***
Касаться кожи Юри Кацуки — настоящее блаженство, считал Виктор, а особенно касаться губами, глядя на то, как японец краснеет. Никифоров делал бы это всю жизнь, рядом с ним и ничего ему больше не нужно было. Еще до секса, заглядывая то в строгие, то в смущающиеся, то смеющиеся карие глаза, Виктор понял: он нашел то самое, что не хватало в его жизни. Любовь. Она не поддавалась никаким объяснением, почему Юри… Сначала он считал его самым особенным и отличающимся от всех, но со временем осознал, что были любовники намного красивее, грациознее, сильнее и множество различных качеств. Но сердечко в груди трепетало именно от Юри и ни от кого больше. Для Кацуки подобное происходит впервые. Сильные чувства к практически чужому человеку, которые подсознательно подавлял. Он также не мог объяснить влечения к Виктору. Никифоров порой его раздражал, но в то же время и восхищал, и порой смешил. Их взаимоотношения казались Юри либо насмешкой, либо обыкновенной дружбой, но с течением времени он стал замечать, что зависим от внимания Виктора, ему этого хотелось, иначе Кацуки просто бы уехал, куда подальше. Между двумя одинокими сердцами возникла необъяснимая любовь. Не чудо ли это? Тук-тук. — Виктор Михайлович? — после стука в дверь послышался голос девочки Вики. Полундра! Она взялась за ручку! В кровати валяются голые мужики, а по ту сторону двери маленькая девочка! Вика сейчас войдет! Она ничуть не готова к этому зрелищу! Благо Виктор закрыл дверь. Теперь уже точно любовники поспешили одеться, попутно Виктор спросил, натягивая брюки: — Что случилось? — Паша и Тимур убежали! — крикнула она. Виктор чуть не матюгнулся. Ну, ведь так всё хорошо начиналось! Когда нефилимы оделись, то открыли дверь и обнаружили там не только Вику, но и ботаника Лешу: — Я слышал, как они говорили о Ховринской заброшенной больнице. — Тогда почему сразу не рассказал нам? — поинтересовался Юри. — Я не думал, что они настолько глупы, чтобы сунуться туда, — ответил, пожав плечами, Леша. — Видимо, глупы. После Юри и Виктор рванули в оружейную за снаряжением. Мало ли, сколько демонов может скрывать в Ховринской больнице. Взяв всё необходимое, Никифоров и Кацуки спешат на помощь, проезжая на красный свет, резко разворачиваясь на поворотах, переживая, как бы чего не случилось.***
Юрию Плисецкому стало слишком скучно, настолько что вкусности не радовали вообще. Придя в квартиру Отабека, он ни к чему не притронулся, хотя было желание продолжить банкет, но кусок в горло не лез. Стало тоскливо и одиноко, хотелось как-то развлечься. Поборов свою совесть, которая твердила дождаться Отабека, а не идти к нему, чего тот не хочет, Юра стал выбирать себе модный наряд. Ему по вкусу пришлись леопардовая кофта, майка с дырами на спине и кожаные брюки. Юрий предвкушал встречу со своим парнем. Но, оказавшись у Ховринской больницы, возник вопрос: «А в какой части проходит та самая вечеринка?» Плисецкий долго не думал: «Там, где музыка играет наверняка. Значит, не так сложно будет найти. Возможно». М-да, больница интересная. Столько надписей забавных прочитал Юрочка, посветив на них своим ведьминым огнем. «Больница эта — край чудес. Зашел в нее и там исчез.» «Это точно правда?» Примитивные очень креативны. Юра усмехнулся и стал прислушиваться, откуда исходит музыка. Примерно определив направление, достал распечатанную карту и стал вглядываться в нее, дабы понять, куда идти. Звук становился все громче и громче. Наконец послышались и голоса. Появились и люди, то есть нежить. Достигнув огромного танцпола и рассмотрев окружающих, Юрий понял, что Отабек его обманул… Возможно, не осознанно, потому что среди присутствующих были и сумеречные охотники, но и вампиров, оборотней, фейри и магов предостаточно. Найдя глазами пульт ди-джея, Юра направился через толпу к нему. Его успели ударить пушистым хвостиком, пихнуть крыльями в лицо, он сам случайно кому-то наступил на хвост. Музыка (или орущий туц-туц) настолько громкая, что ощущается, как кровь разгоняется по венам, как сердце стучит чуть ли не громче музыки. Отабек занят любимым делом. Юрию нравилось наблюдать за ним, поэтому он перестал двигаться ближе. Улыбка расплылась на лице, несмотря на то, как оглушает бит. Плисецкий так бы и наблюдал, если бы чудным образом его взгляд не наткнулся на проход слева, в котором ему то ли померещилось, то ли нет… Нужно проверить. Лучше бы Юра ошибался. К большому огорчению, он снова прав, когда с ноги открыл дверь бывшей палаты и нынешнего притона. — Ну ты и сволочь, Леруа, — скрестив руки на груди, злобно «поздоровался» на английском Юрий Плисецкий. Жан-Жак или, как он себя называет, Джей-джей вытер рот от крови. Обессиленный Паша рухнул на пол, к нему тут же из уголка подбежал испуганный и бледный Тимур и помог подняться другу. — Валите. Живее, — буркнул на русском Юра, не отрывая дерзкого взгляда от Джей-Джея. Мальчики, как могли, ковыляли быстрее к выходу. — Испортил мне такой ужин. Я не успел второго попробовать. — Он, конечно, не шедевр, но все-таки брат. — Ого! Как удачно… Один Плисецкий привел к другому… — Ухмыльнулся вампир и облизнулся, а в следующую секунду оказался прямо перед носом Юры и обхватил его подбородок пальцами, заглядывая в зелено-голубые прелестные глазки. Юрий сморщился от неприязни. — Ну, приветики, Русская Фея. — А вот это в конец его разозлило, поэтому Плисецкий резко и неожиданно ударил Леруа в пах коленкой. Разумеется, это ничуть не понравилось вампиру, но он никак не показал свою злость, а лишь усмехнулся, про себя подумав: «Что сделает ему эта феечка?» Но малую толику боли все же Джей-джей почувствовал, поэтому решил отомстить: он толкнул Юру к стене, об которую тот шлепнулся. Плисецкий зашипел от боли. — Русская феечка прилетела к своему бойфренду… Хах. А у Отабека хороший вкус. Светленькая и милая феечка. — Леруа подмигнул. — Если честно, я даже завидую ему… Ты же такой миленький. — Он меньше чем за секунду приблизился к Юре и потрепал того по голове. Плисецкий хотел вдарить ему, но вампир перехватил его ногу и обвил ее об свою талию. — Ты что творишь?! Сукин сын! — Юра пытался отпихнуться от Джей-джей руками, но тот одной рукой сцепил его запястья и поднял над головой. — Вампир ты еще более мерзкий, чем нефилим! Какого это быть изгнанным? — Юрий напомнил ему о происхождении. Леруа был сумеречным охотником раньше, пока его не обратил вампир. Жан-Жак входил в элиту нефилимов в Идрисе, которая и обзывала Плисецкого Русской феей. — Вполне себе нормально, учитывая, что у меня появилось большое количество друзей и знакомых. — Джей-джей отпустил Юру. — Я не враг тебе теперь. Мы с Алтыном вполне себе неплохие друзья. А парень моего друга — мой друг. — И нагло улыбнулся. Ох, как он взбесил Плисецкого. На кой-черт такой цирк Леруа развел? Друг он, ага. Конечно. А еще Валентин Моргенштерн — добрый дядька. Неужто Бека на самом деле дружит с таким придурком, как Жан-Жак Леруа? Серьезно? — Но друг из тебя так себе, раз ты меня лапал, извращенец, — брезгливо проговорил Юра. — Ох, ну, что ты. Как же Отабек откажется от моей дружбы, если я могу быть ключом к твоей бессмертности и вашей вечной любви, а? — Это не хило кольнуло Юру. — Он не… Я не… Нет. Я не стану кровососом. — А кто же тебя спрашивает? — Отабек не… Он не… он не станет так поступать… — Какая-то часть верила в это, а другая нет. Юрий задумался, его охватила дрожь, неужели Бека действительно этого хочет? — Не станет. А вот я… — Жан-Жак хитро улыбнулся. — Я могу быть добрым к своим друзьям. В следующую секунду Плисецкий почувствовал обжигающую боль. Клыки вампира впились в его ключицы, которые эта сволочь Леруа оголил, сняв куртку Юры и расстегнув леопардовую кофту. Нефилим даже и не успел понять сперва, от чего ему стало невыносимо больно. Он сильно стиснул челюсти и сжал кулаки. Юра обрел четкость происходящего не сразу, но как только его глаза перестали застилать слезы, что растеклись по щекам, и его взгляд сфокусировался, а ладонь разжалась и потянулась клинку, прикрепленному к ремню. Жан-Жак заметил движение, но уже поздно. Сморгнув поток слез и с трудом вздохнув, Юра вогнал лезвие в бок вампир. Леруа отстранился и застонал от боли. Разумеется, это же серебряный клинок. По какому-то странному случаю судьбы именно в этот момент в дверь палаты постучали и без всякого разрешения вошел Отабек.***
Виктор вместе с Юри со всех ног спешили к Ховринский больницы. Они очень переживали за мальчиков. Особенно Виктор, ведь это его ученики. Уже на месте они узнали о вечеринки нежити. Легче не стало. В поисках двух хулиганов, что подарили Виктору пять моральных инфарктов по пути сюда, выяснилось, что Георгия и Милу отправили сюда на патрулирование (по просьбе Конклава, дабы были уши на всякий пожарный случай). Таким образом вероятность быстрого нахождения младших нефилимов возвысилась. Они разделились на две команды, понятно на какие. Обеспокоенного Тимура и обессиленного Пашу первой увидела Мила, а Георгий в это время уже отправил смс Виктору, который телефон из рук не выпускал. Встретившись с этими бессердечными хулиганами, подарившим еще десять дополнительных моральных инфарктов Виктору, благодаря своему испуганному виду, Никифоров не знал, что делать: благодарить судьбу, что они живы? Или снять ремень и отшлепать их. Но в итоге Виктор уже в машине по пути в институт вел долгую и отчитывающую беседу. Юри невольно умилялся его заботой и полностью соглашался с ним, иногда добавляя что-то от себя, но более мягче. Никифоров не затыкался всю дорогу, но Паша и не думал как-то упрекнуть его, а просто стыдливо молчал, положив голову на плечо Тимура. Доехав до института, Паша произнес: — Простите. — И вышел из машины. — Извините, — повторил за другом Тимур и направился вслед за ним. Виктор лишь проводил их взглядам, а за его выражением лица наблюдал Юри. — Дети не только цветы жизни, но и проблемы… — сказал Виктор и заглушил мотор, вынув ключ зажигания. — Возможно, — согласился Кацуки. — Теперь и спать перехотелось… Ты не против, если мы съездим в одно место? — Я тоже не хочу спать, так что… давай. Виктор вновь завел машину. Он не сказал, куда именно они поедут. Без всяких лишних мыслей Юри лишь спокойно вздохнул и стала наблюдать за мелькавшими картинками ночной Москвы за окном. Остановка произошла у набережной, которую освещали желтые фонари. Не сказать, что было безлюдно. У дерева спал какой-то бомж, у другого выпивала спиртное какая-то компашка. Вот это романтика. Но Юри не жаловался, так как Виктор повел его подальше от подобного общества. Остановились они у более менее безлюдного места, где хорошо видны огни мегаполиса. — Я мог бы показать тебе место гораздо приятнее и красивее, чем просто ночной город. Но до него далеко. — Виктор усмехнулся. — А я никуда не тороплюсь. — Юри сплел свои пальцы с пальцами Виктора, немного покрывшись румянцем. — Мне нравится смотреть на речку, как бы не было это банально. Да и это ближайшее место, куда можно приехать и подумать о своем в одиночестве. — Но ты не один сейчас. — Да. — Уголки губ Виктора приподнялись в улыбке. — Я с тобой. И я счастлив. — Я имел в виду, что ты не один, что я могу мешать тебе думать о своем. Здравствуй, недопонимание. — Но я тоже счастлив, — добавил Юри, дабы сгладить ситуацию. — Что я с тобой. И не нужно больше слов, достаточно переплетенных рук, присутствия друг друга и романтическая встреча рассвета.***
Жан-Жак Леруа стонет от боли, пытаясь трясущимися руками вытащить клинок, Юрий Плисецкий в слезах. Вот такая картина предстала перед Отабеком. Наверное, не трудно догадаться, что произошло. — Твой выход на сцену через пятнадцать минут, так что готовься. — После этих слов маг взял за руки Плисецкого и вывел из палаты: — Я же говорил, не стоит тебе приходить. Юра обиженно надул губы и вытер влажность с лица. Маг повел его по коридору, они зашли в какую-то комнату и их диалог продолжился: — То есть я не должен был пока что знакомиться со своим эликсиром молодости? — Что? — Ну, вечной жизни там. — О чем ты вообще? — Отабек действительно не понимал, о чем говорит Юра. — Что он тебе сказал такое? — Ты хочешь, чтобы я стал вампиром. — Этот индюк тебе так сказал? — Так он тебе не друг? — Нет. Его группа будет выступать сегодня. Как выяснилось, то я просто ди-джей для разогрева. — Группа? — Да, он создал свою группу, состоящую из Нижнего мира, которая выступает чуть ли не по миру. Юра не удивился, этот Леруа такой пафосный, неудивительно, что стал такой звездой… Звездой… Какое яркое и светлое слово для такого куска дерьма, как он. — Посиди здесь недолго, я закончу кое-какие дела и вернусь. Не уходи никуда. Плисецкий кивнул и приступил к зализыванию свою ран. Во-первых, гематома на ляжке и шее от крепкой хватки вампира, во-вторых, две слегка кровоточащие ранки. Руна иратце (заживляющая) быстро от всего избавилась, оставив лишь неприятные воспоминания. Есть все-таки польза быть сумеречным охотником. Черт… Клинок у Леруа остался. Любимый ангельский клинок. Хрен с ним. В Идрисе новый купит.***
— Месье психолог Алтын, что скажите о придурке Леруа? Зачем он устроил подобный спектакль? Тупо из ненависти ко мне? — задал вопрос Юрий, снимая ботинки в прихожей квартиры Отабека, в которую они телепортировались. Опять. Ну, хотя бы не сразу на кровать. — Это элементарно, Ватсон. — Юра не смог не засмеяться. — Он же в тебя влюблен. — Этот придурок? — Да. Еще когда был нефилимом. А ты думаешь, почему он тебя дразнил? — Меня и его дружки дразнили, не думаю, что они прямо влюблены все в меня. — Они дразнили и забывали. А этот косился странно на тебя. Чуть ли не любовался в тайне. Я замечал его взгляды на нас, когда посещал тебя в Аликанте. Но отмахнулся, обвинив свое воображение. Произошедшая ситуация все-таки показывает правоту моих догадок. Он же пытался нас рассорить. — Говнюк. Всегда знал, что он говнюк. Юра предложил Беке поесть, но тот ответил, что слишком устал и хотел бы лечь спать, на том и решили. Почистив зубки, оба приготовились ко сну, разумеется, легли в обнимку, как парочка. Отабек тут же засопел. Мило так засопел. Юрочка умилялся и не мог заснуть. Не из-за сопения, а из-за какой-то тревоги на душе. Что за тревога… Не мог понять. Спустя время заснул, но так прозрачно… будто не спал, а глядел в темноту.***
— Японцы такие странные. Я все же поясню тебе. — Блондин с черными глазами лукаво улыбнулся, но потом уголки его губ поползли вниз. — Видишь ли, я хотел совершить нападения, как можно быстрее, но ваши японские конфликты помешали. Кланы токийских нефилимов так не устойчивы… Пришлось устранять их и отложить набор новичков в мою армию на попозже. Я рад, что уничтожил все их кланы, ибо они бы только мешали. Тебя, голубчик, я тоже не хочу брать… — Клинок протыкает грудь. — Нет! — Хотелось бы обратить тебя в своего воина, Виктор. Я все-таки видел тебя в Идрисе. Но с влюбленными иметь дело не хочу. Жалко такой талант… Но ничего не сделаешь… Плисецкий резко проснулся. Ему казалось, что в него плеснула кровь. Пульс участился, холодок побежал по телу. Так страшно и не ясно, от чего так боязно. Два часа Юра просидел пялясь в зомбоящик, то есть примитивный телевизор, который остался от старых хозяев квартиры. Бред помог отвлечься. Когда глаза стали слипаться и захотелось спать, то Юрий лег в кровать и обнял своего парня. Телефон Отабека разрывался от сообщений, но он его игнорировал, как и Юра. Звонок все же разбудил их. Маг взял трубку: — Хэй, привет? Как ты? Все нормально? — затрещал голос знакомого мага из Индии. — С тобой все хорошо? Как твой парень? Юлий, кажется? — Юрий. — Плисецкий оживился. — Да-да. Он же из института Москвы? Да? — Да. — И как? Он жив? С ним все в порядке? — Да. А почему… — О! Тогда вас обошло стороной. Это хорошо. Ты слышал? Скорее всего, не слышал. Серия нападений на институты по всему свету. Лондон! Лос-Анджелес! Пекин! И Нью-Дели тоже затронуло. Конклав меня попросил им портал открыть в институт. Ни одного живого в институте! Все мертвы… Новая война, Алтын. Новая. — И с кем? — С сыном Валентина. Джонатан Моргенштерн, что ли… Ох, я рад, что с Юлием все хорошо. — Юрий. — Да-да. А то некоторые фейри говорили, что он и на Москву напал. Ну, я рад. Ладно, давай. Привет Юлию. — Он тебя не знает… — Все равно привет. Вот и познакомишь, если к вам в Россию загляну или вы ко мне… Отабек сам сбросил трубку и стал долго размышлять о чем-то. Юра же просто ждал, когда маг отомрет и разъяснит, кто звонил и причем тут Юрий. — Кто звонил? — не выдержал и спросил Плисецкий. Судя по спокойствию Юры и его вопросу, Отабек понял, что тот ничего не слышал, поэтому поспешно стал одеваться. — Мой друг из Индии, — на ходу говорил маг. — Он… Он рассказал мне кое-какую информацию… Я хочу ее проверить. — Затем Бека исчез, а Юра не успел и ничего сказать, ему оставалось лишь вздохнуть и пойти умываться. Во время завтрака в полном одиночестве у Юрия на душе снова кошки скреблись. Что-то не так. И это связано со звонком и с уходом Отабека. Должно быть еще какое-то звено, которое бы все объясняло. Юре стало одиноко. Бека долго не возвращался. Плисецкого тянуло в институт к дедушке, куда он и отправился, заказав такси. Он не замечал, что его телефон, стоявший на беззвучным режиме, разрывался от звонков. Чем ближе Плисецкий подъезжал к институту, тем становилась больнее от тревоги, тем сильнее казалось, что ему откроется истина, которая перевернет его жизнь с ног на голову. Доехав до пункта назначения и оплатив такси, Юра вышел из машины. Всё сжалось от неприятного и мерзкого предвкушения. Холодный ветер чуть ли не пробирал до костей. Юрий не знал, чего ждать. Он не имел ни малейшего понятия. Ощущения и чувства обострились. Такого он никогда не испытывал. Засунув руку в карман, нащупал телефон и достал, чтобы посмотреть время, и увидел, что ему звонит мама: — Юра! Юра! Ответь! Ответь! Пожалуйста! Юра! — Да, мам? — Ты жив?! Юра, ты жив?! С тобой всё хорошо?! Юра, скажи, где ты? Ты в плену? — Нет. — Кожа покрылась гусиными лапками. — Я у института. Что случилось? У мамы разрядился телефон, потому что в трубке послышалось: "Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети". Юра странно себя ощущает. Действительно что-то произошло. Но что именно? Все ответы можно найти в институте. Любопытство хотело узнать, что произошло, но страх твердил бежать, куда подальше, менять гражданство, паспорт, просить магов стереть себя память навсегда и уехать, куда подальше, стать примитивным. Юре казалось, что всё это схоже с падением, будто бы он хочет прыгнуть куда-то в темноту. Он не знает, что за ней скрывается, но прекрасно понимает, что будет больно. Сделав глубокий вдох, Плисецкий ускорил шаг к институту. Он не решался открыть дверь, но сделал это. Сначала услышал мертвую тишину, а затем плач. Не один плач. Звук усиливался, когда Юра все ближе и ближе подходил к большому тренировочному залы. Увидев причину плачу, он понял. Вот оно… Конец падения и огромная боль. Около двадцати окровавленных трупов. Сердце невыносимо сжалось. Дедушка. Паша. Тимур. Дети… Маленькая девочка Вика… Девчонки. И над всеми ними плакали их матери. Юра подошел к матери, склонившейся над Пашей. Она обернулась и кинулась на шею Юры. Юрий словно лишился всех эмоций, не один мускул на его лице не дрогнул. — Ты жив… — Она отстранилась и погладила его щеки, словно проверяя, а действительно ли он живой… — Я так рада… но Паша… и… — И Виктор… и Юри… — добавил Юра, взглянув на два тела, что лежали рядом друг с другом. Над ними никто не плакал. — Кто? А… Да. Всё. Теперь я тебя ни на шаг от себя не отпущу. — И снова обняла. — Но я же взрослый… — Не важно. И старшие… которые живы… — Мать снова разрыдалась. — Тоже… будут… дома… Юра встретился глазами с Отабеком, который параллельно беседовал с какими-то сумеречными охотниками. Плисецкий понятия не имел, обижался ли он на мага или нет за то, что тот скрыл о происшествии. Юрий Плисецкий в эти моменты просто потерялся среди чужой боли, слез. Он не понимал, страдал ли он. Он приземлился в огромный бассейн тягучей тьмы… Его окружала куча раздумий о жизни и смерти, о правильном и неправильном. Он не рыдал и не скорбел, как другие его родственники. Юра углубился в себя.***
Белые лилии украшали могилы двух неизвестных миру сумеречных охотников. Они не совершили великих дел. О них никто не вспомнит. У них нет родственников, которые бы скорбели. Друзья или забыли, или не желают тратить свои слезы и скорбь на них. — У тебя же было много друзей, Виктор. Почему никто из них не стоит у твоей могилы? Почему здесь стою только я… — Юра, с тобой все хорошо? — Появился из ниоткуда Отабек. — Нет. Не все хорошо. — Плисецкий вытер слезы. — Он был дорог тебе… Как старший брат. — Да… А я говорил, чтобы он сдох. — Ты не со зла. — Я не хочу быть сумеречным охотником. — Почему? — Разве это жизнь… Страдания. Одни страдания. И кругом кровь невинных жертв. Просто какой-то псих так захотел. Армия нужно ему была, видите ли… И Валентин… И Конклав… Постоянная война то друг с другом, то с нежитью… Трудись на верность Конклаву, умирай в его сражениях… Разве это жизнь. Разве Виктор это заслужил? А Юри? А дети? А Паша? А Тимур? А Вика? Они это заслужили! Я не хочу! Не хочу быть причастным к этим войнам! Быть частью постоянных человеческих смертей! Слезы, лившиеся ручьями, переросли в рыданья. Отабек обнял Юру, пытаясь успокоить, поглаживал по спине. — Так всегда было, Юр. Ты же изучал историю нефилимов. Разиэль… — Ах, да… доказательство существования которого и нет вовсе. Я знаю… Я изучал… Я не задумывался… Это всё бессмысленно… Одна война… за другой… Потеря жизней… Разве так можно? Не хочу быть частью этого… — Если ты так хочешь, то… Никто не заставляет тебя. Юра попытался успокоится, Бека наколдовал ему стакан воды. Последний раз взглянув на могилы, он слабо улыбнулся: — Надеюсь, в другом мире вы будете вместе. Два одиночества, которые могли бы жить вдвоем весело и припеваючи. Два одиночества, которые могли бы создать семью. Два одиночества, которые наконец нашли свою любовь. Два одиночества, погибшие из-за чужих идеалов. Два одиночества — жертвы дурацкой войны.