Поролон

А дома тем временем полный ахтунг. Попытки поговорить по душам, слёзы, трясущееся от негодования пузико отчима. Он-таки влепил мне пощечину — я оскорбляю его одним своим существованием. Искренне недоумеваю, почему моя ориентация вызывает у них такой батхёрт. Они ведь даже не в курсе насколько всё запущено. Я запираюсь в ванной и, пока мама колотит в дверь, считая, видимо, что я тут колюсь или режу вены, корячусь над её круглым переносным зеркалом и брею яйца её бритвой. Дело это нелёгкое, но у меня есть парень, который любит смотреть, ради него я готов и не на такие подвиги. При помощи зеркала открываю для себя свои неизвестные ранее стороны. Я такой красивый и гладенький, что, кажется, готов к любым извращениям. По ходу дела начинаю себя поглаживать. Не могу сказать, что мне совсем не стыдно за такое своё поведение — наоборот, но от стыда я только сильнее возбуждаюсь. Накрывает меня эффективно: стою на коленях в ванной, самозабвенно дрочу, представляя возмущённых и возбуждённых зрителей, и спустя пару минут кончаю на свое отражение. Мне приходит в голову начало анекдота: встретились как-то эксгибиционист, вуайерист и учитель истории… Дальше пока не придумал. В груди тревожно от предвкушения. Сушу волосы феном, укладываю чёлку. Открываю дверь: мама смотрит на меня, горько вдыхает и уходит. Серьёзно, она, правда, не подозревала, что я гей? Я не самый манерный пидарок, но знаю толк в шмотках и укладке, что в нашей дыре — беспроигрышное палево. Когда я собран и одет, иду в зал и сообщаю, что ухожу гулять. Если повезёт, то на всю ночь. — Он… — мама не смотрит на меня. В телевизоре выёбываются страшенные тёлки с перекаченными губами. Какое-то вечернее шоу. — …хотя бы ровесник? Я рад, что мне не нужно врать. Ну почти. — Да, — отвечаю я. Хочу добавить про очевидные плюсы вроде того, что ей не придется разбираться с родителями забеременевшей подружки, но вовремя затыкаюсь. Она сейчас в стадии депрессии, а не принятия, чтобы оценить мою иронию. Я стараюсь говорить помягче, несмотря на то, что от их прессинга мне хочется вываляться в перьях и пройтись по улице в стрингах, раздавая всем прохожим воздушные поцелуи — просто назло, чтобы не обмануть ожидания. — У нас любовь, — говорю я. — Настоящая. Ничуть не хуже любой другой, — я пялюсь в телевизор. — А может быть и лучше. Она морщится, но никак не комментирует мои слова, а еще недавно сказала бы, что это не любовь, а извращение, похоть и психическое расстройство. Прогресс налицо. — Я хочу с ним познакомиться. Его родители знают? Ого, а она не сдаётся. Я думаю о кексиках и хихикаю. — Как-нибудь в другой раз, — чмокаю маман в щеку и намыливаюсь к выходу. — Будь поосторожнее, — говорит она, так и не повернувшись в мою сторону, и снова вздыхает. С Тимуром мы встречаемся в подъезде. Я захожу первым, поднимаюсь на третий и сажусь на ступеньку. Минут через десять появляется Тимур, мы взбегаем на пролёт выше, к окну, подальше от дверей, глазки́ которых, кажется, созданы для того, чтобы нас палить. Тимур трогательно оглядывается по сторонам, подходит ко мне, цепляет за петли для ремня на джинсах и подтягивает меня к себе. Чувствую, что он тоже соскучился. Мы целуемся, трёмся ширинками. Лижемся, как два голодных пса, высовывая языки, слизывая слюну друг друга. И жмемся в угол, чтобы никто не увидел. Тимур наклоняется к моей шее, кусает и засасывает кожу — метит, сука, — сжимает пальцами мои ягодицы. Меня ведёт так, что подгибаются колени. Внизу лязгает подъездная дверь, и мы, раскрасневшиеся и возбуждённые, сбегаем на второй этаж, звоним долго и требовательно. У меня в кулаке болтается кулёк печенек. — Игорь Александрович, мы пришли вас навестить, — я трясу пакетом. Меня ещё прёт от обжиманий с Тимуром и очень хочется поправить член, которому офигеть как тесно в джинсах. — Любите кефир с плюшками? Игорь Александрович приподнимает бровь. Он в том же виде, что и неделю назад, только футболка другая. Он мало походит на учителя, а такой растрёпанный и домашний вообще выглядит как студент-двоечник. Такая лапа. Игорь раскрывает дверь шире, и мы с заговорщицким видом юркаем внутрь. — Я чё спросить хотел, вы это… не дадите нам ответы на четвертной тест? — наглеет Тимур, пока мы разуваемся. — По дружбе, так сказать? — Нет, Тимурин, не дам. Если только ты меня очень хорошо попросишь. — Как, например? — ведётся на провокацию Тимур. Впрочем, я не знаю, кто кого тут провоцирует. — На коленях, — выдаёт Игорь и задумывается. По лицу видно, что думает он о чем-то очень-очень неприличном, но продолжает вполне невинно: — Придётся проявить фантазию. Мазин тебя просветит, если что. Ему не привыкать. Тимур усмехается. Вешает куртку и отвечает: — Окей. Игорь даже немного теряется. Ну да, Тимур же не отдрачивал ему в школьном туалете. — Ого, правда? Мазин, дитя порока, что ты сделал с Тимуриным? Он же не пидор, или я что-то путаю? Тимур делает вид, что ничего не слышал. Ждёт, пока я разделаюсь со своими кедами. — А мы теперь встреча-а-емся, — хвастаю я. — Мы как Ромео и Джульетта, тайная запретная связь. — У них всё херово закончилось, ты в курсе? — Да ну вас, Игорь Александрович, — я прохожу в комнату и кидаю печенье на письменный стол рядом с открытым ноутом, на экране которого застыла страница контакта. — Ладно, — говорит Игорь, заходя следом. — Вы встречаетесь, а я тут при чём? — На это у нас целых три причины, — отвечаю я, запрыгивая в облюбованный еще в прошлый раз бин бэг. Выставляю три пальца. — Во-первых, мы подростки и у нас нет хаты, вы должны нас понять. — Отлично, Мазин… — Игорь хочет что-то еще сказать, но я его перебиваю. — Не-не, вы дослушайте. Это не главная причина, — я сгибаю второй палец. — Во-вторых, мой парень любит смотреть, как вы меня трахаете. Это уже более веская причина. Жду реплик, но все молчат. Я сгибаю третий палец. — Ну и в-третьих и основных, вы нам обоим нравитесь. Я разваливаюсь на кресле и радостно им улыбаюсь. Игорь прислоняется к письменному столу задом, примерно так же, как тогда в классе, когда я ему отсасывал. Массирует себе шею, тянет время. Да ладно, думаю я, мое напрашивание в гости через контакт было таким же очевидным, как сердечко вокруг имени «Игорь» на заваленной контрольной. — У меня даже шутки по поводу нравов нынешней молодежи закончились, — говорит Игорь и переводит взгляд на Тимура. — От Мазина я мог подобное ожидать, но от тебя, Тимурин, это как-то внезапно. — Что именно? — ехидничаю я из синих глубин своего мешка-кресла. — Вторая или третья часть? — Ну, не вторая, — соглашается со мной Игорь, оглядываясь на меня с любопытством. — Тут ты прав. Хотя то, что вы при всём этом встречаетесь, меня несказанно удивляет. Тимур пожимает плечами, кладёт руку на спинку деревянного стула, который пнул в прошлый раз, поглаживает верхнюю перекладину. — У нас, типа, свободные отношения, — он поднимает взгляд на Игоря. — Ну и мне интересно, что да как. Какой же он паинька с Игорем, меня разрывает от умиления. Смущается, но ведёт себя нагло. Переворачиваюсь на живот и тискаю мешок, как любимую подушку. — Извините за стул, — Тимур сжимает пальцы на спинке и качает стул туда-сюда. — Вроде цел. — Ну, ты тоже извини за… за ту фотку, — Игорь ерошит волосы на затылке. Его лица я не вижу, но по тону понимаю, что он заинтригован. Наш учитель истории падок на смазливых старшеклассников, мне ли не знать. Тимур ухмыляется и откидывает голову назад, искоса смотрит на Игоря, скорее всего, на губы и облизывается. Совсем как со мной в школьном туалете. Только я ниже, а Игорь выше, но работает это безотказно. Игорь наклоняется и целует его. Я издаю торжествующий возглас. Мну бин бэг, переваливаясь в его удушающих объятиях. Они целуются несколько минут, довольно целомудренно, как по мне, но дыхание всё равно перехватывает. — Блядь, ну и херовый же из меня учитель, — говорит Игорь, облизывая губы. Смотрит на Тимура, как кот на сметанку, и усмехается. — Самый лучший, — улыбаюсь я, тяну к ним руки. Поцелуйте же меня, я тоже хочу! — Вообще-то, у меня тоже есть новости, — Игорь встряхивает головой и поворачивается ко мне. — Но это подождёт.