Грима и Гэндальф: как друзья стали врагами

Лето в Средиземье выдалось жарким и долгим. Бескрайние степи Рохана были залиты солнцем, которое лило свои золотые лучи на созревшие травы перед тем, как удалиться на север, за темный край Арды. Огромные табуны роханских коневодов возвращались с кочевий. Рохирримы день и ночь гнали их к Эдорасу, столице этого дивного края, и даже у Медусельда, в котором обитал конунг Теоден со своими наследниками, слышались ржание и топот копыт. Последний летний месяц уже подходил к концу, а это значило, что наступило время для праздника конских скачек. Он проводился у подножия холма, на котором стоял королевский дворец. Посмотреть на состязания пришел сам Теоден, его сын Теодред, племянник Эомер, который, несмотря на юные годы, уже занимал должность лорда Истфолдской марки, и племянница Эовин, признанная красавица и чародейка. И, конечно, тут был первый королевский советник Грима, известный знаток лошадей. Это был ухоженный и опрятный муж с живыми карими глазами и холеной, аккуратно подстриженной черной бородкой. Цвет его волос – темных, тронутых сединой – резко отличался от пышных и светлых грив потомков Эорла, шевелюры которых походили на сноп скошенной соломы. Он был немолодым, но высоким и статным, несмотря на то, что начинал полнеть. Одет он был в роскошный камзол из черного бархата, поверх которого свисала с шеи массивная золотая цепь. Кони мчались по кругу, вытоптанному в высокой траве. Как всегда, впереди держались скакуны редкой породы «меарх», принадлежавшие королю и принцам. Теоден не скрывал своей страсти и орал, как ребенок. Эомер подзадоривал своего наездника, и даже красотка Эовин не сдерживала эмоций и хлопала в изящные ладошки. Грима невольно отвлекся от скачек и загляделся на нее. Ее золотистые волосы падали на плечи широкой волной и колыхались при каждом движении. Синие глаза сверкали, когда принадлежавшая ей белая лошадка догоняла лидеров. Фигурка ее была такой стройной, что королевский советник замечтался. На самом последнем круге его гнедой жеребец сделал рывок, обошел основную группу и прорвался к финишу, опередив остальных на целый круп. Эовин так огорчилась, что Грима пожалел о своей победе. - Да что же ты будешь делать! – в сердцах досадовал Теоден. – Грима, почему твои лошади все время обгоняют моих? Ты что, кормишь их каким-то особым овсом? Конунг был еще старше советника. Его загорелое лицо было прорезано глубокими морщинами, но в такие моменты они разглаживались, и он казался моложе. - Вовсе нет! – смеясь, ответил своему сюзерену советник. – Просто мой наездник такой легкий, что лошадь его не замечает и мчится свободно, как будто на воле. Толпа слуг и баронов втянулась в ворота деревянной крепости, окружавшей высокий холм. На вершине холма виднелся дворец, позолоченная крыша которого сверкала под солнечными лучами. К ней поднималась крутая тропа, тянущаяся между дворами баронов и служилых людей. Они прошли мимо фонтана, в котором огромная конская голова извергала из себя струю воды, поднялись по широким ступеням на каменное возвышение, миновали резные столбы, украшенные позолоченными изображениями сказочных птиц и животных. Начальник дворцовой охраны Хама сидел со своими людьми на мраморных скамьях у входа. Он поднялся и почтительно приветствовал государя, но тот сгоряча обрушил на его голову поток обвинений в том, что его «меарас» в конюшнях остались без должного присмотра, за ними недостаточно ухаживают и плохо кормят, и что конюхи разленились и даром едят свой хлеб. Хама хотел было возразить, что королевские «меарас» питаются лучше, чем люди, и те же конюхи им могут только завидовать. Но увидев, в каком возбуждении пребывает возлюбленный народом властитель, он умолк на полуслове и предпочел под горячую руку не лезть. Грима проводил государя до тронного зала и вернулся к себе на подворье, которое стояло неподалеку, на одной из террас, уступами спускающихся с холма. Он вошел в просторные деревянные хоромы, в которых в этот час не было никого, кроме его престарелой служанки Таиры. Она тут же отправилась на поварню и принялась колдовать над дымящимися кастрюлями, а он прошел в горницу и скинул с плеч черный бархатный плащ. В доме его было много удобной мебели, искусно вырезанной из дерева, но горница все равно казалась пустой. Он задержался перед большим портретом, висевшим напротив окна так, что на него всегда падал свет. На этом портрете был изображен он сам – молодой, стройный, лихо смотрящий в даль. А рядом с ним – красавица-жена, и вокруг – трое детей разного возраста. Их всех унесла эпидемия черной немочи, но это случилось уже давно, много лет назад. Грима вздохнул, и отправился к умывальнику – он любил чистоту. Как следует вздремнуть после обеда ему не удалось: явился Хама и срочно вызвал его к государю. Начальник охраны был растревожен, но не хотел говорить, что случилось. Они быстро поднялись по холму и прошли в тронный зал. Теоден, как обычно, сидел на престоле в дальнем конце палаты. За его спинкой стояла бледная Эовин: она с испугом смотрела на мужчин, которые быстрыми шагами меряли пространство вокруг очага, выложенного посреди зала. Тут же стоял ее брат Эомер, рядом с которым шептались о чем-то маршалы Эльфхельм и Эркенбранд. Хама прошел мимо красочных гобеленов с изображением Юного Эорла и подвел Гриму к конунгу. Тот хмуро взглянул на своего советника и бросил на стол перед ним ветхий кисет из серой холстины. - Полюбуйся, что принес ворон из Изенгарда! – недовольно проговорил он. Грима взял в руки холщовый мешочек. Он был старым, потертым. Сквозь аккуратно проделанные дырочки была продета тесемка. На боку золотистыми эльфийскими рунами была вышита надпись: «Олорин». - Гэндальф! Где он? – воскликнул Грима, сжимаясь от плохого предчувствия. Он поднес кисет к носу: тот пах трубочным зельем из Шира под названием «Старый Тоби», которое выращивали только в долине Лонгботтом. Гэндальф Серый, мудрейший и проницательнейший из волхвов Средиземья, приучился курить его, когда гостил у сказочного народа хоббитов, в само существование которых многие даже не верили. Сомнений не было: кисет принадлежал именно ему, но он никогда не расставался ни с ним, ни с курительной трубкой, которой дымил при каждом удобном случае. - Что случилось? – тревожно выдохнул Грима. - Это мы у тебя хотели спросить, - саркастически произнес конунг. – Ты же у нас ученик и последователь Великого Мудреца, который бродяжит из края в край, не давая покоя их обитателям. Вот и скажи нам, что бы это могло означать. - Учитель подает сигнал, - уверенно произнес Грима. – Он в беде, и его нужно спасать. - Но Изенгардом правит его давний друг Саруман, - возразил Теоден. – Эти два колдуна давно снюхались, один другого не лучше. Что между ними могло произойти? - Это выяснится только после того, как мы вызволим его из беды. Государь, дай мне отборный эоред рохирримов, я возьму крепость изгоном и наведу в ней порядок. - Что ты мелешь? – рассердился Теоден. – Ты хоть представляешь себе, с чем столкнешься? Крепость Изенгарда состоит из высоченных стен, вырубленных из скал. Вход в город только один: через железные ворота, которые не сможет пробить ни один таран. В длинном и темном туннеле под аркой конному эореду не развернуться, а в караулках у выхода его уже поджидает надежная охрана из урукхаев, а они, как тебе известно, лучшие бойцы в мире. Но это все ерунда. В центре города высится башня Ортханк. Ее высота – пятьсот футов. Она построена в незапамятные времена нуменорцами, и их колдовство хранит ее от разрушения. В ней обитает Саруман – сильнейший из кудесников, какого только видел свет. Он может обрушить на наши головы гром и молнию, и это самое безобидное, что он может сделать. И на него ты собрался нападать со своим эоредом? Да ты из ума выжил на старости лет! - Государь, не нам судить о делах волхвов, - настойчиво возразил Грима. – Но вспомни, каким добрым другом был для нас Гэндальф… - Это тебе он был добрым другом! – рассерженно перебил его конунг. – Он появляется в Медусельде раз в год, приносит очередную дурную весть, подбивает всех на войну, а после исчезает неизвестно куда. Он уже столько раз подставлял нас, что больше я на его уловки не куплюсь. А твоя дружба с ним всегда казалась мне подозрительной. - Он один мог утешить меня, когда черная немочь унесла мою семью, - возразил Грима. – Он рассказывал нам о том, что творится в других краях, до которых никогда не добирался ни конный, ни пеший. Он заранее предупреждал нас об опасностях, так что у нас было время подготовиться к ним. - А что толку? – вышел из себя Теоден. – Когда противник сильнее тебя, то готовься к нему, не готовься – результат будет один. Я не позволю втянуть свой народ в неприятности. А если ты будешь настаивать – то вмиг попадешь в опалу. Не смей больше говорить о Серой Хламиде, и даже имени его вслух при мне не произноси! Конунг хлопнул ладонями по подлокотникам престола, выполненным в виде лошадиных голов, и резко встал, давая понять, что разговор окончен. Хама, за долгие годы службы хорошо изучивший привычки владыки, потянул Гриму к выходу. Бледная Эовин спряталась за спинкой престола, боясь произнести хоть слово, а ее брат, Эомер, бросил на советника долгий задумчивый взгляд. У порога Гримы вырвался из цепких рук Хамы, метнулся назад, схватил со стола кисет, и, крепко сжимая его в ладонях, выбежал из палаты. Едва взглянув на лицо хозяина, Таира охнула и забилась в дальнюю каморку. Слуги попрятались и делали все возможное, чтобы не попадаться на глаза. Грима сам оседлал своего меарха и рванул в степь, подальше от этого Медусельда с его интригами, конунгами, маршалами и баронами. Он отъехал на целую лигу, прежде чем успокоился и перешел на неторопливую рысь. Кисет с золотым шитьем не давал ему покоя: он вытащил его из-за пазухи и понюхал. Запах табака был еще свежим, а это значило, что владелец пользовался им совсем недавно. Еще оставалась надежда, что Гэндальф жив и его можно вызволить. «Что могло с ним случиться? – бежали сумбурные мысли. – Как он дал себя заманить в ловушку? И что я могу для него сделать? Ведь он прислал этот знак не кому попало: не эльфам, с которыми знаком слишком близко, не гномам, которые столь многим ему обязаны, и даже не этому пьянице Арагорну, который таскается за ним, как хвост. Нет, он прислал его в Эдорас, зная, что тот попадется мне на глаза. Это значит, что он рассчитывает на меня одного. Я не могу его подвести!» Облачко пыли за его спиной показывало, что за ним скачет целая группа всадников. Не прошло и получаса, как его нагнала ватага конных баронов и слуг во главе с Эомером. Эовин, его сестра, одетая как амазонка, тоже лихо сидела верхом на косматой белой кобыле. Она держалась в седле еще увереннее, чем многие из опытных воинов – таких, как капитан Гримбольд, который старался от нее не отстать. - Грима, не езди один! – крикнул ему Эомер. – В степи появились черные призраки. Это рыцари-тени, которых не может победить ни один роханский воин. Наши лошади приходят в дикий ужас и бросаются прочь, едва почуяв их запах. - Что им нужно? – спросил советник. - Мы не знаем. Они рыщут по селениям и дорогам, как будто ищут кого-то. Но кого именно, неизвестно. Они до смерти перепугали селян на берегах Андуина, пересекли Истфолд, а теперь направляются в Вестфолд, который я обороняю. Видимо, их послал Враг, и хорошо еще, что одних и без войска, иначе мы бы с ними не сладили. Я еду в Альдбург, присоединяйся и держись рядом! Молодой маршал поравнял своего коня с меархом Гримы и поскакал с ним бок о бок. - Ты веришь в эти сказки про Врага? – спросил его королевский советник. - Какие же это сказки? – возразил Эомер. – Гондор уже вовсю воюет. На его рубежи обрушились полчища орков, и к ним на подмогу идут народы востока. Скоро очередь дойдет и до нас. Нам нужно ударить первыми и взять под контроль переправу через Изен, иначе войска противника будут бродить по нашей территории, как у себя дома. - Да ладно тебе! – расхохотался советник. – Я знаю, что у тебя на уме. Ты хочешь взымать плату с купцов, везущих товары из гаваней, а это немалые барыши. Им мимо этой переправы не проскочить – что тем, которые плывут вверх по Изену, что тем, которые едут сушей, по Южному тракту. - Может, и так, - не стал спорить с ним Эомер. – Мы действительно теряем хорошую прибыль. Но переправе в любом случае нужна охрана. А Черные всадники – всего лишь разведчики. За ними вслед явятся целые армии. Уже к вечеру они достигли Белых гор, в отрогах которых прятался Альдбург – столица удельного княжества, в котором властвовал Эомер. Эовин лихо выпрыгнула из седла и тотчас пошла распоряжаться – чувствовалось, что она тут хозяйка, и местные слуги хорошо ее знают. Гримбольд увязался за ней, сорвал огромный синий цветок и, галантно привстав на колено, преподнес, прочитав при этом пару стишков из какой-то походной песенки. Эовин расхохоталась, как лошадь, позволила поцеловать свою ручку и вплела цветок в пышные золотистые волосы, которые она распустила, почувствовав свободу от строгих дворцовых условностей. Грима украдкой полюбовался на нее и тяжко вздохнул. Эомер провел его в свой дворец, который хоть и был меньше помпезного Медусельда, но зато выглядел более удобным и современным. Они сели в глубокие кресла, застеленные бархатными подушечками и покрывалами. Слуги поднесли им хорошего южного вина. - Что ты теперь собираешься делать? – спросил Эомер. - Впервые в жизни не знаю! – признался советник. – Конунг перестал меня слушать, как будто вожжа ему попала под хвост. Чем старше он становится, тем больше портится его характер. Одно ясно: Гэндальфа нужно спасать. - Вот именно! – горячо заговорил принц. – Его послание – крайне тревожный знак. Возможно, Белый колдун в Ортханке нас предал. Вдруг начнется война? Тогда он сможет накрыть переправу и выйти нам в тыл. Нельзя этого допустить. - А что мы можем поделать? - Ударить первыми! Ворваться в Изенгард, освободить Серую Хламиду и навести там порядок. С тех пор, как Саруман пригласил к себе армию урукхаев, он совсем страх потерял. А ведь он не самостоятельный князь, а всего лишь посадник, подчиняющийся Теодену. Но он об этом даже не вспоминает. Ортханк – лучшая крепость во всем Средиземье, и мы должны вернуть его, особенно сейчас, когда тучи над нами сгустились. - Но ведь ты видел, как ведет себя государь. Он даже слышать об этом не хочет. - При чем тут государь? – Эомер поднялся с кресла и склонился над собеседником. – Изенская переправа – в моем уделе. Тут я распоряжаюсь, и у меня на это есть право. А ты – первый советник, ты – законная власть. Если мы объединимся, то наши действия будут вполне легитимными. Но действовать нужно быстро! Мы не знаем, сколько еще протянет старина Гэндальф! Молодой принц был непрост: он уже знал, на какую точку давить. Королевский советник колебался недолго: - Выступаем! Как можно скорее! Объявляй сбор эореда. Эовин вошла, и, услышав последние слова, радостно захлопала в ладоши. - Я с вами! – звонким голосом прокричала она. – Ох, и повеселимся! Глядя на нее, Грима не мог удержать глуповатой улыбки. Бой с урукхаями Всего день ушел у Эомера на то, чтобы собрать свой эоред. Конные воины стекались к нему поодиночке и целыми отрядами. Они были вооружены тяжелыми длинными копьями и щитами, у многих были доспехи, у кого костяные, а у кого и железные. Еще день они без устали скакали по степи. К вечеру они достигли брода через широкую реку Изен, переправились и расположились на привал. Молодой Эомер рвался вперед и не хотел останавливаться. - До Нан Курунир всего три часа на рысях! Подойдем среди ночи и застанем врасплох! – горячо требовал он. Опытному Гриме пришлось его уговаривать: - Эйми, ты не представляешь, с кем столкнешься. Урукхаи в темноте видят, как кошки. Сражаться с ними ночью – убийственно! Молодой маршал скрипнул зубами, но с рассветом был уже на ногах. Он первым вскочил в седло и принялся поднимать отстающих. Эовин лихо носилась на белой кобыле и звонко голосила: - Вперед, рохирримы! Изенгард так богат, что вам и не снилось! Урукхайские доспехи стоят целого состояния! Кто стащит их с трупа – обеспечит семью на весь год! Солнце еще не успело подняться над отрогами Туманных гор, а они были уже у долины Нан Курунир, за которой лежал Изенгард. Долина со всех сторон была окружена высокими холмами, и только ее южный край открывался в сторону степи. Дорога, утоптанная сотнями колес и тысячами копыт, втягивалась в узкий проход между скалами. Эомер нетерпеливо хлестнул плеткой коня и перешел на галоп, обгоняя передовую стражу, высланную вперед разведать путь. Однако, проскакав всего сотню футов, он резко осадил своего коня и остановился, как вкопанный. Рядом с ним встали разведчики, а за ними притормозил и весь эоред, несущийся нестройной лавиной. Грима подъехал к молодому маршалу и встал рядом с ним. У них перед глазами, от одного края скалы до другого, вставала ровная стена из щитов и рогатин. Высокие, крепкие воины в железных панцирях угрюмо смотрели из-под низких шлемов. Смуглые лица, темные глаза, мускулистые руки, сжавшие древки, производили впечатление зловещей силы. Бархатные плащи офицеров с большой золотистой ладонью развевались на утреннем ветерке. Щиты, краями наложенные один на другой, подобно драконьей чешуе, были наискось разделены на черное и белое поля, поверх которых виднелось изображение той же самой раскрытой ладони – только у рядовых она была не золотой, а серебряной. - Урукхаи! – с досадой выкрикнул Грима. – Как они могли успеть нам навстречу? Мы же так торопились! Однако поворачивать было поздно. Эомер подозвал к себе капитанов и спросил: - Можно ли их обойти? Его приближенные оглядывали окрестные скалы и только покачивали головами. - Значит, придется атаковать прямо в лоб! – лихо выкрикнул маршал. - Лошади боятся острых рогатин, да и от самих этих тварей шарахаются, - возразил ему Гримбольд. - И что прикажешь делать? Не отступать же! – рассердился на него Эомер. - Отступить не удастся, - хмуро заметил Грима. – Они пойдут в нападение, как только мы повернемся к ним тылом. - Значит, деваться некуда! – привстал в стременах Эомер. – Трубите атаку! Наш путь – только вперед! - Ур-р-ра! – звонко заверещала Эовин. Ее золотистые волосы развевались, как знамя. Гримбольд потерял голову, и, не думая ни о чем, сорвался с места. Его отряд тут же бросился за командиром. Остальные не успели еще изготовиться и построиться в боевые порядки, но хриплый зов рога уже гнал их в атаку, и табун конных воинов медленно, как огромное многоголовое чудище, покатился вперед, приминая высокие травы. Передовые всадники налетели на вражеские ряды. Кони, почуяв отталкивающий запах урукхаев, заупрямились и заупирались, но наездники продолжали хлестать их и колоть шпорами. Их скакуны вставали на дыбы прямо перед чужим строем, ощетинившимся острыми, как иглы, рогатинами. Урукхаи грамотно, как на учениях, делали резкий выпад, кололи рогатиной брюхо коня, и тут же возвращались обратно в строй, где их было не достать за сплошной чешуей щитов. Кони дико ржали и опрокидывались, подминая наездников. Равнина перед строем уруков начала превращаться в завал из окровавленных тел лошадей и людей. - Эорлинги! Забудьте о страхе! – визжала Эовин. Она дала шпор своей белой лошадке и перепрыгнула через завал. Ее легкий меч ударил по наконечникам чужих рогатин. Она помчалась вдоль вражеского строя, отбивая выпады вражеских воинов, но ее лошадь впала в панику и понесла. Через несколько шагов она бросилась наутек, унося свою наездницу в голую степь. Урукхаи дико загоготали и принялись отпускать сальные шуточки в адрес «оголтелой принцесски», как они ее называли. Капитан Гримбольд покраснел, разъярился и начал во всю глотку орать на остатки своего отряда, однако вести в атаку ему было некого: большая часть его воинов уже была на земле, среди павших. Эомер закричал: - Последний натиск, ребята! Эгей! Повинуясь ему, остатки разрозненного войска помчались вперед, но урукхаи сомкнули ряды и встали еще плотнее. Воины первой линии опустились на колено, воины второй линии положили рогатины им на плечи, в третья линия опустила тяжелые копья на плечи вторых. В лица атакующих уперлась настоящая стена острых игл, и сколько ни лезли на нее храбрецы – не находили ничего, кроме гибели. - Мы несем слишком много потерь, - хмуро вымолвил Грима. – А враг где стоял, там и стоит. Эомер скрипнул зубами. - Мы проигрываем. Нужно играть отступление, - настаивал Грима. Молодой маршал нехотя подозвал горниста и сделал рукой ему знак. Тот затрубил в громкий рог, давая сигнал эореду. Волна атакующих покатилась назад. Урукхаи пришли в оживление и принялись наступать, делая быстро три шага и останавливаясь на четвертый. Их передняя линяя достигла равнины за пределами скал, но тут офицеры в бархатных плащах дали команду прекратить продвижение. - Уходим! Быстрее! Отступаем в степь, она нас спасет! – во весь голос закричал Эомер. Заколыхались зеленые стяги с белыми гривами. Знаменосцы, сжимая тяжелые древки, понеслись прочь от вздымающихся скал, между которыми кривлялись и гоготали торжествующие враги. Рядовые ополченцы бросились вслед за знаменосцами. Капитаны пытались остановить их и построить в колонны, но люди не слушались и не останавливались. Они мчались, не разбирая пути, подальше от противника, выигравшего битву. Эомер припустил вслед за конной лавиной, стремительно утекающей прочь. - Быстрее, быстрее! – отчаянно вопил он. – Они ударят нам по тылам! - Остынь, командир! – схватил его коня под уздцы Гримбольд. – Уруки не будут за нами гнаться. Они опасаются выйти за линию скал, чтобы не подставлять нам свои фланги. Их офицеры думают, будто мы еще способны сражаться.