Нефилимы

Плисецкого воротило от этих голубков, но одновременно он за них боялся. Обжиматься, танцевать вдвоем под сопливенькую песенку среди окружения пьяных кузенов и родных братьев Юрия. Он знал и о их гомофобии, о их бестактности (этой чертой почти все Плисецкие дарованы, кроме дедушки, наверное), о их стремлении выразить свою позицию и отстоять свою правоту. И надо же, он оказался прав. Юрию, так и быть, не совсем приятно ощущать от этого удовлетворение, но он не сдержался и ухмыльнулся, как бы говоря: «Ну, я так и знал». Его бухой в хлам братишка воскликнул, обращаясь к Виктору и Юри: — Пидоры, что ли? А, ну да, это же Виктор Никифоров — главный пидор России. — Ой, надо же, а это Егор — главный алкоголик Москвы. Ты зашиваться еще не надумал? — Юрочка внимательно стал наблюдать за сие срачем, пока Отабек копался в своем телефоне. Егор же грозно выпятил грудь, словно индюк, затем покачнулся от выпитого алкоголя. Виктор усмехнулся на это, Юри же покраснел и опустил взгляд, не желая наблюдать за этим и как будто что-то обдумывая. — Ты че нарываешься? — Хотел уже замахнуться пьяный Егорушка. — Тихо-тихо, братишка, спокойно. Пошли, там шашлычок приготовился. — Кирюха, да тут… — Ты мне всю дорогу ныл, как шашлык хотел. Так что пойдем. — Этот самый Кирюха, по-братски приобняв за шею Егора, увел его, ответив на благодарный кивок Никифорова закатыванием глаз. Юрочка же прыснул, засовывая руки в карманы толстовки и положив голову на плечо Отабека. М-да, это какой-то цирк: пьяные родственники, музыка из восьмидесятых-девяностых (советская) и отступление гордого японца перед русским. Не, это сериал, за которым наблюдает сейчас Юра, а Отабек все шлет кому-то смски. Стоит ли начинать ревновать? Все-таки Юрий доверяет ему, да и наблюдать за алеющим поросенком и распускающим руки Виктором интереснее. Капитуляция японской гордыни. Это отличное название для серии какого-нибудь сериальчика по зомбоящику. Может, Юрочке податься к сценаристам-примитивным? Почему бы и нет? В рядах нефилимов его не особенно то и любят, словно он чужой. — Кому ты там яростно строчишь? — Бека наконец оторвался от своего телефона, поднялся на ноги (Юра вслед за ним), и они вместе вышли из зала в более тихое месте, в коридор, где Юра добавил: — Просто любопытно. — Сегодня большая тусовка в Ховрино у нежити, — начал Отабек, облокотившись о стену. — Помнишь, я тебе рассказывал? — Ага. — Юрочка кивнул. — Гарик просит его подменить… И вместо него быть ди-джеем. — И в чем проблема? — Я хочу остаться с тобой. — Юра не мог не покраснеть, а уголки губ невольно сложились в умиляющейся улыбке. — Так пойдем вдвоем, мне не особо хочется тут быть. — Я не думаю, что тебе там понравится. — Это хорошо так кольнуло Плисецкого. — Точнее… Ты же понимаешь, какие сейчас взаимоотношения между сумеречными охотниками и нежитью… Поэтому я лучше останусь с тобой. А Гарик обойдется. — Ой, вали на свою супер дискотеку, — с обиженным выражением лица молвил Юра. — Я же не надоедливая женушка тебе. Я знаю, как ты хочешь туда. Тем более на такой большой тусовке побыть ди-джеем… — Но я… — Иди. — А ты? — А я? А я пойду к тебе в квартиру и… — Юрочка приблизился к Отабеку и прошептал ему в самое ухо: — Буду там тебя ждать. — И быстро чмокнул в щеку, заранее оглянувшись, отсутствуют ли свидетели. Улыбнувшись, поправил футболку своего парня. — Ладно, — сказав это, Бека обнял Юру. — Постараюсь прийти, как можно раньше. — Отстранившись, он тут же исчез, от чего Плисецкий слегка пошатнулся, недовольно пробурчав. Торчать здесь долго Юрий не намерен, поэтому, набрав кучу вкусной еды (среди этого и замечательный кусок сочной говядины, салаты бабы Маши, ее запеканка и куча всякой сдобной выпечки), поспешил было уйти… Но ему это сделать не дали, поскольку Яков заставил его сидеть с мелкими весь вечер, как Георгий и Мила, пока тот будет праздновать вместе с Лилией, которая, видите ли, все это время занималась детьми… Одно хорошо — все детишки объелись до отвала, поэтому на великие нефилимовские подвиги никого не тянуло (то бишь Пашу, младшего брата Юры, и Тимура, друга-повторюшку). И одно плохо — две девочки трещали о симпатичных братьях Плисецких. Маленькие девочки о взрослых дядях… Обсуждали, кто красивее, за кого бы они замуж вышли. У Юры лоб покраснел и стал побаливать от количества фейспалмов, которые он совершил за время этой болтовни. Хорошо, что самая младшенькая Вика пока что об этом не рассуждает, а просто внимательно слушает и хихикает от выражений лица Юрия, пока заучка-ботан Леша изучает книгу с рунами, параллельно листая учебник латыни. Все они сидели перед камином в одном из малых залов. На подушке, словно элита, лежал и дремал мохнатый пудель Маккачин. Старшие (Георгий, Мила, Юрий) точили оружие, отвечали на вопросы от младших, разговаривали между собой, вспоминали прошлые свои задания, как они одолели одного могущественного демона. Не так скучно и отвратно для Юрия, чем сидеть в кругу старших братьев и кузенов и прочего пьяного сброда, и, разумеется, голубков Виктора и свинки. Дедушку бы сюда еще, да только сегодня он нарасхват. Начинало темнеть, а громкие пьяные голоса только прибавлялись. Детям надо было ложиться спать. Только этого они не хотели. Гоша и Мила старались намекать, но те и ухом не повеяли. Когда время перевалило за десять часов, то церемониться не стали, погнали всех спать, а Юра наконец мог поехать в квартиру своего ненаглядного. Вдруг тот уже вернулся, в чем Плисецкий все же сомневался. Тусовка наверняка до утра будет, хоть и Бека обещал вернуться раньше. Ну, максимум в два часа ночи придет. Ничего, Юрочка подождет его.

***

Юри Кацуки не до конца понял, как вдруг оказался наедине с Виктором в одной комнате. Он помнил все так размыто с момента их танца, зато ярко ощущал мягкие и теплые прикосновения Никифорова, от чего в груди бешено билось сердце, а роящиеся в голове мысли вдруг развеялись. Хотелось больше прикосновений, уйти, куда подальше от чужих взглядов, чтобы те не мешали, ничего не притупляли. Виктор, казалось, чувствовал то же самое, но он обладал собой больше, чем Юри, поэтому, взяв того за руку, отвел в свою комнату, которую предварительно запер. Лишь только закрылась дверь, как русский нефилим притянул к себе японца, обхватив за талию, слегка сжимая ее своими длинными и аккуратными пальцами. Кацуки еле слышно пискнул, но в ответ обхватил шею Никифорова, зарываясь одной ладонью в его серебряные волосы. Их взгляды встретились. Юри показалось, что никогда аквамариновые глаза Виктора не были настолько чистыми и искренними, словно не таили в себе ничего подлого, хитрого и пошлого. Этому хотелось верить так отчаянно. Их лбы соприкоснулись. Виктор поглаживал спину Юри, а тот провел ладонью по шее, от чего у Виктора побежали приятные мурашки, он прикрыл глаза, полностью расслабляясь и отдаваясь ощущениям, но Юри это не понравилось, поэтому он чуточку царапнул кожу, заставив Виктора дернуться и открыть глаза, уголки губ расплылись в извиняющейся улыбке, носом он провел линию по щеке и чмокнул в скулу, затем в лоб, после быстро перемещаясь, оставил краткий поцелуй в губы и отстранился. — Располагайся, — прошептал Виктор, кивнув на кровать, и зачем-то отошел к шкафу. Юри сморщился и нахмурился, услышав чей-то пьяный возглас. Небольшие морщинки его лба тут же разгладились, когда он понял, почему Виктор отстранился — он достал патефон и какую-то пластинку. Кацуки внимательно наблюдал за ним, присев на самый краешек кровати. Патефон сперва капризничал, но потом заиграл вполне романтическую музыку, которая заглушала всякие посторонние шумы. Японец расплылся в улыбке от небольшой комичности того, как Виктор пританцовывает, направляясь все ближе к нему, к тому же еще пытается делать вид, что поет, хотя не знает язык песни, от чего нельзя не засмеяться. Когда он дошел до своей цели, остановился, глядя сверху вниз на Юри, закусив губу, ожидая от него какой-нибудь реакции. Так и не дождавшись, он решил присесть к тому на колени, но Юри резко продвинулся назад, позволяя Виктору плюхнуться на кровать коленками. Никифоров усмехнулся и, поправив челку, упавшую на глаза, пополз к Юри, который продолжал отползать, сам не зная зачем. Хотя нет… знал. Заигрывает. Сексуально облизал губы, глядя прямо на Виктора, тот аж присвистнул и продолжал все также приближаться, достигнув своей цели, он наклонился к лицу Юри и прошептал: — Попался. И коснулся губами его губ, оставляя мимолетный поцелуй, после переключился в самый уголок рта, спустился к шее, рассматривая руны, обводя их указательным пальцем, и впивался губами в кожу, от чего Юри застонал и покрылся гусиной кожей; решая не отставать, он проникает ладонью под матроску Виктора и начинает гладить его спину, немножко царапая, а Никифоров в это время оставляет несколько поцелуев на шее и наконец вновь целует в губы, в этот раз проникая языком, щекоча им нёба. Никогда. Никогда подобные прелюдии не приносили Виктору удовольствия. А у Юри нечто яркое происходит вообще впервые. Виктор, не отрываясь от губ, начинает потихоньку стягивать пуловер Юри, лишь на секунду отстранившись, он снимает его через голову и желает продолжить, но Юри не хочет быть единственным с голым торсом в этой комнате, поэтому также раздевает Виктора, который опешил от этого. Юри облизывает губы и вновь притягивает его к себе для поцелуя, соприкасается с языком. У Никифорова просто сносит крышу: Юри потрясающе целуется! Кроме этого, вид на голую грудь Кацуки по-настоящему заводит. Руки так и тянутся прикоснуться к ней, что Виктор и делает: проводит пальцами по животу, очерчивая круги, по прессу и по ареолам сосков. К последним он припадает губами, сперва ласкает один, а после — второй. Юри задохнулся, не ожидая, что это приятно. Оставляя поцелуи на торсе, Виктор аккуратно снял штаны Юри, отдернув их вместе с трусами. Он наконец увидел то, о чем грезил в своих эротических снах. Лицо Кацуки заалело от наготы и вожделенного взгляда, он даже невольно икнул, тем самым отвлекая Виктора, благодаря чему тот нежно посмотрел на него и снова поцеловал, одной рукой притягивая за шею, а другой обхватил возбужденный член. Щеки Юри запылали еще сильнее, сердце билось так громко, что шумом отдавалось в ушах, а что-то внизу живота сладко ныло от предвкушения. У самого Виктора также было тесно в штанах, но он это пока что игнорировал. Страстно поцеловав, он провел языком по шее, обвел им вокруг соском, пощекотал пупочек и достиг своей цели, обвел языком головку, прошелся по уретре, ладонью обхватил ствол и скользил движениями, размазывая выступившую смазку. Юри выдохнул и протяжно застонал, когда Виктор полностью обхватил его губами и начал обсасывать, громко причмокивая, вбирая все глубже и глубже, от чего наслаждение Юри становилось все ярче и ярче, он прерывисто дышал, стиснул простыню, закусывал губы, лишь бы не застонать слишком громко. Виктор делал это то быстро, то медленно: он хотел заставить стонать, но не дать эякулировать. Разомкнув губы, он приподнялся, чтобы чмокнуть Юри в губы, но промахнулся и попал в подбородок. Кацуки строго посмотрел на него, кивнув на его оставшуюся одежду. Виктор поднял ладони, как бы говоря «сдаюсь», встал с кровати, расстегнул пуговку и молнию джинсов, полностью стянул все, оставшись нагим. Юри недолго любовался его телом, покрытым рунами, так как Виктор тут же забрался к нему, обняв ногами его поясницу, прижавшись близко, тело к телу, и поцеловал, обсасывая верхнюю губу, а после приступая к нижней, завершая все сплетением мокрых горячих языков, одним этим все не ограничивалось. Виктор сжал в кольцо свой член и член Юри и стал водить по нему вверх вниз — оба в унисон простонали. Никифоров стал ускоряться, Юри, обнимающий его, стараясь перекричать бешенный стук сердце, сквозь прерывистое дыхание спросил: — Подожди… Разве ты не хочешь… Ну… — Виктор остановился и выразительно взглянул. — Что именно? — изображая из себя дурочка спросил он. Юри строго посмотрел на него. — Я не знаю, как ты хочешь… Сверху или снизу? — А ты как обычно бываешь? — И так, и так. Но… я думаю… Если ты хочешь с этим… то я могу быть снизу. Наверняка ты ни разу не был снизу, так что тебе может быть не привычно и больно, а мне не хочется портить наш первый раз. — Все нормальн… — Я буду снизу, — проговорив это, он встал с кровати и отошел к шкафчику, вернулся уже с тюбиком. Не трудно догадаться о его содержании. Юри почувствовал себя немного лишним, глядя на то, как Виктор растягивает самого себя и получает от этого сначала дискомфорт, а потом наслаждение. Но то, как он вставлял скользкие от смазки пальцы, двигаясь ими внутри себя, увлажняя стенки, постанывал, заводило не на шутку, одной рукой Юри водил по своему члену, а второй доставлял еще больше удовольствий Виктору (да-да, стеснение и строгость Кацуки куда-то испарились). Виктору казалось, что он уже вот-вот будет близок, поэтому осторожно убрал ласкающую его руку, чтобы аккуратно насадиться на Юри. Никифоров невольно задрожал, ощутив его в себе. Слишком резко сел… настолько, что сразу задело простату, чуть искры из глаз не пошли, зато слезы потекли от боли и удовольствия одновременно. Юри вообще испугался: — С тобой все хорошо? Виктор прокряхтел что-то нечленораздельное, похоже больше на «да», вторая волна на этой раз более приятной дрожи окатила, когда он стал двигаться, в этот раз уже простонал Юри от того, как его стиснул Виктор. Несколько толчков, чтобы привыкнуть, сменились быстрым темпом, от которого оба застонали так громко, чуть ли не перекрикивая играющую пластинку. Их тела пылали от переполняющих эмоций, кровь, словно налившаяся свинцом, горячила обоих. Достигнув той самой точки взрыва, Юри излился прямо в Виктора, а он — в свою руку… — Ой… Прости. — Юри бы покраснел, если бы и так не был красным. Он стыдливо прикрыл глаза. — Ничего. — Чмокнув его в лоб, Виктор направился в ванную, соединенную с его спальней, оставив запыхавшегося Кацуки наедине со своими мыслями.