4.You got me
9 августа 2017 г. в 20:04
Этой темной, безлунной летней ночью аллею парка освещают лишь неяркие уличные фонари, но этого достаточно, чтобы видеть дорогу в радиусе более десяти метров. Русоволосая девушка идет одна по безлюдной местности, неся на плече чехол, в котором покоится изящный деревянный музыкальный инструмент, которого совсем недавно касались ее руки. Играющая в наушниках пятая симфония Баха заглушает шум листвы, тихие порывы ветра, от которого юбка юной особы то и дело клонится в правую сторону, а также перешептывания группы молодых парней, идущих позади уже какое-то время. Девушку ничего не заботит в данный момент: она успешно сдала последний экзамен в школе искусств, а после скромно отпраздновала это походом в кинотеатр с подругой. Легкая улыбка играет на ее губах, и даже мысль о том, что дома ее никто не ждет, что в родном месте некому разделить с ней этот радостный момент, не омрачает ее. Она идет невесомой, но стремительной походкой, наслаждаясь тёплым июньским вечером, красотой природы этого маленького лондонского парка, по которому ей приходилось ходить так часто, что она могла определить местоположение любой лавочки, любого деревца с закрытыми глазами. Теперь она думает о поступлении в Гилдхоллскую школу музыки и театра в Лондоне — одно из самых престижных высших заведений страны с таким направлением. Именно туда она мечтала поступить с тех пор, как целиком и полностью отдалась музыке, в частности, игре на скрипке, и весь последний год усердно занималась каждый день, чтобы воплотить свои мечты в реальность. А с такими высокими результатами экзаменов она наверняка могла поступить в этот институт, оставалось лишь пройти там прослушивание через две недели. Внезапно из мыслей ее выдернуло внезапное прикосновение к руке, чего она точно не ожидала в такое позднее время, когда вокруг не было ни единой души. Однако вот рядом на хрупкую девушку устремились взгляды трёх рослых парней, один из которых, видимо, самый старший из них, осматривал тонкие черты ее лица, а два других — более интересные части ее тела.
— Красавица, чего гуляешь одна в столь поздний вечер? — от каждого из компании пахло перегаром, отчего она на мгновение поморщилась. Взглянув украдкой на двух его друзей, произнесла спокойно, но не без опаски в голосе:
— Я очень спешу домой, меня тут скоро встретит мой парень, — конечно, она лгала, но это, по ее мнению, был лучший способ избавиться от пристающих выпивших парней, когда под рукой не было перцового баллончика. Девушка уже начала быстрыми шагами удаляться, как трое оперативно подбежали и замкнули ее в круг, встав на максимально близком расстоянии, так, что ей было уже некуда деваться.
— Думаю, он подождёт, а пока мы могли бы поразвлечься, — произнёс другой, когда снял с ее плеча чехол с инструментом, а третий ловко вырвал из рук папку, в которой лежали ноты и документы, получить которые она успела только сегодня. Эта резкая настойчивость и быстрота их действий напугали девушку, но она продолжала пытаться забрать вещи и отбиваться от их наглых приставаний и уже откровенных попыток снять легкую блузку. Тщетно. Эта ситуация только забавляла парней и заставляла их поддразнивать девушку ещё больше, пока старшего не начало раздражать ее сопротивление, и он повалил-таки девушку на сухую мягкую траву. Дальше для девушки все происходило как во сне: ее худощавое телосложение и конкретный упадок сил, которые она сегодня практически полностью израсходовала, делали ее еще более уязвимой и слабой, а ее крики о помощи не были слышны в безлюдном парке, ближайшая дорога от которого была намного дальше, чем могло казаться. Когда на ней уже не осталось одежды, она не могла более сопротивляться, и слезы градом катились по ее румяным щекам, но она даже не всхлипнула. Ее целиком охватило чувство беспомощности, безысходности, когда острая боль будто электрическим зарядом прошлась по ее телу. Куда вмиг девались ее гордость, самоуважение, чувство собственного достоинства? «Как, — думала она, — все может разрушиться в один теплый июньский вечер? Как кто-то может отнять у человека так много всего за несколько минут?» Все ее чувства были растоптаны сейчас в этом самом парке, за несколько лет ставшим ей родным. Четыре дня в неделю в течение шести лет она проходила по этой самой аллее, направляясь в школу искусств и обратно оттуда домой, и каждый раз чувствовала себя в безопасности. В этом отнюдь не криминальном районе все прохожие были милы и доброжелательны, некоторых она даже знала в лицо и всегда здоровалась с ними, проходя мимо. Именно в этом парке она зачастую находила ответы на все те вопросы, которые ее когда-либо мучили, в нем она находила уединение и покой, когда нуждалась в нем. Теперь же она вряд ли когда-нибудь вновь пройдет по вымощенным брусчатым камнем дорожкам, вряд ли теперь придет сюда, когда ей понадобится побыть наедине с собой.
Она не могла думать больше ни о чем, все тело пронизывала боль: как физическая, так и моральная. А вверху было лишь бездонное черное небо, усыпанное десятками тысяч мерцающих звезд. Девушка не слышала, как компания ушла, оставив ее лежать здесь, обнаженную, грязную, эмоционально разбитую. Для нее уже ничего не имело значение, кроме этого неба. Возможно, она уже надеялась на то, что оно заберет ее с собой туда, в эту черную пропасть, где ее наверняка уже ждут самые прелестные небесные создания, и в самом деле, в этот момент мрак начал сгущаться вокруг, обволакивая сознание девушки. Последнее, о чем она смогла подумать, — это то, что ей хотелось бы сосчитать все то несметное количество звезд, если бы у нее еще было время.
Молли открывает глаза. Все то же черное небо, все те же звезды сияют над головой. Только под собой она чувствует уже не мягкую сухую траву, а жесткий матрац больничной кровати. Тишина. Поворачивает голову — тумбочка, на ней стакан воды, ручка с павлиньим пером и записная книжка, а рядом — ваза с цветами, которой, насколько она помнила, раньше здесь не было. По крайней мере, это очертания тех предметов, которые она может различить в непроглядной тьме. Снова. Все повторяется снова каждую ночь. И она обращает свой взор обратно к небу, продолжая считать светящиеся небесные тела. Триста сорок первый день подряд.
Джонатан вновь и вновь перечитывает одну и ту же теорему, стараясь не только запомнить ее, но и уловить ее смысл, однако сегодня физика не хочет поддаваться. Он не замечает, как над ним уже несколько секунд стоит рыжеволосая девушка, размахивая чем-то прямо перед его носом, пока она не закрывает учебник и не кладет рабочую униформу на его колени.
— Эй, рабочий день закончился двенадцать минут назад, а ты все зубришь. Смотри не просиди тут до самой ночи, — она кинула быстрый взгляд на обложку книги, — А-а, физика, как чудесно, что я не взяла ее профильным предметом, иначе бы она снилась мне в кошмарных снах еще несколько лет, — она театрально закатила глаза и облегченно вздохнула.
— А мне, значит, это еще предстоит, — усмехнулся Джонатан и встал со стула, — Я помню, куда убирать униформу, Джен, мне правда хватило двух дней обучения, — ответил парень на ее мгновенный порыв показать, куда класть одежду. Действительно, проработав в кинотеатре две недели, он уже привык к этому месту и расположению вещей тут, но коллега Джо все еще считала парня новичком в этом деле, и ей нравилось лишний раз помочь ему с чем-либо, к тому же, он с первого взгляда показался ей душкой.
— Хорошо, тогда… — она замялась и посмотрела на него нерешительно, что было ей совсем не свойственно, — может, сходим выпить кофе? Тебе он сейчас явно не помешал бы, — Джонатана не то чтобы удивили эти слова, однако в данный момент он совершенно не ожидал услышать это от Дженни. Она, бесспорно, была красавицей: густые длинные рыжие волосы, вьющиеся до уровня ее лопаток, большие карие глаза с пышными ресницами, аккуратный тоненький носик, ярко-розовые губы и россыпь маленьких веснушек на пухлых щечках. К этому прибавить спортивное, но достаточно хрупкое телосложение, и в голове у читателя сразу возникнет образ этой прекрасной молодой девушки, которую природа наделила невероятной красотой. Все это привлекало Джонатана в ней, как привлекала и ее открытость, добродушие и потрясающее чувство юмора, и при других обстоятельствах он бы не посмел отказать Дженнифер в просьбе, но не сейчас.
— Прости, пожалуйста, мне как раз сегодня надо ехать к маме… — он запнулся, вспомнив об истинном положении дел и о том, что не стоит рассказывать об этом людям, которых знаешь всего лишь каких-то семь дней, — она живет неподалеку от Лондона, поэтому мне сейчас нужно успеть на поезд. Но в другой раз обязательно.
Джо улыбнулся, но все же отвел взгляд от ее карих глаз, оттенок которых был чуть темнее, чем у него самого, потому что, смотря в них, было почти невозможно так нагло врать, при том, что ему совсем не хотелось этого делать.
— Ладно, в следующий раз, ловлю на слове, — девушка кокетливо подмигнула, ничуть не задетая отказом Уилсона, и вышла из кинотеатра. Парню оставалось лишь смотреть ей вслед.
После того как Джонатан сложил свою униформу и передал ключи парню, работавшему во вторую смену, он сразу же сел на метро и через несколько минут уже шел в направлении к переднему фасаду Веллингтон Хоспитал. За эту неделю он посетил Аннетт пять раз, хотя доктор Льюис убедил впредь приезжать его пореже, так как большинство времени женщина была в бессознательном состоянии или же не помнила никакие события прошедших дней, ввиду чего с ней было трудно о чем-либо разговаривать. Сегодняшний день был не исключением: Джонатан просидел у кровати матери больше получаса, но она так и не заговорила. Она лишь смотрела то на стену перед собой, словно погруженная в свои мысли, то на сына, но при этом ее взгляд не выражал абсолютно никаких эмоций, никаких проблесков чувств на ее лице за то время, пока он был с ней. Глубоко вздохнув, парень подошел к окну, снова надеясь увидеть Молли, с которой болтал теперь каждый раз, когда приезжал сюда, — это стало для него теперь единственной отрадой и утешением. Он не знал, чем больна девушка, но ему и не нужно было знать — ее умные мысли восхищали его с каждым разом все больше; она рассуждала очень зрело, на многие вопросы у нее находился свой, неординарный ответ, на какую бы тему они ни заговорили, у нее всегда имелась своя точка зрения, и Джонатану хотелось лишь понять, что в ней сокрыто такого, что манит его и очаровывает. Но сегодня во дворе, где она обычно проводила все свое время, ее не было. Уилсон удивился, и, попрощавшись с мамой, вышел из палаты и направился прямо к стойке больничной регистрации.
— Здравствуйте, подскажите, пожалуйста, где лежит Молли… — он не знал фамилии девушки, но решил, что можно будет обойтись кратким описанием, так как, похоже, здесь все знали ее в лицо, — русоволосая, лет восемнадцати, платье в ромаш… — не успел он договорить, как работница за стойкой улыбнулась и, кивнув головой, спросила:
— Вы ее родственник?
— Нет, но очень близкий друг, — соврал Джо, но либо же его честный вид внушал доверие, либо женщина просто была рада, что впервые за долгое время пребывания Молли здесь к ней кто-то пришел, она произнесла:
— Второй этаж, двадцать третья палата, но если встретите доктора Льюиса, спросите, можно ли к ней сегодня. Ее состояние стабилизировалось, но он ничего не говорил по поводу посетителей — их у нее не было уже давно, — она поджала губы, и парень, поблагодарив работницу, пошел по длинному ярко-освещенному белому коридору. Его стены украшали фотографии известных людей с какими-то подписями, но Джонатан не хотел их читать. Его обеспокоила новость о том, что с Молли сегодня что-то случилось, а также то, что к ней давно никто не приходил. Видимо, чтобы узнать ее историю, потребуется немало времени, но он готов был ждать столько, сколько потребуется, чтобы так же лежать с ней на траве и говорить обо всем на свете еще много раз. Мысль об этом была нова даже для него самого, но он был рад ей.
Не встретив в коридорах доктора Льюиса, парень зашел в палату, где на кровати лежала Молли — кожа ее была бледного цвета, в вену левой руки была введена большая игла, а рядом стояла капельница. Ее плечи медленно вздымались и опускались, волосы были хаотично разбросаны по подушке. Джо бесшумно, боясь потревожить спящую девушку, взял стоящий рядом с кроватью стул и сел подле нее. Он окинул взглядом прикроватную тумбочку — на ней стоял стакан воды и маленькая стеклянная ваза с букетом ромашек, также здесь лежала записная книжка и ярко-голубая ручка с павлиньим пером. На стене висела единственная картина небольшого размера, написанная карандашом. Это был вид из окна, открывающийся на море, над которым сгустились темные тучи, а вдалеке сгибалась мачта одинокого корабля с белоснежными парусами, волею судьбы попавшего в шторм. На переднем плане были показаны женские руки, отчаянно вцепившиеся в подоконник, и развевающиеся на ветру русые волосы. Безусловно, все это вызывало у Уилсона неподдельный интерес, ведь у каждой вещи в этой комнате была своя история, но также история была и у Молли, история, которую он желал узнать в первую очередь.
— Эй, — тихо проговорил Джонатан, глядя на бледное неподвижное лицо девушки, на котором не так давно проступал легкий румянец и были едва заметны светлые маленькие родинки, — это может показаться странным, ведь мы не так давно общаемся и я так мало о тебе знаю, но я рядом, я с тобой, и, если тебе что-то понадобится, я правда все сделаю, чтобы тебе помочь, — он усмехнулся собственным словам, хотя понимал, что они были совершенно искренними, — Просто не знаю, осмелился бы я сказать тебе это, глядя в глаза, — парень опустил голову и положил свою ладонь на ладонь Молли, которая была маленькой и теплой. Он не сразу заметил, как веки девушки начали медленно открываться, и ее ресницы затрепетали. Она перевела взгляд с ладони Джонатана, прикосновение которой ощутила через чуткий сон, на его лицо, а затем в палате раздался пронзительный крик.