Самоубийственная любовь. Первый демон

Миюки как можно тише вступает на дубовый паркет, буквально на цыпочках мелкими шагами преодолевая расстояние от двери до парадной лестницы. В полумраке, образованном от погашенной огромной люстры в самом центре зала, на старинные дорогие картины отбрасываются диковинные тени, пляшущие свой странный танец на стенах. Потухший до этого момента камин вспыхивает настолько неожиданно, что заставляет Миябе нервно крутануться на месте в поисках того, что могло бы послужить предметом возгорания. Темнота медленно отступает, позволяя девушке разглядеть два стоящих возле камина кресла. В них легло можно угадать два силуэта. На одном из них, более длинном возвышается старомодная шляпа. - Это она, Дос-кун? - звонким мужским голосом с интригующим акцентом спрашивает более высокая фигура, разворачиваясь в кресле. Вслед за ней поворачивается второе кресло, являя Миюки улыбающегося Фёдора, закинувшего ногу на ногу. - Миюки, дорогая, познакомься. Это мой коллега - Николай Васильевич Гоголь, - свет падает на лицо мужчины, которого Достоевский только что представил. У Миюки чуть не подкашиваются от ужаса колени. Клоун. Клоун с косой улыбкой от уха до уха и растрепанными светлыми волосами, заплетенными в длинную косу, перекинутыми через плечо в цветастом пиджаке. - Приятного вечера, милая леди. Присоединяйтесь к нам, - гостеприимно хлопает рукой Гоголь по подлокотнику своего кресла. Миюки на мгновение кажется, что её ноги, обутые в изящные алые лодочки, буквально приросли к паркету. Она чисто из спортивного интереса задумывается о том, кто из этих двоих больше пугает её. Спустя минутную паузу Достоевский подманивает девушку двумя пальцами, заставляя против воли сделать два шага вперёд. Она чувствует себя загнанной в силки птицей под острыми взглядами двух охотников. В голове снова переполох - мысли и ощущения сменяются с бешеной скоростью, и пока Миюки подходит к креслу, три личности успевают едва ли не подраться. Побеждает, впрочем как и всегда, страх и ужас. Миябе останавливается буквально в пяти сантиметрах от кресла, в котором расположился Фёдор. Она не знает куда себя деть, опуская серые глаза в пол. - Присаживайся, - поглаживает Достоевский подлокотник. Миюки аккуратно садится на маленький участок мягкой кожаной мебели, стараясь держаться, как можно дальше от Фёдора. Гоголь хохочет, запрокидывая голову назад, постукивая костяшками пальцев по обивке. Миябе испуганно переводит на него взгляд, но Николай тут же прекращает, возвращая на лицо вполне адекватную улыбку, подмигнув ей единственным свободным глазом. - Вы что-то хотели от меня? - аккуратно интересуется девушка, ёрзая на подлокотнике, напрягаясь от того, как близко к ней располагается рука Достоевского от её спины, изуродованной вырезанными на коже буквами. - Всего лишь посвятить тебя в небольшую тайну, моя дорогая, - ласково поясняет Фёдор, кидая быстрый взгляд на Гоголя. - И ты станешь прямой участницей этой тайны. Не так ли? - девушка покорно кивает, застывшими глазами уставившись на потрескивающий камин. Разумеется, она согласилась, а какие у неё ещё могли быть варианты в таком положении? - Не продолжишь ли, мой друг? - спрашивает Достоевский у Николая, поправившего одну из многочисленных оборок на цветастом жакете. - Вы никогда не слышали о такой организации, как "Крысы Мертвого дома", леди?- издалека начинает свой рассказ Гоголь, сверкая голубым глазом из-под растрепанной чёлки. Миюки отрицательно мотает головой. - Это те, кто собирается изменить наш мир, найти легендарную-полумифическую книгу, которая поможет нам в этом. Нас много и все мы скрываемся в темном подполье, но это до поры о времени, - Николай поднимается с кресла, обходя кресло и облокачиваясь на спинку, пристально вглядываясь в серые ледяные глаза Миябе. - Рано или поздно мы выйдем в мир и тогда он содрогнется от нашей мощи, - лицо Гоголя по мере рассказа принимает одухотворенное, практически фанатичное выражение. - Этот мир станет абсолютно свободным от проказы под названием "эсперы". Свобода - это ведь так прекрасно, не находите? - Миюки, от ужаса едва не сваливается с подлокотника, ясно ощущая то, как волосы на голове начинают шевелиться. Безумцы, одержимые одной идеей, что убьёт множество людей. - Чем я буду полезна вам в столь грандиозной затее? - девушка оглядывается на Фёдора, сидящего позади. Тот прикладывает костлявый палец к тонким губам, кивая в сторону Гоголя, вернувшего на лицо адекватное выражение. Он явно собирается продолжать свой монолог, шокируя Миябе всё больше и больше. - Дело в том, что ты идеально подходишь нам, - Николай снова огибает кресло, останавливаясь напротив девушки, поднявшей на него испуганные глаза и нервно оглянувшейся на Достоевского, молча кивнувшего ей в знак согласия, и подаёт ей руку. Миюки принимает его ладонь. Кожа клоуна сухая и шершавая, покрытая мелкими трещинками и загадочными узорами, которые девушка практически машинально пытается прочитать их. - Ты ненавидишь свою способность, что сводит тебя с ума, - Николай проницателен настолько же, как и Достоевский. - Избавиться от неё навсегда - вот та мечта, что преследует тебя все эти годы. И мы можем подарить тебе долгожданную свободу, которую так жаждешь. Ты согласна? - голос околдовывает, и Миябе медленно покидает здравый смысл, оставшийся в личности той куклы, которой управляет демон Достоевский. - Да, - ещё один росчерк кровью, который подписал ей очередной смертный приговор. Настроение Гоголя столь же переменчиво и непостоянно, как и у Миюки. Он отскакивает в сторону и один раз крутится на одной ноге, рассыпаясь в аплодисментах. Николай элегантно кланяется, искосо глядя на шокированную и уже избавившуюся от гипноза девушку. В наступившей тишине неожиданно раздаются ещё одни аплодисменты. Миябе поворачивает голову назад, едва не свернув шею. Фёдор наблюдает за развернувшимся представлением, словно зритель дорогого театра. Он сейчас в своей классической роли - сторонний наблюдатель, изредка дёргающий актеров и актрис за ниточки, заставляя их двигаться в нужном направлении. - Пожалуй, пришла пора поведать тебе о том, что скоро свершится в организации "Чёрный обелиск" и какую роль ты сыграешь в этом, - недобро усмехается Фёдор Достоевский, также, как и они поднимаясь из своего кресла по направлению к Миюки.

*

- Я слаба, - Миюки выгибает спину, закусывая зубами подушку, чтобы вновь не завыть в голос от быстрых росчерков лезвия, что оставляет рукой мастера Достоевский, любовно вырисовывая картины, что останутся на коже девушки уже навсегда. - Повтори это ещё раз. Для меня, - шепчет ей на ухо Фёдор, крепкой верёвкой связывая руки Миябе. Девушка беспокойно извивается на простыне, полностью испачканной кровью, пытаясь хоть как-то смягчить боль от многочисленных ран. - Я слаба! - стонет девушка, когда её за руки подвешивают на крюк, специально закрепленный на потолке. - Слаба, слаба, - её сбивчивые слова прерывает острый, колючий поцелуй. Каждый редкий поцелуй Достоевского, словно русская рулетка, которой Миюки когда-то баловалась, будучи ещё студенткой - не знаешь, какой выстрел может стать последним в твоей жизни, прервёт ей в самом расцвете. Фёдор наверняка угадывает её мысли, большим пальцем стирая с её скул невольно выступившие от боли и нахлынувшего безумия слёзы. - Успокойся, моя дорогая, - Достоевский проводит по её животу туда сюда тупой стороной холодного лезвия, дразня, намекая, что последует за её малейшим неповиновением его приказам. Милость его длится недолго, металл перемещается с живота на бедра, проникая под ещё чистую, не затронутую отвратительными шрамами кожу. Кровь мелкими каплями прорывается наружу, следуя по пятам безжалостного лезвия. Миюки закусывает губу, закидывая голову вверх, чтобы не видеть лиловые глаза Достоевского, с наслаждением наблюдающего за тем, как на лице девушки отражается каждый новый порез. Фёдор вновь вгоняет лезвие в плоть, на этот раз гораздо глубже, заставив девушку беззвучно открыть рот. Она безвольно обвисает на веревках, прибегая к тому же методу, которым пользовалась все предыдущие ночи. Миюки просто прикрывает глаза, проваливаясь в спасительные воспоминание о единственных светлых моментах своей жизни - о том времени, когда мама все ещё была жива, смеялась и играла с тогда ещё маленькой и глупой светловолосой девочкой, не имевшей ни малейшего понятия о том, что будет с ней в будущем.