Бэл

— Доброе утро, Авиил-Антон, — послышался мягкий знакомый голос. Эдер с трудом разлепил глаза и потянулся на кровати. Медленно события прошлой ночи всплывали в его сознании словно серое надоедливое пятно, и он нахмурился. Почему-то ему не нравилось то, что он вспоминал. Нет, у него с Заку ничего такого не было, но ощущение гадливости от того, что он почти себя не контролировал после подозрительных местных сигарет, ему не нравилось. Эдер был человеком спокойным. Мало что могло разжечь в нём страсть или какие-то сильные чувства, потому что ему некогда было заниматься всей этой чепухой. Ему нужно было работать на своё будущее и для этой же цели учиться, и он старательно избегал всяких двусмысленных взглядов от девочек и, как ни странно, от мальчиков. Такая нелюбовь к излишнему вниманию была связана с одним событием в прошлом, которое чуть не пустило под откос карьеру его отца и его жизнь. Это случилось в последние годы учёбы в колледже. Тогда он впервые заметил, как на него смотрят люди. Антон в ту пору был ещё совсем юным. Если бы он был девушкой, можно было бы сказать, что он напоминал нераспустившийся бутон прекрасной розы, и находились те, кто считал его юношей мягким и женоподобным. В колледже Эдер ещё носил длинные волосы, причём своего натурального цвета. Парень обладал приятной внешностью: у него были ясные, серо-голубые глаза, хорошо сочетавшиеся с умеренно-русой шевелюрой до плеч, и стройное подтянутое тело, только-только начавшее своё преобразование. Волосы он собирал на затылке в небольшой хвост и делался похожим на одного известного киноактёра. Тогда с ним и случился страшный скандал, после которого они с отцом вынуждены были сменить место проживания. А дело было так. Дочь одного влиятельного человека нежданно-негаданно воспылала к Антону безудержной страстью. Причём, исключительно в своих фантазиях! Эдер даже не знал её имени, так как была она на пару лет младше и училась совсем в другом классе. Беспощадный «пубертат» накрыл её года на два-три раньше положенного. Девочке не оставалось ничего другого, кроме как записывать все свои сны и грёзы в дневник. И надо же было такому случиться, что дневник этот обнаружил её бешеный папаша. Родитель ринулся спасать дочь от «бесчестия». Он до того впечатлился сексуальными и безусловно талантливыми «произведениями» своей «принцессы», что довёл дело до суда. Комиссия по делам несовершеннолетних мучила Эдера и его отца добрых три месяца. Конечно, отец Антона потребовал провести медицинское освидетельствование. Выяснилось, что девочка была чиста, как слеза младенца, но деньги её папаши и купленные юристы затрудняли процесс. В итоге воинствующий родитель вынужден был отступить за «отсутствием состава преступления». Прошло каких-то два месяца, и четырнадцатилетняя красавица вдруг заявила, что беременна. Конечно, повторно обвинили Антона. Доказать отцовство не составило бы никакого труда, если бы Эдер согласился на тест, но до него очередь сдавать генетический материал так и не дошла. Юная мать наотрез отказалась делать анализы, заявив, что забеременела от парня, учившегося в выпускном классе, и что фамилия у ребёнка будет Эдер, и точка. В принципе, она сказала правду, но папаша её понял по-своему. Мужчина подкараулил ничего не подозревавшего парня после занятий, затолкал его в машину и увёз к себе, учинив допрос с пристрастием. Эдер, вспоминая тот случай, до сих пор не понимал, как ему удалось так легко отделаться. Начиналось всё вполне логично — раздражённый состоятельный дяденька запугивал его в порыве праведного гнева и кружил, словно коршун, вокруг стула, на котором сидел «обидчик» его дочери. Накануне телохранители бизнесмена отобрали у Антона все гаджеты для связи, вывернули карманы и зачем-то сняли ботинки, а затем удалились в соседнее помещение, дабы не видеть, что будет происходить дальше. В какой-то момент уставший от непрекращающегося ора и давления Антон стянул резинку с волос. Его голова нестерпимо болела. Подперев подбородок кулаками, юноша уставился на папашу-«правдоборца» своими пронзительными глазами, обрамлёнными русыми ресницами, и тут мужчина будто слетел с катушек. Он вздёрнул Эдера на ноги, прижал к себе и начал беспорядочно присасываться то к его шее, то к губам, время от времени вопрошая, так ли он, грязный мальчишка, ласкал его дочь. Антон выдержал пятиминутный страстный натиск перевозбудившегося дельца с потрясающим хладнокровием, а затем, в перерывах между его жаркими поцелуями, сообщил, что вообще-то дочка бизнесмена, судя по срокам, забеременела на каникулах. В это время юноша чисто физически не мог вступить с ней в половую связь, потому что отдыхал в горах за сотни тысяч километров отсюда. В другом мире, если быть точным. Эдер сказал, что не имел бы ничего против того, чтобы жениться на его дочери годика через два, когда она достигнет возраста согласия. Они бы на радостях заключили брачный контракт, куда б входил пункт об ощутимой денежной компенсации морального ущерба в случае доказанной измены. Потом он, на правах законного супруга, потребует провести тест на отцовство. Всё это Антон выдал ошалевшему сластолюбцу, не моргнув и глазом. Ко всему сказанному юноша добавил, что охранники пропустили передающее устройство, встроенное в его «смарт-футболку»[1], и их разговор записан и отослан отцу Эдера, а значит, минут через двадцать он будет здесь с полицией. Конечно, мужчина мгновенно остыл к прелестям Антона и даже велел вернуть ему обувь и гаджеты, но вся щекотливость ситуации была в том, что никакого передающего устройства у юноши не было, как и записи о домогательствах папаши его несостоявшейся невесты. Антон не любил носить смарт-одежду, о чём в ту минуту очень сильно сожалел. Тем не менее, блеф удался. В общем, породниться с семьёй успешного бизнесмена парню так и не довелось. В качестве извинений мужчина прислал им «энную» сумму денег «за доставленные неудобства», и парень уговорил отца переехать. Он так и не рассказал своему старику, почему вдруг у акулы бизнеса «проснулась совесть», чтобы лишний раз его не беспокоить, но в душе у Антона от тех событий остался неизгладимый след. Эдер стал нервным. На новом месте он шарахался ото всех, кто пытался с ним завести приятельские отношения, не доверяя ни девушкам, ни юношам, ни мужчинам, ни женщинам. Он совершенно изменился внешне: коротко остриг свои волосы, перекрасился в шатена и не следил за чистотой головы, полагая, что так его образ будет более отталкивающим для окружающих. Юноша начал носить джинсы, безликие рубашки и затрапезные свитера неопределённого цвета, которые можно было бы считать винтажными, если бы они не были такими ужасными. Этому «искусству» Антон обучался у тех, кого считали в классе неудачниками или «ботаниками», на кого не обращали внимания и чьего присутствия не замечали. Эдер окончил колледж с отличием, получил стипендию и возможность обучаться в Международной Академии по выбранной специальности. Став совершеннолетним и сменив свой мирок на Нью-Амстер, Антон перестал так упорно играть роль «маленького человечка», но привычка ничем не выделяться из толпы осталась. Благо форма Международной Академии давала возможность походить на большинство учащихся. Теперь же в его сонной голове давно забытые эмоции мешались с недавними событиями, составляя причудливый коктейль из настороженности, досады и раздражения. Дворецкий Энлиля был слегка младше того сумасшедшего папаши и гораздо симпатичнее, да и Антону было не шестнадцать, но это не мешало его воображению проводить параллели между ними, ведь с той поры он стал мнительным. — Как ты себя чувствуешь? — снова спросил у него Заку уже менее официальным голосом, в котором появились нотки беспокойства. — Всё в порядке, — рассерженно буркнул Антон, оглядывая себя. На него была напялена чёртова рубаха канди и больше не было ничего! Выходит, этот гад его накачал какой-то дрянью, раздел, усыпил и, словно куколку, «бездыханного», замотал в местные тряпки. С трудом молодой человек вспомнил процесс раздевания и массажа, но дальше на сознании лежала непроницаемая пелена. Эдер медленно сдвинулся с места и сел, проверяя целостность своего зада. Похоже, всё и впрямь было нормально. Его никто не трогал. — Авиил? — обеспокоенно позвал его Заку. — Я могу подать кофе сюда, а не на террасу… — Мне нужно уехать, — выдохнул Эдер, шаря глазами в поисках нормальной одежды, — чёрт, Зак, где мои грёбаные джинсы?! Какого хера вообще. Дерьмо собачье! Дворецкий поднял одну бровь, но смолчал. Он склонился перед ним, прижимая руку к груди, и тихо произнёс: — Простите, Авиил-Антон, я распоряжусь, вам немедленно всё принесут. — Уж распорядись! — огрызнулся Эдер, вскакивая с кровати. — Эй, а где твой хозяин? — Бэл-Уцур покинул виллу ещё до рассвета. Он приказал мне отвезти вас в Академию. — Ну, прекрасно! — выдохнул Антон и, хлопнув дверью в зал с мини-бассейном, выругался. Он уже и сам не знал, на что именно злится. То ли на наглость этого типа, которого он видел первый и, видимо, последний раз в жизни, то ли на пренебрежение со стороны Энлиля, передавшего его на поруки дворецкому, когда в нём отпала необходимость. Антон соскользнул с бортика в холодную воду и сделал несколько мощных гребков. Почти тут же он уткнулся в противоположную стенку. Всё-таки сюда ныряли после парной, а не для того, чтобы заниматься плаванием. Он просидел в этой воде без движения до тех пор, пока его не начало трясти. Посиневший и изрядно остывший во всех смыслах, Эдер повязал вокруг бёдер полотенце и вышел в гостиную. На столе был накрыт завтрак на одну персону, пахло кофе и тостами. Рядом стоял, согнувшись, с прижатой к груди рукой совсем юный слуга в белой канди без пояса и почтительно разглядывал пол. Антон, не обращая на него внимания, вернулся в спальню. На кровати лежала его одежда, выстиранная и выглаженная, рядом в поклоне застыл Заку-Умум. — Я помогу вам одеться, Авиил, — было двинулся к нему дворецкий, но Эдер резко остановил его, подняв руку. — Что за грёбаный цирк, Зак? — Данн-Ум-Руби приказал мне… — Ты безнадёжен! Будь добр, свали, а? Мне надо одеться, — в сердцах выплюнул Антон, срывая с себя дурацкую рубашку. — Как пожелаете, Авиил, — ответил бесстрастно Заку и выскользнул из комнаты. — Меня зовут Антон, — процедил сквозь зубы молодой человек своим стиранным вещам, с остервенением застёгивая молнию на джинсах. В гостиной, где был накрыт для него стол, было всё так же тихо. Эдер прекрасно понимал, что сейчас там стоят, согнувшись, тот молчаливый юноша и дворецкий, ожидая, когда он сядет есть, но аппетит пропал. Так и есть. Оба чуть поодаль от стола. Неужели Бэлу такое нравилось? — Пойдём, отвезёшь меня. Я есть не буду, уж прости, — на ходу натягивая свитер, обратился к Заку Антон. — Как пожелаете, Авиил. Молодой слуга не шелохнулся и так и стоял, пока за ними не закрылась дверь. Дворецкий молча провёл гостя через дом. Сегодня они шли другим путём и спустились сразу в гараж. Заку открыл перед ним заднюю дверь автомобиля, но юноша проигнорировал его и сел на пассажирское сиденье рядом с водительским. Слуга немного смутился и занял своё место за рулём. — Я чем-то расстроил тебя, Антон? — спросил он, заводя двигатель. Машина плавно качнулась, приподнимаясь над землёй. — Мы снова на «ты», Кинум-Варду? Дворецкий усмехнулся, ничуть не обидевшись. — Я хотел сделать так, чтобы тебе было комфортно, но, похоже, не преуспел в этом деле. Бэл-Энлиль будет недоволен. — Откуда ему знать, комфортно мне было или нет? Заку, глядя на дорогу, пожал плечами. — Даже у стен есть уши, Антон, а твоё неудовольствие слышал даже мальчик, прислуживающий у стола, настолько громко ты его выражал. Лучше бы ты звал меня «варду» тогда, а не сейчас. Остаток пути до города прошёл в молчании. Дворецкий в задумчивости вёл машину, а вскоре переключил её на автопилот, когда они поднялись к автобану. Машина послушно влилась в поток и набрала разрешённую скорость. В голову некстати лезли мысли о том, что Энлиль в Академии снова сделает вид, что не замечает его присутствия, а потом выкинет очередной фортель. Неприятное ощущение того, что Эдер вляпался во что-то, чего ещё и сам не понимает, не покидало его. Интуиция вопила, верещала на все лады, что с этим странным «знакомством» пора завязывать. Скоро предстояло вносить плату за последний триместр. Со дня на день должны прийти деньги от Программы Развития, и он погасит долг за обучение в предыдущем месяце. Вечером нужно идти на работу в Серверное Отделение. Его начальник и ребята с работы после посещения виллы казались теперь Антону самыми приятными людьми на свете. Их дурацкие шутки в эфире и ругань сисадмина Алека потекут, как бальзам на душу, через рабочую гарнитуру. Антон встрепенулся. Он совершенно забыл о том, что на нём не надета его интерактивная панель, и поспешил исправить ситуацию. Сотня пропущенных новостей и сообщений отвлекли его окончательно от невесёлых мыслей о Бэле и молчащего за рулём дворецкого. Вскоре машина пошла на снижение, и Эдеру пришлось вынырнуть из пучин интернета. Но перед тем, как он вышел, Заку поймал его за руку и протянул запечатанный конверт. — Бэл-Энлиль просил тебе передать. Да будет благословенен твой день, Авиил-Антон! — Да, приятно было познакомиться, — на автомате попрощался студент и вышел из машины. Эдер мимоходом подумал, что Заку не был похож на человека, который всю свою жизнь провёл в Аккаде, кланяясь перед господином. Он скорее смахивал по своим физическим данным на телохранителя и, к тому же, был достаточно умён для обыкновенного дворецкого. В конверте оказались недостающие четыре тысячи, которые Бэл обещал ему выплатить после того, как он переночует в его доме. Принц держал слово, но Антона коробило то, что Энлиль не захотел отдавать их лично. Впервые за последние несколько лет юношу раздражало быть «никем». Он легко поднялся по ступенькам и вошёл в здание.

* * *

Когда Заку вернулся на виллу, хозяин уже был на месте. Он находился в своих покоях, иначе это помещение назвать язык не поворачивался, настолько шикарной была обстановка, и ждал его, сидя на огромном мягком диване, обтянутом шёлком и заваленном цветастыми подушками со сложным геометрическим узором. На столике перед принцем стоял большой серебряный кальян. За спиной господина копошился полуголый юноша в прозрачной канди, расшитой золотом, и старательно расчёсывал его кудри. Это был один из наложников, которых Бэл взял с собой из Аккада. Пока Антон гостил в доме, им было велено не выходить со своей половины дома и не показываться студенту на глаза. В «запретной» части виллы также содержалось несколько девушек, но они настолько плохо переносили местный климат, что почти не вылазили из своих постелей и парных. В Аккаде людям состоятельным, а тем более членам царской семьи, положено было носить длинные волосы, и у царского сына, Энлиля, шикарные чёрные локоны доходили до пояса, но в Нью-Амстере ему такая длина показалась перебором, и его причёску здорово укоротили. Наложник, которого он часто вызывал ухаживать за своей шевелюрой, прорыдал три дня над такой потерей и чуть не заболел. Заку пришлось отпаивать его травами и приводить в чувство после столь сильного душевного потрясения. Отрезанную часть собрали, как следует упаковали и отправили в Аккад отцу Энлиля, чтобы локоны спрятали в главном дворце, дабы злые колдуны не могли наслать проклятия на Двадцатую Династию нового Аккада[2]. Конечно, в эту несусветную чушь ни Бэл, ни его хорошо образованный отец не верили, но традиции обязывали выполнять ритуалы, существовавшие тысячелетиями до того, как они взошли на престол и стали правящим кланом. Бэл махнул рукой, отсылая юношу, и тот с полусогнутой спиной вышел из залы, прижимая обе руки к груди, а заодно и серебряные гребни. Принц молча указал дворецкому на диван, когда за наложником автоматически закрылась дверь. — Ну, что, Кинум-Варду, как он тебе? Заку уселся рядом с Бэлом и усмехнулся. На его фоне принц казался томным юношей, потому что дворецкий был раза в полтора шире господина в плечах, хотя Энлиль отнюдь не был слабаком и тренировался почти каждый день. — Я не обнаружил никаких телесных изъянов, и он вполне симпатичный, — туманно изъяснился Заку. — Что, ты уже переспал с ним? — скучающим тоном поинтересовался принц, выпуская густое облако дыма с ароматом вишни. — Я, конечно, совершенно обнаглел, как выражается наш Светлейший Набу-Кудурри-Уцур, да править ему десять тысяч лет, — помянул отца Энлиля Заку, — но не настолько, чтобы соблазнять твоего Авиила. — Моего? — Бэл пожал плечами, картинно качая головой. — И в мыслях не было. Он мне нужен был для другого. Кстати… телефон… — Что опять? — рассмеялся дворецкий, вставая с места. — Там… где-то под окнами. Посмотри, работает ли эта нергалова машина! Минут через десять Заку вернулся с разбитой «в хлам» трубкой и помахал ею перед лицом принца. — Они же противоударные, титановые, прорезиненные. Скажи, что ты с ними делаешь? — А! — брезгливо махнул рукой принц, затягиваясь из трубки. — Кажется, этот я подкинул и стрелял в него, пока не перестал попадать и он не упал на землю. — Великий Энки! [3] — только и присвистнул дворецкий. — Я распоряжусь принести новый. — Не сейчас, ну их к Нергалу, эти творения преисподней! — выплюнул в сердцах Энлиль, и Заку рассмеялся. — А ты знаешь, что он красится? — возвращаясь к разговору об Антоне, спросил дворецкий и занял прежнюю позицию рядом с господином. — Как красится? — удивился принц. — Да не лицо, Данн-Ум-Руби! Это ж не твоя Белет-Нинлиль![4] — Не к ночи будет помянута, Госпожа Владычица Воздуха, чтоб её! — процедил сквозь зубы Бэл, закатывая глаза. Свою жену он не особо любил, хоть Нинлиль и считалась эталоном красоты в Аккаде. Это был династический брак. Нинлиль приходилась ему сводной сестрой и была старше на пару лет. С детства её готовили к тому, что она будет супругой будущего царя, обучая всем тонкостям дворцового этикета. Белет, что означало «госпожа», получила в Аккаде лучшее из возможных для женщины её положения образование и была достаточно умна и влиятельна, но совершенно не разделяла взглядов на жизнь своего супруга. Она не любила никаких нововведений, экспериментов, наподобие учёбы принца в Нью-Амстере, свято чтила традиции и являла собой саму добродетель, что не мешало ей, впрочем, плести интриги против собственного супруга. Для неё это было вполне естественным занятием, потому что во дворце она опиралась на поддержку многих вельмож, состоявших в Совете при Набу-Кудурри-Уцуре Десятом [5], отце Бэла. Великий властитель смотрел на всю эту «возню детей», как он говорил, сквозь пальцы. — Волосы. Авиил красит волосы, — пояснил Заку принцу. — Это ты тоже высмотрел, пока «не смел соблазнять моего авиила»? — поддел его Энлиль. — Ну, массаж пока что никому ещё не вредил, — улыбнулся в ответ дворецкий. — Что, мой драгоценный Кинум-Вардум решил прислуживать какому-то плебею? — лениво поинтересовался Бэл из-под полуприкрытых век. От него не укрылось, как на мгновение дворецкий сжал зубы. — Я давно не «вардум», — медленно, чеканя каждое слово, проговорил Заку, теряя над собой контроль. — Осторожнее, раб, — зло прошипел Энлиль, встрепенувшись, словно дикий кот. Его притворную расслабленность как рукой сняло, а глаза сверкнули холодом. — Я ведь могу и увеличить сумму выкупа, и тебе никогда его не выплатить! И жизни не хватит! Опомнившись, мужчина тут же склонился перед принцем, глаза его потухли, и он тихо произнёс: — Прости меня, Бэл-Энлиль, Вершитель Судеб [6], твоего презренного вардума! Этого больше не повторится… — Я надеюсь, — процедил сквозь зубы Бэл, усаживаясь обратно, — а теперь вон отсюда. Надоел! Но не успел Заку сделать и двух шагов, как принц будто что-то вспомнил: — Хотя нет, постой-ка. Узнай мне всё про этого… авиила. Всё, что найдёшь! Заку поднял на него глаза. — Ну что ты так смотришь? — недовольно поморщился Бэл. Всё-таки Заку-Умум возился с ним лет с десяти. Тогда молодого воина, кажется, сына мятежного генерала, взятого в плен после гибели отца, приставили к Бэлу в качестве няньки. Заку-Умум не был простолюдином и даже состоял в дальнем родстве с династией Аккада, и по-тихому вырезать весь их род не вышло бы, поэтому отец Энлиля справедливо рассудил, что продемонстрирует побеждённому народу своё безграничное великодушие и добрую волю аккадцев, если дарует Заку жизнь и отдаст «элитного раба» своему сыну, Энлилю-Бэл-Уцуру. Но у всего есть своя цена. И у свободы пленника, ставшего рабом, она была тоже. Часть денег собрали родственники Заку-Умума со стороны матери. Она принадлежала к довольно знатному роду и почила до того, как этот позор опустился на её голову. На бóльшую же часть выкупа Заку заработал сам, когда стал лугалем великого Урука[7]. Народ Урука избрал Кинум-Варду (Верного Раба) принца Энлиль-Бэла своим военным вождём и выказывал ему всяческую симпатию. Воины в мире Аккада были чем-то вроде футбольных звёзд. У особо выдающихся были целые фан-клубы, а в прессе (и такое было) шли споры о том, кто из них «круче», и публика очень расстраивалась, когда в ходе очередного военного конфликта их любимец погибал, поэтому с мнением народа приходилось считаться. Заку-Умум всего за три года, будучи избранным лугалем Урука, собрал недостающую сумму и практически выкупил себя у Двадцатой Династии Аккада. Он остался должен дворцу ровно одну царскую «мину» из чистого золота[8]. На эти деньги тот же Антон учился бы в Академии весь год, а для Заку эта цифра была просто смешной. Долг специально не был до конца выплачен для того, чтобы мужчина и дальше оставался при Энлиле. Принц не оценил популярности своего Кинум-Варду и отнёсся прохладно к тому, что тот формально почти свободен, хоть и находится у него в услужении. Бэл упорно продолжал игнорировать статус лугаля и при каждом удобном случае напоминал Умуму, что он во всём от принца зависит и находится здесь лишь по его величайшей милости. Все их конфликты случались оттого, что Бэл никогда не называл Заку по имени, а упорно говорил ему «варду». Время от времени его компаньон показывал характер и напоминал своему юному господину, что он вообще-то давно не раб. Но Бэл был прав в одном — он мог в любой момент «условный» долг лугаля, состоявший в пересчёте на кредиты из стоимости небольшой квартиры в Нью-Амстере, превратить в десять тысяч таких квартир, и в таком случае Заку с ним никогда не расплатиться. Дворецкий прикусил губу и ничего принцу не ответил. После нескольких минут тягостного молчания Бэл вздохнул и посмотрел в потолок, потом громко вздохнул ещё раз, собираясь с мыслями, и в итоге примирительно сказал: — Ладно, возможно, я был не прав. Возможно! Послушай, ты же знаешь, что ты мне как брат! — пошёл он на попятную, поняв, что перегнул палку. — Это который из всех? — скептически поинтересовался Заку. — Тот, что был первым в очереди на трон и его случайно отравили, или тот, что пропал на охоте? — Ой, ну не будь таким мелочным! — возмутился Бэл. — Да ну что ты, как я смею! — развёл руками дворецкий. — Хватит уже корчить из себя обиженного. Узнай мне про этого студента. — Ты же вроде сказал, что парень тебя не интересует? Бэл сделал неопределённый жест рукой в сторону. — Ты его так «рекламировал», что мне… предположим, — он на секунду задумался, — мне стало интересно! — Ну хорошо, как скажешь, Данн-Ум-Руби. Любой твой каприз, любая фантазия, любое желание будет исполнено, — с усмешкой отозвался дворецкий, поклонился, прижав руку к груди, и направился на выход из покоев — выполнять поручение своего Баала-Энлиля. ______________________________________________________________ Сноски (и примечания): Предупреждение: дальше для особо стойких будет «многабукафф» в ссылках — масса пояснений, взятых из самых разных мест (да-да, и в том числе из википедии с гуглом). Если вы такие же психи, как и я, то вам будет интересно. Если нет, то советую посмотреть только пункты [1], [6], [7], [8]. Но лично мне нравится пункт [5]. =))) [1] Смарт-футболка — у меня предмет футуристической «умной одежды», которая вошла в обиход. Идея «умной» одежды начала развиваться в 80-х годах XX века из концепции носимых компьютеров, но первоначально предметы одежды были скорее основой, к которой электроника крепилась. Примеры: очки с носимым компьютером и системой дополненной реальности Digital Eye Glass Стива Мэнна или кроссовки со встроенным компьютером, выпущенные компанией Puma. Затем, это положение изменилось. Большая часть проектов развивалась в университетах и не доходила до массового производства. Например, в 1996 году в Технологическом институте Джорджии началась разработка футболки с вплетёнными в ткань оптическими и проводящими волокнами. Изначально проект финансировался Военно-морскими силами США, коммерческой его разработкой впоследствии занялся стартап Sensatex, который выпустил бета-версию «умной» футболки — Smart Shirt — в 2006 году. Эта одежда отслеживала движения, сердечный ритм и дыхание человека, который её носил, и могла передавать данные по беспроводной связи. При этом она не выглядела громоздко и её можно было стирать. [2]…наслать проклятия на Двадцатую Династию нового Аккада — в Месопотамии принято было создавать списки царей Шумера и Аккада — перечни правителей государств, существовавших в Южной Месопотамии. Один из самых известных — Ниппурский царский список из города Ниппура. В Ниппуре находился храм главного бога шумеров — Энлиля, чьё имя гордо носит мой принц. В XVIII веке до н. э. Ниппур был захвачен Вавилонией, позже имел внутреннюю автономию. Здесь выбирали царя, решали вопросы о налогах и заключении мира. Ниппурский список — единственный источник, в котором упомянуты допотопные (додинастические), в прямом смысле слова, цари, правившие до того самого потопа (до 30 века до н.э.), что наслал на землю бог Энлиль. Сведения о царях сомнительны, так как, например, продолжительность правления некоего Алулима составляла 28 800 лет, а Эн-Менлуана 43 200. В период династических царей их продолжительность правления сокращается от полутора тысяч до шестисот лет, например, в Первой династии Киша. С приходом к власти Первой династии города Ура цифры в Ниппурском списке становятся более правдоподобными. Надо сказать, что династия приходила к власти, когда какой-либо город подчинял себе остальные города. Династия города Аккада управляла в период 2316—2137 гг. до н. э. и была основана Саргоном Аккадским. После нашествия гутиев и ряда конфликтов Аккад был повержен и престол перенесён снова в город Урук. В общем, так и шарахался этот престол из города в город в результате завоеваний, но в Аккад больше не попадал, поэтому аж Двадцатая Династия Аккада — это выдумка. В этом смысле другие города были более успешные. [3] Энки — (шумерск. Э́нки, Э́йа; аккад. Ха́йа) — в шумеро-аккадской мифологии один из трёх великих богов (наряду с Ану и Энлилем). Божество мудрости, подземных (пресных) вод (создатель реки Тигр) и подземного мира, культурных изобретений; благосклонный к людям. Почитался как бог-покровитель города Эриду. Там был его главный храм, называвшийся «Абзу́». Так же назывался мифический мировой океан подземных пресных вод, окружающий землю. По мифам, Абзу, смешавшись с Тиамат, создал богов «старшего поколения». Энки усыпляет и убивает его, а затем возводит над ним жилище «Абзу», где зачинает Мардука. По повелению Энки его супруга Нинмах создаёт из глины Абзу — первого человека. Энки сотворил людей из глины, чтобы избавить богов от работы по прокапыванию русел рек и гор при сотворении мира. Первого мужчину в шумеро-аккадском мифе звали Адапа. Привет Адаму и Библии =))) Кстати, именно Энки предупредил Зиусудру (шумерского аналога библейского Ноя) о насланном Энлилем Всемирном потопе и убедил построить Ковчег. В общем-то, исторически Ветхозаветная часть Библии является собранием мифов, существовавших на этой территории задолго до появления иудаизма, ислама и христианства. Только имена, «пароли и явки» изменены. [4] Белет-Нинлиль — Нинлиль в шумеро-аккадской мифологии богиня, супруга бога Энлиля. Кто не устал от бесконечных отсылок, может почитать, как шумерский бог Энлиль женился на богине Нинлиль здесь, между прочим, история в лучших традициях фикбука https://wisdomlib.ru/story/4992. В фанфике я добавляю к её имени слово Белет. Белет — эпитет верховной богини, аккадское «Госпожа», форма ж. р. от Бэл; чаще всего этот эпитет всё-таки носила богиня Иштар, но так называли и других богинь (Белет-Бабили, Белет-Цери, Белет-Экаллим и т. д.). Интересно, что в христианской демонологии 16 века, Белет назван один из царей ада, командующий восьмьюдесятью пятью легионами демонов. По гримуару Иоганна Вейера «Pseudomonarchia Daemonum» (лат. «Псевдомонархия Демонов», книге о заклинаниях вызова и классификации демонов 1563 года), первым, кто вызвал Белета (после потопа), был Хам, сын Ноя. При помощи Белета Хам даже написал книгу по математике. Вы чуете, откуда ветер дует и ноги растут? Если вы внимательно читали предыдущую сноску, а до этого про Энлиля с женой, наславших потоп, то влияние шумерской мифологии становится ощутимым. Только непонятно, почему у Вейера Белет — мужик. С другой стороны, учитывая, что шумерская клинопись была расшифрована более-менее к концу 19 века, Вейер знал о библейском Вавилоне, но вряд ли знал, как будет по-аккадски «Госпожа», как и другие демонологи 16 века. [5] Набу-Кудурри-Уцур — так я называю отца Энлиля из моего фанфика, но всем знакомо это имя вавилонских царей, которое переводится как Набу-Храни-Границы, или ещё БСЭ переводит его как Набу-Защити-Корону в греч. транскрипции — Навуходоносор. Навуходоносоров было много, но самые известные из них — корабль Морфеуса и царь Нововавилонского царства (605-562 г.г. до н.э.) Навуходоносор II. Обо всём понемногу. Если кто помнит такое чудо света, как Висячие сады Семирамиды, то это как раз этот царь велел их построить в Вавилоне для своей жены Амитис. Навуходоносор II женился на Амитис, чтобы заключить мир с Мидией, зелёной и горной местностью. Пыльный душный Вавилон вгонял Амитис в депрессию, и муж расстарался для неё. Доподлинно неизвестно, существовали ли эти сады, и Семирамида, ассирийская царица, жившая двумя веками раньше, никакого отношения к ним не имела, хотя и была великой женщиной. При царе Навуходоносоре II Вавилония вошла в эпоху расцвета и полного возрождения — экономического и культурного, но Библия его «запомнила» как царя, под конец своего правления больного ликантропией, заболеванием, состоящем в том, что человек воображает себя каким-либо животным. В книге пророка Даниила вся суть сводится к тому, что как только царь признаёт бога евреев, он исцеляется, как только пытается не признавать, снова безумен, но я так думаю, что логичнее предположить, что царь просто был уже старенький (около 66 лет, для того времени это немало, учитывая отсутствие медицины) и в маразме, из которого выплывал с переменным успехом, да простят мне историки вольнодумие, но очень известным, и «пиариться» за его счёт было выгодно. Конечно, антигравитационный корабль XXII века из Матрицы назван был в его честь. Номер на обшивке корабля: Mark III №11 является отсылкой к Евангелию от Марка, главе 3, стиху 11: «И духи нечистые, когда видели Его, падали пред ним и кричали: Ты Сын Божий». А теперь вспомните, как матричные осьминоги посыпались с Навуходоносора от э.м. импульса… Номер машины, на которой Тринити, Морфеус и Мастер ключей спасаются от погони Близнецов в фильме «Матрица: Перезагрузка» — DA203 — по-видимому означает цитату Книги пророка Даниила, глава 2, стих 3: «И сказал им царь: сон снился мне, и тревожится дух мой; желаю знать этот сон» (Дан. 2:3). «Царь» в данном случае — правитель Вавилона Навуходоносор. Скорее всего, цитата предвосхищает эпитафию, которую Морфеус произносит позже, во время гибели своего корабля (бах, взрыв, обломки горят и эпитафия) и является парафразой стиха 1 главы 2 той же книги (в Библии звучит так: «Во второй год царствования Навуходоносора снились Навуходоносору сны, и возмутился дух его, и сон удалился от него»), а в русском переводе фильма Морфеус говорит: «И увидел я сон, и этот сон ускользнул от меня…» [6] Вершитель Судеб — как другие великие боги, Энлиль может управлять судьбами людей и миром. Имя Энлиль также может переводиться, как Вершитель Власти (соответственно, над живущими людьми). [7] …когда стал лугалем великого Урука — (от шумерского Лугаль — Большой человек) — первоначально, военный вождь шумерского города-государства, избираемый народным собранием на время ведения войны для руководства военными действиями. Позже титул лугаля становится практически пожизненным в связи с непрекращающимся характером войн. После 2900 г. до н. э. лугали фактически являются царями во всех крупнейших городах, их власть становится наследной. Если вы читали про династии Шумера и Аккада, то примерно представляете, как они появлялись в ходе завоевания соседей. Династия города Урука была одной из самых успешных. В частности, победа полулегендарного Гильгамеша над династией города Киша принесла Уруку господство над всем Южным Двуречьем. [8] …царскую «мину» из чистого золота — мера веса, а также счётно-денежная единица в странах Древнего Ближнего Востока, Древнем Египте и Древней Греции. Мина — одна из древнейших известных единиц измерения веса, существовала уже в Шумере в III тысячелетии до н. э., унаследована Вавилонией, откуда получила распространение по всему Древнему Ближнему Востоку, в Древнем Египте, позже в Древней Греции. Кроме перечисленных государств была одной из основных весовых и счётно-денежных единиц в Хеттском царстве, Финикии, Ассирии, Иудее. Название происходит от ассиро-вавилонского «мана» — считать. В Вавилонии обычная мина весила около 504 грамм ± 20 грамм, но существовали разные стандарты, в частности — «тяжёлый» («царский») в 2 раза больше обычного «лёгкого» («народного»), то есть около 1 010 грамм. Таким образом, в пересчёте на современные денежные единицы и согласно курсу золота на LME (Лондонской бирже металлов), чтобы полностью выкупить себя из рабства, Заку остался должен своему принцу килограмм золота 999 пробы или примерно 42 247 доллара.