***
Дыхание сбилось, в ушах глухими ударами отдавались ритмы бешено колотившегося сердца. И, как по часам, когда я выбежала на поляну, тучи с раскатистым грохотом выпустили непосильную ношу из своих объятий, позволяя тяжелым каплям стекать по моей горячей коже, остужая ее и придавая сил. Вот только звуки преследующего по непонятной мне причине становились все громче, даже ворчливое грохотание туч не могло заглушить их, они забирались внутрь меня, вызывая армию мурашек по спине и тонны адреналина в крови. И лишь на миг мне показалось, что я услышала скрипучий и низкий голос, который шептал: «Наконееец…нашшшла». Отыскав в себе горстку смелости, я обернулась и увидела это. Оно двигалось невероятно быстро, словно его несли адские псы. Лицо скрывал капюшон истрепавшейся и подпалённой мантии, в нос ударил тошнотворный запах горелой плоти и металла. Тонкие и сухие руки, обвитые темными венами, тянулись ко мне, желая сомкнуться на моей шее. Не знаю, что спасло меня, моя неуклюжесть или что-то посерьезнее, но тем не менее я была спасена. Глубокая и уже такая родная вода неожиданно раскрыла свои объятия, в которые я с невероятным облегчением упала. За несколько сотен снов я выучила урок и поняла, что могу спокойно сделать полноценный вдох в воде, не боясь, что она обожжет легкие. Теплое течение несло меня дальше от этого, убаюкивая нежными волнами. Темное пятно неизменно кружило над синевой гладкой поверхности, опускаясь все ниже. И наконец я услышала, что говорит знакомый женский голос: «Держись, милая, все вот-вот изменится».***
Голова сильно гудела, и было очень холодно. Свет ламп больно ударил по глазам, когда я с трудом разлепила их. Как только белые пятна перестали плясать, я увидела склонившихся надо мной отца, близнецов и подозрительно знакомого парня. Мои попытки сесть были легко остановлены уверенной рукой этого парня. — Тебе лучше полежать, — мягкий тембр его голоса успокаивал и усыплял, мне пришлось подчиниться. — Дорогая, как ты? — лицо отца выглядело обеспокоенным, хотя губы были поджаты. Он так делал, только когда злился. — Нормально, — я не узнала собственный голос. Он звучал так, будто я позаимствовала его у пожилой женщины. — Можно стакан воды? — я с просьбой обратилась к близнецам, которые смотрели на меня с укором. Как только мальчики отошли на другой конец папиного кабинета, уже не таким сиплым голосом я спросила, обращаясь и к отцу, и к парню: «Что случилось?». Папа сразу опустил глаза, словно чувствовал вину за то, что произошло, но парень не отвел свои голубые глаза, которые последние несколько минут были направлены только на меня. — На тебя напала гарпия, которая притворялась твоей подругой, — интонация была такой, словно он обсуждал погоду за окном. — Знаешь, гарпия — это… — Я знаю, кто это, — неожиданно для себя перебила я. — Так она в курсе? — брови парня поднялись в изумлении, когда он обратился к моему отцу. — Нет, — резко ответил он, — хорошо знает мифы. Я не нарушал договор, она ничего не знает. — Хорошо. Что ж, пришло время узнать правду, — теперь он обращался ко мне. Мальчики вернулись со стаканом воды каждый, поэтому пришлось отложить этот разговор, но мне не терпелось узнать, о каком договоре говорил отец. — Будет лучше, если вы поговорите без присутствия мальчиков, им не следует ничего знать, и в более безопасном месте, — вот уж не думала, что отец может иметь отношение к чему-то странному. Он всегда был таким консервативным, казалось, он был рожден для маленького города, в котором главный преступник — уличный кот, случайно залезший в магазин. — Если я правильно помню, то Ваш дом находится под защитой и это самое безопасное место после Букингемского дворца, конечно, — на эти слова парня отец лишь сдержанно кивнул. — Думаю, вы сами можете добраться до дома, мы с мальчиками пойдем в кино, как и собирались. Если что-то случится, сразу звоните, — неужели отец отправит меня одну с незнакомым человеком? — Поверь, самое безопасное место для тебя сейчас рядом со мной, а познакомиться мы еще успеем, — словно читая мои мысли, сказал голубоглазый парень и подмигнул.***
Было решено добраться до дома на такси, несмотря на то, что мы спокойно могли дойти пешком. «Ты что, не понимаешь ничего? Так намного быстрее и безопаснее, Воображала», — примерно такой ответ получила я на вопрос: «Почему такси?». Ехали мы в молчании, мои жалкие попытки заговорить и узнать хоть что-нибудь быстро пресекались недовольным тоном парня. Лишь с пятого раза я узнала его имя: «Перси, меня зовут Перси Джексон. Твое имя я знаю, Воображала, а теперь помолчи, а то сболтнешь чего-нибудь лишнего». В другой день я не смогла бы промолчать и легко нашлась бы с ответом, но сегодня не тот день: голова все еще раскалывалась, мысли в ней путались и разбегались, как таракашки от яркого света, потому мне пришлось пристегнуть свою гордость, что далось с трудом. Квартиру заливало предзакатное солнце, отчего она вся казалась подсвеченной изнутри. Свет, проходя сквозь хрусталь люстры, раскладывался на сотни маленьких радуг, образуя причудливые узоры на полу и стенах. Я прошла на кухню и поставила чайник, сейчас как никогда мозг требовал дозу кофеина. — Миленькая квартира, — послышался сзади голос Перси, который уже успел устроиться на стуле за столом. — Не будем тянуть Сфинкса за хвост, — он повернул голову так, что на лицо упали золотые лучи, от которых синие глаза стали казаться лазурными. — Из разговора с твоим отцом я понял, что ты знакома с древнегреческими мифами, — я кивнула, еще не догадываясь, во что выльется разговор. — К примеру, от союза Бога и человека рождаются полубоги, наделенные силами божественного родителя, только меньшими способностями. Так вот, — тут Перси начал заметно нервничать, — ты одна из таких детей, твоя мать — Афина. Чайник пронзительно засвистел, оповещая, что вода в нем готова оказаться в чашке. Мысли с еще большей скоростью начали носиться в голове, стараясь собраться в единую картину, но у них отчаянно ничего не получалось. Смысл сказанного Перси постепенно доходил до меня, и с каждой секундой я все больше убеждалась в том, что он сумасшедший, а я не лучше, раз впустила его в дом. — Ты будешь чай или кофе? — в сознании отрывками проносились кусочки того, что я знала о Древней Греции. — Чай. И ты никак не отреагируешь на то, что я тебе успел сказать? — кажется, его удивляла моя реакция не меньше, чем меня родство с Афиной. — А что ты ждешь от меня? Единственное, что я поняла, так это то, что ты с ума сошел. И я не собираюсь выслушивать твои бредни, — чашка чая со стуком опустилась перед ним на стол. — Я думал, ты окажешься умнее, дочь Афины все-таки, — со вздохом сказал он. — Если ты не веришь, — с большим воодушевлением начал он, — я докажу, что говорю правду и не сошел с ума, — и сделал глоток из кружки, но когда он поставил ее обратно на стол, тонкая струйка чая из нее начала подниматься вверх, потом сделала петлю и стекла назад в чашку. — Есть мысли? — Ты сын Посейдона, — на выдохе сказала я, переводя глаза на Перси и удивляясь, что мой мозг сейчас смог так быстро сложить два плюс два. — Быстро реабилитировалась, Воображала, — в его глазах блестели кристаллики солнца, и на губах играла легкая улыбка, от которой что-то звякнуло внутри и разорвалось на цветные осколки, один непременно попал в сердце. — Рассказывать тебе про Древнюю Грецию не имеет смысла, раз ты все знаешь, на месте разберемся. Ещё вопросы? — Что значит «на месте разберемся»? И о каком договоре говорил отец? — но мне все еще слабо верилось в существование Олимпийских Богов. — Думаю, про договор тебе должен сказать отец, я и так рассказал тебе про твое происхождение, этого достаточно, — затем его лицо приняло такое выражение, словно он ожидал схождения лавины. — Ах, да, на месте разберемся, в Лагере Полукровок, это в Нью-Йорке. Завтра вылетаем. — Очень смешно, ты действительно решил, что я полечу с тобой в Америку? Мы знаем только имена друг друга, — что-то непонятное кипело внутри меня: то ли это был здравый смысл, то ли непринятие того, что все решили за меня. — Почему бы и нет, любая девчонка согласится полететь со мной в другую страну, — и этот самовлюбленный тип подмигнул мне. — Но я не любая девчонка, в отличие от других у меня есть голова на плечах, а не только безудержное увлечение красивыми мальчиками, — я скрестила руки на груди, довольная собой, считая, что немного осадила его. — Так ты считаешь меня красивым? — он улыбнулся так, словно только что стал победителем во всех конкурсах мира одновременно. — Сложно нам с тобой будет, похоже, ты та еще Воображала. Не успела я ответить ему что-нибудь едкое, как в дверь позвонили. Отец и Сьюзан с близнецами вернулись домой раньше, чем хотели: мальчикам стало плохо в кинотеатре. Сью пошла укладывать Мэттью и Бобби спать и заодно накормить таблетками. Отец зашел к нам на кухню и устало опустился на стул. — Все успел объяснить? — Перси лишь сдержанно кивнул. — Все, что он должен был сказать, только, что я полубог? Какая же сложная задача, — я была в бешенстве, казалось, все вокруг знали, кто я, кроме меня. — Он не рассказал про договор. Какой договор ты заключил? Он касается меня, верно? — Я, пожалуй, пойду, а вы поговорите, — Перси начал подниматься. — Нет, нет, останься, поможешь мне с некоторыми фактами, — отец выглядел взволнованным, он вытер лоб и начал рассказывать. — Как ты теперь знаешь, ты дочь Афины, а у нее достаточно врагов, которые хотят отомстить и готовы прибегнуть к любым способам. Поэтому после твоего рождения Афина не только отдала тебя мне, хотя так поступают все Боги, но и взяла со всех, кто знает о тебе, слово, что они ни за что не выдадут тайну твоего существования, и, конечно, наложила массу защитных заклинаний, чтобы тебя не почувствовал тот, кому не следует. — Да, ты все правильно услышала, кровь полубога пахнет особенно, что привлекает циклопов и других существ, которые не прочь подкрепиться, — объяснил Перси, видя, что последняя фраза отца ввела меня в заблуждение. — Договор заключался не только в том, чтобы те, кто знает про тебя, не распространялись об этом, но и в том, что они не имели права рассказывать тебе что-либо про тот мир, — закончил отец и перевел взгляд на Перси, как будто прося продолжить. — Пару дней назад Афина заявилась в Лагерь и сказала, что сейчас над тобой нависла большая опасность и она теперь не может косвенно защищать тебя. Просила найти тебя, открыть тайну и отвести в Лагерь, где тебе точно ничего не угрожает. Поэтому мы завтра летим в Нью-Йорк, — с воодушевление добавил Перси и опять улыбнулся той улыбкой, от которой сердце замирало. — Пап, это правда? Мне так необходимо поехать в этот Лагерь? Как же институт? Не могу же я бросить Оксфорд! — отец был непреклонен, он уговорил меня поступать в следующем году, если все успокоится. Мозг кипел от полученной информации, сердце не принимало переезда и разлуки с семьей, душа осталась в Лондоне.