built for the sea - hold
***
Чонгук искал. Гнался за человеком, о котором ничего не знал, которого видел раз в жизни, но который так въелся в память, застрял случайными прикосновениями под кожей и отпечатался тоскливым взглядом чуть выше солнечного сплетения. Человек, что существовал на плёнке фотоаппарата. В действиях парня не было логики, лишь слепая вера, подкреплённая какой-то детской, почти невинной надеждой. Чон широкими шагами, сбивая прохожих, разбрасывая робкие извинения, направлялся в паспортный стол. Дверь, стеклянная и местами ржавеюще-желтая, со скрипом открывается, пропуская Чонгука в небольшое помещение, пропитанное затхлым запахом старых бумаг и усталости. Людей в это время почти нет, поэтому Чон быстро подходит к ближайшему окну и нервно кашляет, пытаясь привлечь внимание пожилой женщины, склонившейся над экраном компьютера. Никакой реакции. Чонгук откашливается ещё раз, чуть громче, и пристально смотрит на женщину, чьи глаза скрыты за толстыми, почти комичными линзами очков. — Здр... — Чон пытается заговорить, но прерывается, тихо шепчет себе под нос, подбирая нужные слова. — Извините пожалуйста, — парень стучит костяшками пальцев по стеклу и облегченно выдыхает, когда работница наконец-то обращает на него своё внимания. — Чем могу помочь? — её голос, сиплый и уставший, заставляет брюнета слегка поёжиться. Он молчит почти минуту, прежде чем достаёт из кармана чужую айди карту, стряхивает с неё невидимые пылинки, и просовывает в маленькое окошко: — Я бы хотел узнать... Точнее, — Чон снова откашливается в кулак и неумолимо смущается под вопросительным взглядом женщины, — я нашёл эту карту и хотел бы вернуть её владельцу, но... — Чонгук не успевает договорить, как хриплый голос прерывает его и женщина, устало потирая переносицу, рассматривает карту. — Мальчик, тут же написан адрес, чего ты хочешь от меня? Денег на проезд? — это конец рабочего дня и грубость женщины, вероятно, неимоверно уставшей от собственной работы, может быть вполне оправдана, но Чонгук все равно удивлённо распахивает и без того большие глаза, задетый неожиданной резкостью. — Нет, но... Нет, но по адресу, что там написан, никто не живет, и я подумал, — голос нервно ломается. Чонгук заламывает пальцы и отчего-то волнуется, затея уже не кажется такой хорошей как пару часов назад, когда прямо перед его носом закрылась дверь квартиры по адресу, указанному на именной карте, с каким-то отдалённо обиженным «Его здесь давно не видели». Соседи не говорят ровным счетом ничего, что могло бы помочь Чонгуку в его поисках и советуют обратиться в какую-нибудь инстанцию, где могли бы зафиксировать новый адрес проживания Мин Юнги. Чон благодарит пожилую пару и почти не замечает того, как оказывается здесь, в паспортном столе, перед маленьким окошком, сквозь которое на него глядит пожилая дама, раздраженно изучая парня своими водянистыми, грустными глазами. — Я подумал, — Чонгук начинает заново, когда из размышлений его вырывает приглушенное кряхтение женщины, — что мог бы узнать здесь, не отмечался ли господин Мин, — брюнет кивком указывает на карту в руках работницы, — в другом месте проживания. Чон ни разу не удивляется, когда слышит глухое сопение по другую сторону стекла и видит, как за толстым стеклом линз раздраженно закатываются маленькие глазки. — Дорогой мой, здесь тебе не бюро находок, не по адресу обратился, — она сдувает упавшую на глаза челку и смотрит на то, как плечи Чонгука разочаровано ползут вниз и яркие мальчишеские глаза тускнеют, подобно старой лампе, потрескивающей под потолком паспортного стола. Действует безотказно. Работница тушуется слегка, дергает толстыми руками и грузно втягивает носом воздух, будто решает проблему вселенского масштаба. Чонгуку подобное сравнение нравится, он слегка сутулится и закусывает губу, выжидающе смотрит сквозь стекло, почти театрально всхлипывая. — Ладно-ладно, только не распускай нюни, — дама поправляет свои сальные седые волосы и склоняется над экраном старого ноутбука, что-то быстро печатая, переодически глухо хмыкая и откашливаясь. — Мин Юнги твой нигде не прописан, но переодически вносит плату за комнату, — Чон слышит ещё пару щелчков мыши, прежде чем принтер за спиной женщины начинает громко пищать, а затем шумно выплёвывает листок с адресом. — Держи, больше чтобы здесь не появлялся, — мясистые пальцы просовывают карту и бумажку с адресом в маленькое отверстие окошка и Чонгук хватает их быстро, кидает женщине короткое «Спасибо» и бегом вылетает из здания. Улица встречает парня резким порывом мартовского ветра, Чонгук кутается в пальто и натягивает шарф почти до середины лица, рассматривая листок с адресом. Внутри, горячая и липкая, растекается тревога.***
Эта станция последняя на ветке, и Чонгук здесь никогда не бывал и вряд ли когда-либо захотел бы сюда попасть, если бы не искреннее, трепетное желание снова встретиться с Юнги. Узнать, почему он сбежал и существует ли он вообще. Район едва ли можно назвать благополучным и сложно отличить от апокалиптических руин, которые частенько мелькают в фильмах, что крутят по телевизору. Чонгук не любит телевидение за наивность и наигранность, за ничем неприкрытую пустоту, сквозящую во взгляде очередной звезды и за неискренние улыбки, в которых боли целый океан. Боль. Образ Юнги всплывает совсем неосознанно и застаёт Чона врасплох. Чонгук выстраивает расплывчатый силуэт старшего по крупицам и пытается найти то, что так сильно в нём зацепило, но тщетно. В памяти лишь полные отчаяния глаза и острая линия усмешки на тонких потрескавшихся губах. Парень глубоко вздыхает и теряется в потоке сумбурных мыслей, навалившихся в перемешку с воспоминаниями. Ему нужен Мин Юнги, и Чон не понимает зачем. Вряд ли для того, чтобы отдать карту. И совсем не для того, чтобы просто увидеть. Догадки пугают и отталкивают, Чонгук крепко сжимает ремни рюкзака в одной руке и сминает листок с адресом в другой. Автобус, в который садится Чон, почти пустой и холодный, печка, вероятно, сломалась уже давно и никому нет до этого ровно никакого дела. Холод липнет к коже и медленно пробирается к душе, минуя светлую мальчишескую кожу и пересчитывая колоннаду из рёбер; пейзаж за окном смешивается в серую массу, прерывается лишь иногда, светом от фар проезжающих мимо машин и все навстречу. Туда, куда едет Чон, не едет больше никто. Когда пожилая женщина, последняя, кто ехал в автобусе помимо парня, выходит на своей остановке, холод скребёт по сердцу. Хочется вернуться назад, в центр шумного Сеула и навсегда забыть о том, кто такой Мин Юнги. Но двери автобуса с громким скрежетом закрываются, пресекая любимые попытки повернуть назад. На остановке пусто и в поле зрения лишь пару пьяных лиц, освещённых тусклым неоном бара, холод внутри смешивается со страхом. До нужного дома идти не так далеко, но дорога кажется совсем бесконечной, едва Чонгук отходит от остановки и слышит, как удаляется его автобус. Вдох-выдох. Воздух здесь вязкий и густой, оседает в легких свинцовой пылью, едва втягиваешь носом новую порцию кислорода. Чонгук ёжится и проходит в узкий переулок между двумя старыми домами, встречается взглядом со старым светофором, который приветствует его мерцающим жёлтым сигналом и спешит перейти пустую дорогу. Спешит, потому что здесь, в этом месте, кажется, что время поджимает, бежит куда-то вперёд, опережая закат и восход, смывает линию горизонта или совершенно точно стоит на месте, застряв где-то за линией горизонта. Нужный дом с адресом с клочка бумажки, который ему дала женщина в паспортном столе, серый и неживой. Чонгук замечает свет в нескольких окнах и почти облегченно выдыхает, понимая, что он здесь все-таки не один. Секундный порыв заставляет Чонгука достать из массивно рюкзака за спиной камеру и навести объектив на тусклую многоэтажку перед собой. Щелчок затвора, и тусклое здание превращается в пиксели. Чонгук опускает камеру и смотрит в упор перед собой, собираясь с мыслями, пока ветер играет с краешком его шарфа, причесывает шоколадные пряди и отрезвляюще грубо хлещет по щекам. Шаг. Ещё один. Чонгук заходит в подъезд и поднимается по лестнице, не желая останавливаться ни на секунду, хватается за стены и пачкает ладони осыпавшейся краской, тонкими хлопьями осевшими на дно его ладоней. Неприятно. Чонгук чувствует себя грязным и боится увидеть Юнги в этом месте, боится увидеть то, как правильно он будет выглядеть среди этого. Чон не знает, кто такой этот Юнги, он снова и снова напоминает себе об этом, но вместо безразличия в душе зарождается тоска, тонкая и хрупкая, почти невесомая. Дверь нужной квартиры застаёт врасплох, Чонгук не считает этажи, которые пробегает вверх по лестнице, поэтому слегка недоумевает, краем глаза замечая знакомый номер. Дыхание обрывается, Чонгук закрывает глаза и пытается досчитать до десяти, успокоить колотящееся где-то в висках сердце, но сбивается. Тщетно. Каждая новая попытка рушится и парень лишь устало трёт глаза, пачкая лицо остатками краски с ладоней. Рука поднимается над дверью и застывает в каком-то миллиметре. Дрожь волнами растекается по телу и отдаётся шумом в ушах. — Соберись, Чонгук, это важно, — шёпот эхом разносится по помещению и превращается в громкий гул, отскакивая от голых стен. Звонок, который Чонгук так боялся нажать, оказывается сломан и парень шумно выдыхает, снова поднося нервно трясущаяся руку к двери. Его тело сковывает, и страх, необоснованный, незваный, крепко сжимает горло и тихо, по-змеиному, шипит в ушах. Чонгук не понимает, чего он боится и от чего сердце так бешено бьется о грудную клетку. Стук выходит неровным и приглушённым, поэтому Чонгук повторяет ещё раз, а затем делает робкие шаги назад, ожидая, что дверь кто-нибудь откроет. Но никого нет. Чон задерживает дыхание и пытается услышать хоть что-нибудь, понять, что за дверью есть кто-то живой, но вокруг лишь звенящая, пустая тишина. Мальчик пробует ещё несколько раз, прежде чем понимает, что дверь не заперта и держится лишь при помощи старой порванной тряпки, небрежно всунутой между косяком и стеной. Чонгук толкает дверь чуть сильнее и слегка хмурится, когда ничем не смазанные петли надрывно скрипят. Свет в квартире тусклый, и Чон почти видит спертый воздух, застилающий всё пространство маленькой квартиры. Около двери стоит лишь одна пара обуви и три горшка с цветами, ещё живыми, в ряд, а рядом на единственной вешалке небрежно накинута потертая чёрная куртка, в которой Чонгук смутно признает вещь, в которой встретил Юнги несколько дней назад. Сердце пропускает удар. Юнги. Часы на стене в маленькой прихожей ожидаемо стоят, и кажется, что в мире время тоже остановилось. Слишком тихо. Чонгук переступает порог квартиры и шум от его шагов немедленно рушит застоявшуюся тишину. В помещении пахнет дешевым табаком, щедро приправленным алкоголем и,