***
Она рассказывала обо всем, что знала: из книг, из жизни, из маленького телевизора, стоявшего в углу и не вписавшегося в общий интерьер, из услышанного когда-то мельком и целенаправленно, из обрывков диалогов других людей, мимоходом заглядывавших сюда. Буквально, обо всем — и Дима уже в который день застывал у шторы, жадно запоминая каждое слово. Он знал, когда начнется монолог, отправленный в никуда, но перехваченный им невзначай, превращая все слова в те, что имеют смысл. Незнакомка то улыбалась, то грустила; смеялась, так заразительно или упиралась взглядом в пустоту, невольно заставляя пальцы вцепится в ткань шторы, только чтобы не сорваться, не подбежать. Она прервалась лишь один раз, Дима помнил очень явно, вглядывалась в зеркало долго-долго, в день когда он пришел во второй раз. Больше девушка никогда не замолкала. И была неизменна со своим фарфоровым бокалом, с плескавшимся внутри мягкого цвета напитком. Но даже постоянство имеет за собой вероятный минус распадаться. Особенно из-за поступков людей. По привычке, с улыбкой, Дима поднялся на третий этаж, отмечая по пути мельчайшие изменения: то кусок штукатурки оторвался и распластался на полу белесой кляксой, то стекла, всегда пропускавшие солнечный свет так, будто их кто-то специально чистил, стали мутноватыми, то очередная деревянная тумбочка, приткнутая в угол между стеллажами, развалилась буквально на глазах. Все это не могло не насторожить. Но самое жуткое ждало в комнате на последнем этаже. Малинов не слышал бодрого голоса, так привычно затмевавшего звуки дома. Из-под закрытой двери слышались только всхлипы. И металлический визг какой-то механики. Диму охватил страх. Впервые в этом поместье стало настолько жутко, что хотелось, не отворачивая головы, следя за темными шторами, бежать отсюда, а потом не оборачиваться и не вспоминать. Он не мог поступить так — девушка всегда начинала свои рассказы в это время и она наверняка была уже там. Возможно, Малинов и позволил страху охватить себя, однако оставить незнакомку в беде было выше его сил. Не долго думая, чтобы не начать сомневаться, Дима постучал в дверь, а потом и вовсе распахнул её полностью. Металлический отзвук стих, всхлипы продолжались из темного левого угла, к которому он медленно, без лишнего шума, подошел. Обхватив коленки ладонями и раскачиваясь то в левую сторону, то в правую, на полу сидела рассказчица, уткнувшись в серую тряпочку, которой когда-то являлось старинное платье. Наступила тишина. А потом Дима, опустившись рядом, осторожно спросил: — Что случилось? — Иди к черту. — девушка перестала раскачиваться, а её голос неестественно изменился. Она резко встала, стараясь не повернуться к посетителю лицом, прошла к столу и плеснула неизменный напиток в бокал. Выпив все залпом, она вытерла губы тыльной стороной ладони и только тогда резко развернулась к Диме. Её глаза пылали неподдельным удивлением. — Ты слышишь меня? — Каждый день. Малинов, конечно, сразу же осекся, но заметив яркий, наполненный жизнью, взгляд не мог уйти от ответа. — Раз так… Лиза Неред. — она подала ему руку. — Дима. Дима Малинов. — после секундного замешательства он пожал сухую, чуть теплую ладонь.***
Они разговаривали обо всем — теперь уже не односторонний монолог, нет. Лиза вспоминала, а Дима слушал; и о забавном, и о трагичном, обо всех, обо всем. Для нее не было слушателя лучше, а он все смотрел в два бездонных омута и тонул, без возможности выбраться. Никто не считал ни дни, ни недели, ни, кажется даже, месяцы. Лето давно уже закончилось, осень медленно утихала, уступая следующему сезону, а Диме и Лизе было мало историй, рассказов, ежедневных, чуть сумасбродных прогулок по ставшему родным, заброшенному поместью. — Я расскажу тебе завтра очень занятную историю! — Неред еле видимо улыбнулась и помахала рукой из окна заброшки. — Ни за что не пропущу! — крикнул в ответ Малинов, с легким сердцем направляясь домой. А на следующий день в покинутом доме никого не было. Как он не искал, звал, просил вернуться — гробовая тишина в ответ и шорох бесполезных бумаг. Все решила случайность: после очередного безрезультатного поиска, Дима наткнулся на двойное дно в столешнице. В маленьком отделе была бутылка розового вина с пометкой на светлой этикетке «Тавель» и записка. Мне бы очень хотелось, чтобы ты услышал необычную историю о мальчишке и призраке, но время подошло к концу. Мне очень жаль. Но я и о тебе подумала, не волнуйся. Вместе с письмом лежит