так что видна только узкая полоска голубого неба да втекает в эту дыру свежий морозный воздух. Там, наверху, на стене, прохаживается охранник. И тогда Гарри начал читать стихи: Пять коней подарил мне мой друг Люцифер, И одно золотое с рубином кольцо, Чтобы мог я спускаться в глубины пещер И увидеть небес молодое лицо… Что? Зачем? Что он хотел доказать? Им? Себе? Только то, что он человек, а не животное, запертое в клетке, не машина, способная работать при условии удовлетворения ее минимальных потребностей. Когда Гарри читал Маркиза де Сада, ему, в общем, нравились его подходы. Есть только наслаждение. Стремитесь к нему, достигайте его всеми возможными способами, даже если они кажутся кому-то грубыми и шокирующими. Изысканность, бывает, выглядит грубой. Наслаждайтесь! И что вам до других? Философия крайнего эгоизма и аморализма. Местами кажется, что у него списал Ницше, местами, что большевики. Человек — машина! И нет ни бога, ни черта. Теперь же Гарри хочется кричать, что человек — не машина! …Блистательна, полувоздушна, Смычку волшебному послушна, Толпою нимф окружена, стоит Истомина… — А что это он читает? — спросил один охранник другого. Тот пожал плечами. Они не узнали! Они не поняли! Гарри усмехнулся. Он думал, что бы сказали эти охранники, если бы поняли, кто перед ними и что он хочет сказать. Не успел дочитать, как повели обратно. Но Гарри читал стихи и на следующий день, и через день, и позже. Гумилев, Пушкин, Йейтс. Маркиз — не животное в клетке! Маркиз — не машина! Гарри повезло. Его пока не били. Но зачем пытки? Зачем еще и бить? Здесь все пытка: от раскаленного душа до рыбного скелета на обед, и от прогулки под крышей в каменном мешке до жестких кроватей с матрацем в полсантиметра, словно привезенных сюда специальным рейсом из музея при Петропавловской крепости. Они играли в пытки. Они это всерьез. Можно свитчинуть, переквалифицироваться в нижнего и ловить себе кайф. Гарри подумывал об этом. Кроме шуток! Такой подход помог бы все это вынести. Но для Гарри он предполагает сознание вины. Мазохистское наслаждение крепко связано с понятием о справедливости наказания. А потому он опасен. Если Гарри внушит себе, что виновен, и поверит в это, они тоже это поймут. Авроры не слепые. Даже не глупые. Можно попробовать переключаться перед каждым допросом. Почти шизофрения, раздвоенное сознание. Трудно, но возможно.