Darkness

Лиза не помнит свою жизнь и свою смерть. Но со скоростью, близкой приведению, читает и перематывает программы на маленьком телевизоре, терпит и откладывает в памяти всякие разговоры случайных людей. А потом начинает рассказывать так, будто это её прошлое. Она бы очень хотела вспомнить его, очень. К ней в поместье ходят редко, шумят, кидают мусор и с невыносимыми криками веселья уходят. А Неред всегда остается одна. Для всех есть исключения. Она уже в точности не скажет в каком году, хотя помнит будто было вчера, так ясно отпечатался на осознании призрака этот случай. Совсем мальчишка, с длинной палкой в руке, которая служила воображаемым мечом, бегал перед домом довольно часто, вместе с наступлением лета еще чаще, всегда один. Лиза выглядывала с окна третьего этажа и улыбалась, когда замечала его вновь. На протяжении веселого сезона это превратилось в привычку, в каждодневный маленький ритуал — выглянуть из-за занавески и отметить новую игру, которую выдумал мальчик. Странно было лишь то, что не смотря на рисковые забавы, типо прыгнуть через раскуроченные арматуры, воображая вместо них лаву, он никогда не приближался к заброшенной постройке. Девушку расстраивал подобный факт, ведь никогда не замечала страха в ярких глазах, изредка смотревших прямо на неё. Сквозь неё. От этой мысли становилось тошно, противно; хотелось выбежать на улицу и кричать, кричать, пока кто-нибудь не откликнется. Но Лиза молчала — знала, что бесполезно. Мальчишка же с каждым днем становился всё смелее, решительнее, храбрее. Неред в тот день даже не планировала так рано проверять, играет ли он около поместья, правда, после нескольких странных звуков с первого этажа пришлось выглянуть в окно. Там действительно никого не было. А со стороны лестницы раздался дикий грохот и испуганный крик. — Влез таки, змееныш. Её улыбка продержалась ровно до момента понимания, что мальчик лежит на лестнице без сознания. Его ноги были в крови, а правая вообще вывернулась под неестественным углом. И приведение, впервые за последние сотни лет, охватил бесконтрольный страх. Неужели она позволит ему умереть здесь? Лиза, вглядываясь в хрупкое тело, с холодом внутри отмечала ухудшение ситуации. Тотальный ужас за чужую жизнь заставлял действовать, но маленький островок разума прекрасно подсказывал, что она не сможет ничего сделать. Приведения никогда не могут дотронуться до живых. Лиза не помнит свою жизнь и свою смерть. Но до судорожных спазмов кашля знает, что почему-то призракам дается на исполнение одно желание. Она, как ни мучалась, не может понять где услышала, прочитала, увидела подобное, будто это вдавили ей в мозг раскаленным железом. И вместе с правом на желание добавили знание о расплате за его использование. Неред, правда, плевать. Она чувствует, что может кричать и это единственное нужное сейчас. Вокруг всё наполняется темнотой и бывшие отголоски хоть какого-то уюта распадаются на частицы. Жуткий, нереальный металлический звук окутывает дом, стремясь разнести до последнего кирпича. Лиза смотрит вперед, сжимает ладони в кулаки, царапает кожу, выдыхает и просит. — Ты должен спасти его. Спаси мальчика. До её лица тянутся тени, обрываются резко и снова появляются чуть левее. — Цена… — шепчет мгла знакомым голосом, — Знаешь цену?.. У неё тогда хватило сил лишь на кивок, оказалось достаточно. Дальше память приведения впервые дает осечку и показывает лишь белые помехи, будто старый, поломанный телевизор, не ловящий новые каналы. Она живет в этих бесцветных линиях пока не видит мальчика снова. Они играет перед домом, кажется с ним всё в порядке. Вот только однажды, он как всегда вскользь смотрит в окно, где Лиза не может поверить в его безопасность и произносит, не слышно, но разборчиво, читаемо по губам: — Меня зовут Дима. А потом, немного помолчав, добавляет. — Спасибо.

***

Неред потом сразу нашла Тавель. Пила так, просто откупорив, захлебываясь, кашляя и крича что-то о несправедливости смерти. Потом, после недели пребывания в таком состоянии, стало понятно, что вино не кончается, а слезы приведения не имеют вкус. Она часто, держа бутыль около себя, выглядывала в окно, но за остаток сезона так и не увидела мальчишку. Ах да, его же зовут Дима. И осенью он никогда не появляется, как и остальные месяца до лета. Следующим летом он не приехал, как и последующим, и третьим. Тогда Лиза решила ждать. Не просто, конечно, хоть и Тавель надоела уже на восьмой год, из последних сил ждать. Только бы снова заглянуть в его глаза, произнести имя и, может быть, снова спасти. Лиза не помнит свою жизнь и смерть. Но точно знает, что день отдачи долга за спасение того мальчишки точно настанет. Она знает это с уверенностью в сто процентов и боится, исчезнет же, наверняка. Говорят, приведения не чувствуют ничего. Возможно так и есть, зато приведения всегда были людьми в прошлом.