По ту сторону льда

Руди закончил полученное ему дело за 13 дней. Троих неугодных Комадрехе граждан США больше не существовало. Теперь ему оставалось лишь дождаться Бака. Бак явился, еле стоящий на ногах и с висящей на шее девицей легкого поведения. — Руди! — вскричал он. — А это Мария, она сама ко мне пристала. Затем, противореча сам себе, смачно поцеловал девицу в губы и ухватил за ягодицу, недвусмысленно начиная ее наминать. Бак в этот момент вообще будто забыл, что в комнате есть кто-то еще, кроме него и предмета сиюминутной страсти. Девица ловко увлекла кавалера на кровать и зазывно зыркнула бесстыжими глазами в сторону Руди, приглашая присоединиться. Руди никак не прореагировал. Только его светлые глаза немного потемнели, да щека незаметно дернулась. Он отвернулся от лобызающейся парочки, подхватил свою черную сумку, валявшуюся около входа в номер, и вышел, даже не хлопнув дверью. Это был последний раз, когда Бак и люди матери Комадрехи видели Рудольфа Аардсона. …В течение долгих месяцев Бак метался по всей стране, разыскивая своего мужа. Он не хотел сдаваться, но надо было признать, что заметать следы Руди умел мастерски. В один прекрасный день внутри младшего Комадрехи будто сломался внутренний стержень, и вся жизнь его покатилась по наклонной. Он снова подсел на ЛСД, дополняя наркотический коктейль алкоголем и опиатами. *** Особняк в Вэлли Виллидж повидал многое. Но чтобы сюда затаскивали синюшный, измазанный в нечистотах и блевотине полутруп — такого не было никогда. Несмотря на все разногласия с сыном, Мелисса не могла бросить его умирать. Когда Бакминстера отмыли и привели в сознание — не совсем ясное, но все же лучше, чем ничего — мать пришла к нему. Посмотрев на нее единственным помутневшим глазом, Бак прохрипел: — Здравствуй, мамуля. Опять не даешь мне сдохнуть? — Не для того я тебя рожала, идиот. — А… — Бак закашлялся. — Для чего? Для того, чтобы я… убил своего отца и старшего брата? Мать Комадреха отвела взгляд, увлекшись панорамой за окном. — Ты был моим любимым сыном. — Был… Бак снова зашелся в кашле, выхаркивая кровавые ошметки на белую простыню. Вытер рот дрожащей рукой и обессиленно откинулся на подушку. — Сейчас ты мало похож на моего любимого сына. Он никогда не сдавался, никогда. Впрочем, если ты уже решился подыхать, так и не увидев своего обожаемого Руди, можешь заняться этим прямо сейчас. Бак прямо на глазах оживился. — О нем что-то стало известно? — О нем стало известно всё. Вплоть до новой фамилии и адреса. — Скажи мне сейчас же! — Скажу, когда приведешь себя в порядок. Твой Руди никуда за пару месяцев не денется. — Мама! — Спокойно, Бакминстер. Капельницу оборвешь. *** Через два месяца. Швеция, город Умео. На улицу Ёваген можно добраться, только преодолев мост: ряды аккуратных маленьких домиков расположены на островке посреди фьорда. В один из таких миниатюрных особнячков в девять утра стучится незнакомец. Чужие здесь бывают редко, и две мамаши, прогуливающиеся с колясками чуть поодаль, смотрят на вновь прибывшего, широко раскрыв глаза. Он не слишком высок, одет в толстовку с капюшоном, и вообще выглядит подозрительно. Бак тоже так считает, но снимать капюшон не торопится: его немного знобит — скорее всего, от свежего северного ветра. Дверь, наконец, распахивается. Весь высокий дверной проем занимает фигура типичного местного жителя: мужчины под два метра ростом, худого, беловолосого, с привлекательными и располагающими чертами лица. У Бака была заготовлена речь на пятьсот слов, но он не может вымолвить и звука. Правой рукой Руди нежно прижимает к себе полугодовалого малыша, чьи розовые пяточки уже вогнали Бакминстера в ступор. Руди изменился. Он будто стал мягче и человечнее. Исчезло ощущение ледяного спокойствия, которое он всегда излучал. Зато появился какой-то новый свет в глазах. И умиротворение. — Проходи, — просто сказал он и отступил в сторону. Бак сделал несколько шагов за ним. Привел мысли в порядок. — Я хотел объяснить тебе… — начал он. Руди вдруг приложил палец к губам Бака, и бывший морской пехотинец, полицейский, рейнджер, наркоман и боевик картеля, не боящийся ни бога, ни черта, замолк. По лестнице спускалась женщина. Она что-то напевала на шведском, и, похоже, была в чудесном настроении. На последней ступеньке она обратилась к Руди на певучем своем наречии и тепло ему улыбнулась, задав какой-то вопрос. Руди тоже улыбнулся, и ответил женщине не менее ласковым тоном. Затем взглянул на Бакминстера, похоже, представив его. Бакминстеру же сказал более официальным голосом: — Люция, мать Лили. И со значением погладил малыша... То есть малышку, которая полулежала на его широкой груди и сгребала черную футболку в кулачок. Люция приветливо улыбнулась Руди, зачем-то двумя руками пожала и потрясла руку Бакминстера, и выпорхнула из домика. — Пойдем на кухню, — попросил Руди. — Там всё и расскажешь. На кухне он посадил маленькую девочку за столик и принялся готовить для нее яблочное пюре в блендере. Пока же достал из термостата бутылочку и дал малышке напиться. Бакминстер не узнавал своего мужа. Ни одного привычного движения, ни одной язвительной реплики, лишь свет и тепло вокруг него. Этот новый Руди, кажется, был счастлив. Без него, без Бакминстера Комадрехи. — Руди, я знаю, что вел себя, как скотина. Но у меня было оправдание! В тот день я убил своего лучшего друга, почти что старшего брата, по указанию матери. Когда я пришел к ней отчитаться, она предложила мне кофе. Нет, я так-то его не пью, гадость! Но тут почему-то выпил. Туда был подмешан ЛСД и мощный афродизиак. Только поэтому Марии — это помощница моей матери — не составило труда меня споить и соблазнить. — И зачем я должен все это знать? — Руди, я умирал без тебя. — Сейчас ты не выглядишь мертвым. — Да, я умер! Но я выжил!!! Руди улыбнулся. Улыбка была грустной. Затем он встал, забрал пюре из блендера с подогревом, аккуратно выложил его на тарелочку и стал по ложечке предлагать малышке. Бак подошел ближе. — Ух ты мелочь, — потянул он умильно. — Хорошенькая, вся в тебя! Ложечка из нержавеющей стали хрустнула и сломалась у Руди в руках. Он, пряча лицо, стремительно вылетел из кухни. Бакминстер тем временем подошел к Лили и начал рассказывать ей сказку про маленький самолетик. Когда Руди вернулся на кухню, он увидел неописуемую картину: Бак приподнял малютку Лили на руках, и, крепко ее держа, показывал, как летает самолетик и что вообще таится в кухонных шкафах. Малышка весело смеялась. — О, а вот и Р-р-руди, — проворковал Бак. — Ну, бомбардировщик, заходим на посадку! С этими словами он вручил девочку Руди. — У меня тоже есть сын, Руди, — просто сказал Бак. — Я зову его Тыковкой. Из гостиной раздалось хлопанье двери, как если бы кто-то вошел. Затем этот кто-то прошел к кухне. И вот — высокий и широкий в плечах швед оказывается перед незваным гостем. Он вопросительно смотрит на Руди. Руди бросает ему пару слов и передает малышку. Обращаясь к Баку, Руди поясняет: — Аскольд, отец Лили. Мой кузен. После того, как Аскольд с Лили уходит, Бак, захлебываясь, начинает говорить. — Руди! Пожалуйста, не перебивай, выслушай меня, прошу. Моя мать задумала обзавестись внуками, а Мария ей подсказала такой план. У них, кстати, получилось — под ЛСД, да еще с конской дозой возбудителя я вообще не представлял, что делаю. Я искал тебя, долгое время, вечность. Потом была еще одна вечность — когда я видел тебя только в наркотическом тумане. Вот, если хочешь, смотри, как я выглядел пару месяцев назад, смотри, тут на смартфоне есть фото. Я был мертв… Пока не узнал, где ты есть. Я воскрес ради тебя, я привел себя в норму, я, наконец, узнал, что у меня растет сын, отличный, кстати, карапуз, я подарил ему водяной пистолет и он уже пару раз успел замочить меня. Так вот! Руди, все это бессмысленно без тебя. Вся моя жизнь не имеет смысла. Я хочу быть с тобой больше жизни… А ты… Хочешь? Руди наклонился к Баку, взял в ладони его лицо и нежно поцеловал.