Город огней

Гер просыпается утром оттого, что солнечные лучи нежно щекочут его прикрытые сном веки. Солнце падает золотыми лентами на пол сквозь плохо прикрытые тяжелыми шторами огромные окна белокаменного особняка графа фон Кролока. Они с Альфредом приехали из города вчера, ещё днём. Бабушка качала головой, охала и говорила о том, как же они похудели. Говорила она это регулярно, потому что Герберт и Альфред очень часто бывали у отца. Сам же граф был совсем на взводе, не мог найти себе места, а вот Сара, напротив, была холодна и спокойна. Встревожилась только под вечер, когда Магда ответила ей только после пятого телефонного звонка. За окном — бушевала весна, шумели во дворе рабочие, бабушка гоняла кухарку с ещё многими помощницами по кухне, граф проверял всё ли в порядке с приготовлениями, а Сара собиралась примерить белое платье, всё ожидая приезда Магды, которая наверняка кутила всю эту ночь. И всё дышало будущим праздником, день которого — сегодня. Герберт повернулся на бок в тёплой постели, вглядываясь в лицо тихо посапывающего, свернувшегося в мягкий комочек Альфреда. Бедных нас раскинет по дорогам, соберёт вновь, перемешает и опять разбросает. Время, как холодная озёрная вода, зализывает раны. Вдруг ресницы Альфреда, пушистые и белёсые у корней, вздрагивают, веки поднимаются, и хрустально-синие глаза, слегка мутные ото сна, смотрят прямо на Герберта. Гер даже дыхание его чувствует. Альфред смотрит-смотрит, а потом вновь прикрывает глаза и, безмолвно прижавшись в Геру, снова погружается в утренний сон. Гер глядит на напольные часы в углу комнаты и, пройдя взглядом по их тёмному корпусу и позолоченному маятнику до большого циферблата, отмечает, что у них всего час до подъёма и вот тогда-то и начнётся настоящая суета. Сегодня утром тут будет много людей. Как хороша уже оперившаяся, готовая взлететь под самый лазурный небесный купол весна. Ветер шумит, коробит зелёное море древесной листвы, ещё совсем молодой и яркой. Жизнь приобретает цвет и краски. Зацветают тюльпаны кровавым огнём на ухоженных клумбах. Их костры вспыхивают тут и там, пленительно свежие, сочные и росистые после туманной ночи. Отцветает черёмуха, роняет призрачные белые лепестки в садовые фонтаны, ветер дует, поднимает белый душистый вихрь над поверхностью тёмной воды прудика в самой глубине сада. Через прудик перекинут мосток из камня и красного дерева. За прудом легко колышутся ветром густые заросли сирени, в нежных точечках цвета черничного сока, разбавленного молоком. Сирень только-только начала зацветать. Утро у порога дороги стоит. Граф нанял столько работников, сколько ещё никогда не работало на территории волшебного белокаменного особняка. Уже расставляются в преддверии гостей столы, стелятся скатерти, срезаются с клумб в глубине сада цветы, расставляются розовые букеты, до блеска начищено оконное стекло, выметена каменная дорожка к главному входу особняка. Где-то в глубине внутреннего двора этого особняка заново побеленная и чистенькая стоит времянка старушки графини, уже облюбованная своей хозяйкой. Праздник коснулся даже этого маленького домика, в окошке которого, не прикрытого ставнями, стоял пышный букет слегка облетевшей черёмухи, немного усталой, но по-прежнему прекрасной. Старушка, которой было предложено выстроить чуть ли не настоящий кирпичный дом вместо прежней мазанки, решительно отказалась. Что же. Сколько приглашений отправлено! И не счесть. Но не нам судить. Так нужно. Этой ночью призраки старой графской усадьбы паковали чемоданы. Им пора было отправляться туда, где им самое место. Не было ангельского хора и сонма святых, ни райских ворот, ни чудесного света. Взошло солнце, и их не стало. Будто облако пыли смахнули со старинной полки. Эти призраки, как потерянные воспоминания, всё ждали тех, кто их утерял. Муж жену, мать сына, бабка внучку. И теперь они все разошлись, спокойные и уверенные в лучшем будущем. Увы и ах, но всё память наша удержать не способна. Простите. Однако судьба сама распорядиться в праве, как будет не лучше и не хуже, а просто правильно. И тогда тишину предрассветного часа нарушил лишь крик ночной птицы. А когда вставало солнце, то кровавые лучи его скользнули по темным стеклам зашторенных окон огромного белого дома. По фамильному кладбищу прошёлся прохладный ветерок, задевая листву и юные травы. И совсем ещё не по сезону медленно и как-то сонно раскрылся единственный из всех бутон красной розы, прохладный, росистый и нежный. Ночь кончилась. Когда пробили старинные напольные часы, возвещая о наступлении нового часа, Герберт тихо тронул Альфреда за плечо, собираясь разбудить. Но парень уже сам открывал глаза, зевнул, прикрыв рот рукой, и повернулся на другой бок, спиной к Геру, намереваясь снова уснуть. Гер обнял его сзади, вдыхая запах волос. Война с тобой забрала самых лучших, сердце из переплавленных пушек. Отражение. Я не поэт. И тут не про горящие мосты. Люди боятся правды и не ценят свободу. И если жить, то отражением в твоих глазах. Какая прекрасная музыка звучит в счастливых душах. Герберт прижимается своей щекой к щеке Альфреда, и парень сонно кладёт свою руку Геру на лицо, не открывая глаза, дотрагивается до щеки, касается губ. — Ты колючий, — хриплым ото сна голосом сообщает парень. Младший фон Кролок щекотно фыркает ему в ухо и смеётся. — Я побреюсь, — обещает он. — Да-да, — уже вяло бормочет Альфред, — иди… И тут-то Гер и набрасывается на свою теплую, сонную и такую беззащитную добычу. Целует каждый участок лица, проходится пальцами по самым чувствительным местам на теле Альфреда, сам щекочет и сам смеётся, сжимает в крепких объятиях. — Сдаюсь, сдаюсь, — просит пощады студент и тут же снова зевает, потягиваясь. Смех Герберта раздаётся где-то в участке его шеи. — Иди брейся, щетинистый монстр, — уже явно по-хозяйски заявляет Альфред. Гер хмыкает и легко начинает подниматься. — Эй, — недовольно восклицает студент, — а поцеловать? И Герберт тут же исполняет просьбу. Целует сладко и тягуче, согревая губами губы, ласково прикусывая проворный язык расшалившегося мальчишки, и вдруг понимает, что совсем не может оторваться. Таинственно прячет лицо Альфреда в своих волосах, обнимает за тонкую талию приятно тёплыми руками, чувствует под пальцами нежность ещё бледной после недавней зимы кожи. — А давай… — начинает Гер. — Ты хочешь опоздать на свадьбу собственного отца? — вдруг спрашивает Альфред. — Ну это же не моя свадьба, — находит оправдание парень. — О-о да, это, конечно, аргумент! — Так как?.. — интимным шепотом вновь спрашивает Гер. — А, — Альфред махнул рукой, — твоя правда, подождут. Герберт начинает подниматься с постели за смазкой, но рука Альфреда хватает его за запястье. — Нормально, — морщится парень, — я после вчерашнего ещё не… — Точно? — не даёт ему закончить Гер. Студент кивает. — Ну, смотри, — предупреждает его тогда младший фон Кролок, снимая футболку, в которой спал. — Смотрю, — говорит Альфред, действительно рассматривая обнажённого Гера, — и открывающийся живописный вид мне очень нравится. Гер только смеётся на очередную шуточку. Альфред откидывается на подушки, предоставляя дальнейшие действия Геру, но он, Гер, хорошо знает, что потом его студент вряд ли сможет оставаться таким отстранённым. Полоса солнечного света ложится на плоский молочно-белый живот Альфреда. Отблеск света золотит растрёпанные волосы на голове и ресницы. Гер спускается вниз живота поцелуями по тонкой дорожке почти бесцветных волос. Альфред млеет в тепле и нежности, правит руками Гера, коснувшимися его уже вставшего члена, старается не воспроизводить излишне громких звуков. Заметив это, Гер поднимает на него взгляд потемневших глаз-омутов и слегка насмешливо произносит: — Ты должен был уже понять, что стены тут толстые. И произнеся эти слова, опускает губы с поцелуем на влажную и покрасневшую головку члена парня. Альфред сладко и болезненно выстанывает имя Герберта, который во избежание последствий всё же легко растягивает парня. Милая служаночка в белом нарядном переднике по случаю праздника как ошпаренная отскакивает от двери в комнату младшего фон Кролока и, оставив тележку с едой у этой же двери, удаляется, косясь в суеверном ужасе и так и не решившись постучать. Альфред подаётся вперёд, к уже вошедшему в него Герберту, сильно выгибается, приподнявшись на локтях, откидывает от удовольствия голову с прикрытыми глазами. Гер делает плавный и сильный толчок, с каждым разом входя глубже. Естественная смазка делает вход легче. Всё-таки совсем на сухую тоже как-то не по-человечески. И Герберт старается нежно, ласково и осторожно, чтобы не сделать плохо своему цветочку. Цветочка в детстве била шпана, таскал за волосы отчим и ненавидели все гопы на районе, каждый вечер ожидая его возвращения из библиотеки с новой стопкой книг, чтобы напасть на неосмотрительного и разомлевшего от счастья ребёнка, позабывшего опасности. И худой нескладный подросток не знал, куда от них деться, не умел прятаться и молился, чтоб от него отстали. Часы проводил в слезах отчаянья, воскрешая себя сказками, многотомными собраниями библиотечных книг, ведь чтобы покупать свои, у его семьи не было денег. Ребёнок плакал, пока не понял, что можно давать отпор, что он тоже может бить больно и кричать громко. И теперь этот цветочек любил пожестче, любил, чтоб внахлёст и не жалея, пройдя сквозь десятки кровавых уличных драк с розовыми от крови соплями, ломаными носами и тёмными маслянистыми пятнами на асфальте, которые остаются обычно после этих стычек. Терпел, когда больно и начинал получать удовольствие, когда ещё больнее. Но Герберт не мог больно, боялся, словно морем своей нежности извинялся за те нечеловеческие муки, которые причинил Альфреду уже, надеялся, что когда-нибудь воспоминания о них станут всего лишь призрачным сном. Так и будет. Альфред опускает одну свою руку на свой разгоряченный член, закрывает расслабленно глаза, пальцы другой руки прикусывает от удовольствия, чувствуя, как член Герберта касается его простаты. Внутрь будто радугу залили, в груди вибрирует низкий стон, в комнате очень жарко и пахнет сексом. Альфред уже совсем не контролирует себя, дышит быстро и отрывисто, вдруг ощущает, как одна рука Гера исчезает с его бедра, проходится нежно по его внутренней стороне. Герберт перемещает её на спину парню и придвигает его близко к себе. Они чувствуют дыхание друг друга и не удерживаются от поцелуя, который на секунду замедляет все процессы. Но вот уже толчки Гера становятся вновь быстрыми и глубокими, Альфред цепляется ногтями за его спину, и своим животом чувствует, как напрягаются мышцы на животе Гера. Вот особенно глубокий, пронизывающий толчок, особенно громкий шлепок кожи о кожу, особенно тонкий и измученный удовольствием стон, сердце Альфреда пропускает удар, и парень кончает себе на живот, обжигая каплями своей спермы и Герберта. И параллельно со своим оргазмом ощущает сладость и наполненность оргазмом Гера, который кончил в Альфреда. Они пытаются восстановить дыхание, опираясь друг на друга, бессильные, но довольные. Герберт ненавязчиво перебирает волосы Альфреда, Альфред, уже сонный, усталый синеглазый принц, чувствует приятное опустошение. Ещё спустя какое-то оба, пришедши в себя, предпринимают решение отправиться в душ. Конечно же, вдвоём. И когда Альфреду в глаза попадает шампунь, то Гер ласково промывает их, целует сквозь воду даже тогда, когда это ненужно, но студент всем доволен. Вода смывает пот и следы утренних сумасшествий, приводит тело в порядок и покой. Уже смыв с себя мыло, они запоздало вспоминают, что полотенце было забыто ими в комнате и, мокрые, наперегонки добираются до него. Завернувшись в одно на двоих огромное пушистое полотенце розового цвета, они минут пять просто сидят на кровати, привыкая к температуре в комнате. Альфред кладёт голову Геру на плечо, Гер обнимает его. Сидят тихо, наслаждаясь тишиной на двоих. Взгляд Герберта путешествует по комнате и наталкивается на циферблат часов. — Не хочу тебя разочаровывать, — шепчет он, — но нам пора собираться. Альфред вздыхает. И резко перетягивает полотенце на себя. Далее следует эпичная драка под аккомпанемент возмущённых воплей и хохота. Эх, пойдите, откройте шкаф — там лежит целая стопка таких полотенец. Но с горем пополам они одеваются, решаются выбраться в кухню, но, увидев целый поднос еды на тележке у двери, резко передумывают и остаются в комнате. Тем временем граф фон Кролок мечется из угла в угол, орёт на всех, кого видит, в общем, нервничает, как самая настоящая невеста, жених которой сейчас занят примеркой платья. Избавившись от вышеупомянутого платья, Сара спускается вниз, мчится на кухню, но на пол пути впечатывается в ошарашенного графа. Оба смущённые и — о, Бог мой, помогите, мне тяжело дышать! — покрасневшие останавливаются друг перед другом. — Скоро собираться, — немного стеснённым тоном напоминает граф Саре. Девушка кивает и не может перестать улыбаться. Кто же знал, что спустя почти полгода все насмешки и нелепые шутки Магды в одночасье превратятся в быль. Граф делает шаг по направлению к Саре, осторожно, с какой-то боязнью прикасается к её хрупкому плечу, и девушка поднимает на него взгляд. Ещё шаг, они уже ощущают дыхание друг друга, граф проводит нежно по щеке девушки, оглаживает скулу, Сара прикрывает один глаз, щекочет его пальцы своими пушистыми ресницами. Ещё полшага и их губы соприкасаются. И вот тут-то из-за угла выруливает мамаша фон Кролок в белой косынке, перепачканном фартуке со следами муки и подносом уже готовых черничных пирогов. — Что такое?! — железным голосом восклицает старуха. Граф и Сара отскакивают друг от друга на безопасное расстояние. И от старушки, кстати говоря, тоже. — Что это вы тут развели?! — если бы не поднос, старушка уперла бы руки в боки. — Мама, у нас сегодня свадьба, — как-то осторожно замечает граф. — Но не прямо сейчас! — отрезает она. — Вот мы с твоим отцом до свадьбы ни-ни! — Да и мы ни-ни, — подтверждает граф. — Вижу, — категорично хмыкает старуха. — Пойдём, Сарочка, поможешь мне. Девушка кивает и уносится за старушкой, напоследок бросив графу многообещающий взгляд. Старший фон Кролок остаётся один, счастливый и глупо улыбающийся, но, заметив это, сразу поправляет себя, хмурится и серьёзнеет. По всему дому шум, кутерьма, украшают холл и главный зал для вечернего празднества, убирают двор и просторное белокаменное крыльцо особняка, нагромождают еду на уже застеленные белой скатертью столы у главного фонтана, поставленные крупной буквой «П». Через час начинают съезжаться гости, им уже предлагают нанятые официанты и прислуга напитки и лёгкие закуски. Совсем чуть-чуть, и должны будут появиться виновники торжества. Гости собираются в беседках и за столами во дворе, особенно близкие и приближённые попадают в холл особняка. Вот секретарь графа, загорелая после отдыха, с легкомысленно распущенными белокурыми кудрями, которые вдруг начали виться, в лёгком платье из розовой органзы, флиртует с одним из приглашённых на праздник инвесторов компании фон Кролока, остальные же готовятся сегодня на халяву напиться. Охают родственники Сары, переглядываются и уважительно качают головой. Дородная Ребекка Шагал плачет, громко высмаркиваясь в кружевной платочек, и рассказывает совершенно ошарашенной Елене, которой только вчера позвонил Гер, что её девочка стала совсем взрослой. Шагал же отец провожает заинтересованным взглядом подмигнувшую ему Магду в нежно-сиреневом узком платье подружки невесты с искусно сшитым бутоном розы на груди. Девушка спешит к Элизабет, которая была тут тоже в качестве подруги невесты, уверенная, что та без её помощи тут заблудится. Но в Элизабет вдруг просыпается внутренняя императрица, и девушка совершенно не теряется, хоть и не хочет отходить от Тода, облачившегося в восхитительный костюм-тройку. Саре никак не терпется увидеть друзей, но она прилежно готовит свой внешний облик, выслушивая советы старой графини. Тут были инвесторы, старые друзья, сослуживцы и родственники со стороны графа, и примерно тот же набор, но без инвесторов, со стороны Сары. И ещё много-много личностей, пригласить которых заставила не личная привязанность, а их уважаемость и публичность. Но сегодня на них уж точно никто не посмотрит. В холле появился сначала Альфред, с пушистыми причесанными волосами, в идеально подогнанном по размеру костюме с бабочкой и сиреневой розочкой в петлице, как у Магды и Элизабет. За ним появился поистине блистающий Гер, с розой, бабочкой и гордой осанкой. Волосы он убрал назад, но одну прядку спустил так, что она красивой волной лежала на правой стороне лба, слегка касаясь тёмной брови. Елена, завидев в этой кутерьме Гера, бросилась к нему, он же, увидев женщину, так обрадовался, что глазам сначала не поверил. Но вот они сошлись и с искренним счастьем обнялись. — Ого, — уважительно выдохнула Елена, — а я-то думаю, откуда у тебя столько денег на материальную помощь старой больной женщине! — Это отец, — небрежно махнул рукой парень, — ты как сама? — О, как я! Прекрасно, — воскликнула она, — ты, я погляжу, тоже. Парень кивнул и кое-что вспомнил. — Альфред, это Елена, она — мой ангел-хранитель, — представил Гер, — Елена, это Альфред — он просто мой ангел. Елена рассмеялась, а Альфред смутился. Но тут, как ураган, налетела пёстрая толпа «собаловцев» Гера и Сары, и тогда, после массовых объятий, пришлось знакомить Елену и со всеми ими. Вокруг тоже кто-то обнимался, говорил, пожимал друг другу руки, но тут появился жених при полном параде и раздались шумные аплодисменты на весь холл. Граф поклонился галантно, ни капельки не смутившись, и сказал, что с минуты на минуту явится невеста. Такая прекрасная, что вся её родня прикусит языки. Граф стал у лестницы в ожидании Сары, принимая радостные поздравления, и Альфред мимоходом услышал, как сзади кто-то из милых еврейских родных Сары спросил: — А это кто? — Фима, вы да шо, совсем кукареку? — проскрипел в ответ чей-то голос. — Жених, конечно! Гер усмехнулся. Вот ни дай Бог, если все эти любезные люди заявятся к ним в гости, скажем, на Рождество. Но вот шум вновь резко прервался, где-то в отдалении на улице очень кстати заиграл репетирующий оркестр, и на лестнице появилась нимфа в белом. Её белоснежное платье было из какой-то удивительно лёгкой полупрозрачной ткани, упиралось подолом в пол, расклешенное книзу, со слегка завышенной талией, отмеченной тонкой красной лентой. Аккуратный вырез платья и выглядывающие из-под подола лакированные туфельки — всё это преображало Сару, делая её сказочной принцессой. Её волосы были собраны в высокую прическу, выглядевшую лёгкой и естественной. Украшали её шпильки-звёздочки, блестящие каким-то потусторонним голубоватым светом, будто это были настоящие звёзды, снятые с небосвода. Вот уж поистине Звёздное Дитя, прекрасная влюблённая Штернкинд. И вдруг в просторное помещение через большое распахнутое окно, отодвигая шторы и людей, влетел ветер, колыхнул прозрачную шелковую фату, поднял ласковым шелестом снежный подол, коснулся тонких запястий в белых перчаточках, разнёс аромат алых тюльпанов и белых роз в букете невесты по всему помещению. И уж тогда, после этой недолго лирической паузы, люди захлопали восторженно руками, восхищённо что-то восклицая. Сара медленно и величественно спустилась по лестнице, приняла поданную графом руку. Люди расступились, пропуская их на улицу, они вышли на белокаменную лестницу, такие прекрасные и счастливые, что мне хочется плакать. Столы уже были убраны, расстелена ковровая дорожка, всюду были цветы и шампанское, и празднество грозило быть грандиозным. Люди из тех, что ещё не успели занять свои места, спешно торопились найти их. И вот, когда все расселись, в торжественной тишине, жених и невеста прошествовали к цветочной арке на белом помосте с порожками, застеленными ковровой дорожкой. Там их уже ждал благообразный старик в рясе. Он что-то говорил, но не громко, поэтому слышали его не все. Но все из присутствующих расслышали, как жених и невеста поочерёдно произнесли заветное «Да». И тогда пропел быстро и звонко оркестр, начиная вальс, тогда кто-то заплакал, по-моему, мать невесты, и одновременно кто-то рассмеялся. Был танец невесты (теперь уже жены) с её отцом. Ну и, конечно, с мужем. Как думаете, кому достался букет невесты? Магде. Никакой интриги тут. Старуха фон Кролок сидела в главной части стола, умилённо качала головой и говорила о том, какая богатая свадьба вышла. Пару раз она строго смотрела на сына и один раз сказала: — Хоть эту не угробь. Граф поёжился. И мысленно попросил у Барды прощения. Он знал, что она была великодушна.

***

Под вечер, когда все подарки были подарены, а молодожёны поздравлены, сами новоявленный муж с женой начали немного уставать. Строго говоря, мужем и женой они стали ещё с утра, спасибо доблестным работникам ЗАГСа, но очень уж хотелось волшебства и сказки. Оркестр шпарил, как заведённый, отрабатывая немалые деньги, которые были уже заплачены. Начались танцы. Гости пьянели и забывали, на каком они празднестве, собственно. Старушка графиня удалилась отдыхать, заявив, что вино ударило в голову. Угу, конечно-конечно, это всё только вино. Магда активно перестреливалась глазами с отцом Сары, пока, слава Богу, даже не догадываясь о его отцовстве. Елена, собиравшаяся было пораньше откланяться, вдруг поближе познакомилась с ребятами из вновь открывшегося для посетителей «Бала вампиров» и поняла, что трезвой отсюда она не уйдёт. Альфред тянул Гера за рукав в сторону сада, говоря, что очень уж тут шумно. И вдруг Гер предложил ему сбежать. Альфред рассмеялся и, конечно же, согласился. Но, заметив скучающие лица молодожёнов, понял, что бросать их тут было совсем невежливо. Слегка пьяненькая Магда, вся взъерошенная и с загадочным румянцем на щеках, возвращалась из уборной. И что-то заставляло говорить об использовании уборной совсем не по назначению. Магда сначала не совсем поняла, что ей предлагают эти молодые люди, а потом, взвесив все «за» и «против», поняла, что друзья ей как-то важнее пусть и чудесно обаятельного, но совершенно незнакомого ей мужчины. И уже через пятнадцать минут дорогой чёрный Ягуар, начищенный до блеска, незаметно покидал территорию графского особняка. Правил им, конечно, жених, точнее уже муж, а рядом сидела невеста, точнее уже жена, вся в белом, но уже без букета. Магда ютилась на заднем сидении между Гером и Альфредом. Сара подняла немного юбку, стащила с себя туфли, с неприязнью глянула на высокие каблуки и отодвинула их подальше. — Поехали к Гелле, — вздохнула девушка, — устроим праздник только для себя. Но машина уже сама мчалась в сторону города, в глубину его кварталов, туда, где среди торговых улочек прячется дом хитреца Лодура, готового принять под свой гостеприимный кров каждого усталого путника. — Ой, я с таким мужиком познакомилась, — воскликнула, довольно потирая ладоши, Магда. — Такая прелесть! — Твоя последняя любовь уже забыта? — поинтересовался Гер. — Он был козлом, — заметила девушка. — Как и предыдущий, — вставил Альфред. — И тот, что был до него, — добавила Сара. — Я всего лишь ищу своего счастья, — объяснила Магда и ехидно заметила, ни к кому точно не обращаясь: — Не всем же везёт встретить его ещё в начале своего пути. Очень метко, потому что одновременно на неё воззрели недовольно Сара, Гер и Альфред. Граф хмыкнул, оценив шутку. Его путь был долог, тернист, небогат на попутчиков и полон препятствий. Но, в конце концов, он цель свою настиг. И жена его была молода и прекрасна, а ещё умна, хозяйственна, заботлива, экономна и прочее, прочее, прочее. Уж поверьте, о её качествах он мог говорить часами, выискивая всё новые и новые подробности и детали её характера. — Надеюсь, ты хотя бы его имя спросила? — поинтересовалась Сара. — Нет, конечно! — взмахнула рукой Магда. — Мы были немного заняты. Гер насмешливо простонал. — Всё на те же грабли, Магда, всё на те же грабли, — заметил парень. — Это любовь, я вам точно говорю, — оправдалась девушка. — Угу, в прошлый раз тоже она была, — подала голос Сара. — Ну, мужиков много, а любовь действительно одна, — произнесла Сара. — Какие мудрые слова, — сказал Альфред. — Дай его описательный портрет, — заговорил граф, — вдруг ты какого-то моего инвестора отхватила. И Магда принялась разливаться соловьём, расписывая его внешность в самых мельчайших деталях. Вот она, наконец, замолчала. После небольшой паузы раздался смех Сары. — Нет, твоих инвесторов эта беда обошла стороной, — произнесла она, обращаясь к мужу, и тут же повернулась к Магде, говоря: — тебе повезло, что он хотя бы разведён. — А ты откуда знаешь? — нахмурилась Магда. — Всё это здорово смахивает на моего отца, — объяснила Сара. — Кошмар какой! — картинно ужаснулась девушка. — Разведённый, да ещё с ребёнком! — Который сегодня вышел замуж, — вставил граф. — Мой папуля страшный бабник, — снова повернувшись к Магде, объяснила Сара, — да ещё и собственник при этом. Парадокс. — А мне он показался милым, — легкомысленно пожала плечами Магда. — Даже номер мне свой дал. — Ничего себе! — воскликнула Сара. — Вот это уже серьёзно. — Убавь свой сарказм. — Да я тебе серьёзно, — подтвердила девушка. — Он пленён моею красотой, — заявила с уверенностью Магда. — А также ветром в голове, — вставил Герберт. — Зато всё от сердца и по любви, — оправдалась Магда. — У моего отца тоже, — кивнула Сара, — всё по любви. Только ею он и руководствуется, совершенно не используя при этом голову, — саркастически закончила она. Магда подумала, что в этот раз у неё действительно может что-то получится. Автомобиль, петлявший среди кварталов, отыскал, наконец, среди них кафе с горящей оранжевым вывеской. Машина притормозила у входа. Сара, босая и белоснежная, выплыла из машины, подхватив невесомые юбки. Когда все покинули салон Ягуара, щёлкнул замок, пискнула сигнализация, и новые гости ввалились в уютный зал «Лисы». Всё тут было в цветах, они были на барной стойке, на каждом столе, в волосах у хозяйки, выглядывали из кармашка на её рубашке и переднике. Вот, что значит весна в «Лисе». Море цветов, лёгкие тюлевые шторы на распахнутых окнах, уже начинали подавать мороженое и лимонад со льдом всех сортов. Гелла снова была в обществе что-то усердно писавшего скальда, широкоскулого норда со светлыми кудрями. Но, увидев гостей, она сразу поднялась на ноги. Догадавшись обо всём без слов, принялась поздравлять, целовать и обнимать. Она даже легко приобняла графа и не стала спрашивать, почему Сара босая. Усадила за лучший столик и сразу вручила меню, пообещав, что всё за счёт заведения по такому замечательному поводу. И пока она щебетала с гостями, скальд поставил точку в своём кропотливом труде, пролистал пухлую рукопись и захлопнул её, спрятал в рюкзак, торопливо допил остывший кофе и поднялся со своего места. Он направился к входу, лишь кивнув Гелле на прощание, а она кивнула ему. Пора в путь, в новое приключение, по изгибам мощённой жёлтым камнем дороги, залитой сочным оранжевым светом заходящего солнца. Гелла принесла своим гостям много закуски к совершенно невменяемому количеству алкоголя, которое они заказали. Решили, что по такому поводу можно. Пить, смеяться, провожать уходящее за пружинистый горизонт солнце. Теперь можно, когда злодеи найдены и наказаны. Когда несчастным дали счастья, а неверным — веры. Когда у всех всё действительно устроилось, ну или грозит устроиться, если вы, мои дорогие друзья, научились за это время правильно понимать намёки. Сара и граф переглянулись, пытаясь ответить на все вопросы рыжеволосой Геллы, которая позже будет восклицать, что «а я знала!». Но, увы, они не могли ответить ей внятно, как ни пытались. Да и не нужно было. Она сама уже всё прекрасно поняла. Нами правит высшая рука, стремящаяся всё узаконить и уравновесить. Альфред грелся одним только присутствием Герберта, Гер счастливо сжимал его ладошку в своей. Не нужно было громко кричать о словах любви на каждом шагу. Было достаточно пары ласковых взглядов. Магда смотрела в оконце, щебетала о чём-то приятном с Геллой, и надеялась, что минус на минус действительно даёт плюс. Невыспавшаяся госпожа Любовь варит крепкий кофе с пеной, решает уравнение с двумя неизвестными. Что ж, невозможное возможно. «Бал» остался без Сары, отдавшей всю себя балету и мужу. Она любила их почти одинаково, но мужа всё же больше. «Бал» остался без Герберта, который нашёл работу у отца. Он старался узнать все тонкости их прибыльной, но достаточно трудной профессии. «Бал» остался без них, но был вновь открыт, и Куколь снова менял вывесочки в стеклянном проёме двери с розовой на голубую. Гелла благодарила графа, что тот избавил её от Азазелло, но не стала спрашивать, что стало с ним дальше. Граф принял благодарность кивком. Вдруг его взгляд переместился за спину девушки. Из подсобки, аккуратно прикрыв за собой дверь, вышел светловолосый тонкопалый юноша с огромными глазами, заговорил о чём-то с барменом, тот легко над чем-то рассмеялся, и юноша немного смутился. Но надо сказать, что румянец его только красил. Сара проследила за взглядом графа (она ведь теперь тоже графиня), и вскоре все беззастенчиво рассматривали мальчишку в фартучке, который был ему несколько великоват. — А это кто? — заинтересовалась Магда. — Официанта наняла, — гордо призналась Гелла. — Милый ребёнок, — кивая, заметила Магда. — Рудольф, такой юный, а уже досталось от жизни, — покачала головой хозяйка «Лисы». — Но теперь-то ему точно уже ничего не угрожает, — произнёс Альфред. — Ведь нет в этом городе места более безопасного, чем «Лиса», — добавил Гер, они со студентом весело переглянулись. Скоро на город лягут сумерки, и он засветит свои электрические огни, опалит неоновым светом, ослепит вывесками. Нам будут светить огни, из которых состоит этот город. Драконы убиты, принцессы спасены. От сентября не осталось и горстки пепла, а миндаль стоял в цвету. Скальд ставит точку, и отправляется в новое приключение. Пока-пока.