Самоубийственная любовь. Первый демон

- Значит, моя роль в вашем плане довольна проста и самоубийственна, - подытоживает Миюки, сидя на подлокотнике кресла Достоевского и тоскливо наблюдая за гипнотизирующими движениями его костлявого пальца, холодного и дарящего смерть. Прямо, как у покойника. - Толпы охранников, несомненно владеющих способностями сбегутся на первый же мой выстрел, даже если он не станет последним в жизни Вальтера Айдлица, - она тянется к расставленным по карте здания шахматным фигурам, обозначающим членов Черного обелиска и их группу, и сваливает ногтем изящное миниатюрное изображение револьвера. - Тем более, если они будут располагаться прямо возле дверей. Я не смогу использовать свою фальшивую способность. Простите меня, - Миябе склоняет голову, сжимаясь в клубочек и ожидая дальнейшего наказания, которое Фёдор всегда дарил за проступки. - Твоя фальшивая способность и не понадобится, - усмехается Достоевский, обхватывая её подбородок своими страшными пальцами и заставляя взглянуть к себе в глаза. Насыщенного лилового цвета с вспыхивающими красными огоньками в самой глубине радужки. У простого человека не бывает таких глаз. - Ты используешь свою истинную силу, заставив их перебить друг друга, - алые демоны особенно четко обрисовывают свои израненные контуры острых тел в глазах Фёдора, ещё ближе приблизившего своё лицо к лицу замершей Миюки. От кожи отливает вся кровь, оставляя после себя лишь мертвенно белый цвет. Она опускает глаза, утыкаясь потухшим взглядом серых глаз в свои руки, покорно сложенные на коленях. Кожа, за эти недели, слившиеся в два месяца, потрескалась и обтянула и без того худые пальцы. Миюки похожа на скелет, отражение той себя, которой она была когда-то давно. На кого она была похожа эта наивная глупышка, думавшая, что знает что такое жизнь, думавшая, что ей удастся обхитрить демона? Что ценила, любила, берегла, за что боролась? Миябе не помнит, внутри - лишь пустота и прожигающая душу насквозь боль. Достоевский сделал её похожей на него, своим подобием, искорежив и изодрав в клочья и физическую и моральную оболочку. - Я никогда не пробовала использовать свою способность на нескольких людях сразу, - ей уже не страшно. Даже хочется, чтобы использовав свою способность на двух охранниках, она просто умерла, наконец, освободившись от цепей Достоевского. Фёдор лишь ободряюще улыбается, пропуская сквозь пальцы сильно отросшие пряди неуложенных вопреки вечной привычке золотых волос. - Ты справишься, - его голос язык не поворачивается назвать ласковым, только приторным, заливающимся в уши, заставляющим подчиняться. Миюки кивает, откинув с плеч пряди и демонстрируя рубцы и синяки, слившиеся в единую картину ночной жестокости, нарисованную на некогда чистой коже. - Я встречу тебя на парадной лестнице, не разочаруй меня. - Я не позволю себе это сделать, мой господин, - девушка не льстит, говорит то, что хочет Достоевский. Миябе уже и не думает о предательстве, даже не допускает в своей голове подобных мыслей, устало прогоняя их, словно стаю настойчивых крикливых чаек. Все то, чем она жила раньше - поиски отца и спокойная, долгожданная жизнь вдали от криминальных разборок, давно отошли на задний план, стерлись из пяти, оставив после себя лишь легкий запах сожженных в огне бумаг с дорогими сердцу символами. Фёдор улыбается, вставая из кресла. Миюки, словно высеченная из дерева статуя, недвижимо остается сидеть на подлокотнике его любимого кресла. Достоевский удивленно оборачивается, не обнаружив Миябе, тихо шагающей за его спиной.

*

- У меня для тебя подарок, дорогая Миюки, - подзывает её Фёдор. Девушка послушно поднимается и следует за ним по ступеням на второй этаж особняка неслышной тенью. За то бесконечное множество дней, проведенное здесь, она наизусть выучила все ходы, коридоры и расположение комнат - сейчас Миябе может найти нужное помещение с завязанными глазами. В особняке всегда приглушенный свет, несмотря на то, повсюду развешены огромные люстры. Достоевский останавливается перед высокой дубовой дверью в гостиную, оглядываясь через плечо на девушку, рассматривающую то место, они пришли, а также гадающую, что это вообще значит. Толстые створки распахиваются в одно мгновенье, повинуясь рукам Достоевского. Из помещения вырывается спертый воздух, уступая место свежему прохладному сквозняку, гуляющему по всем коридорам. Миюки делает осторожный шаг вперед, следуя за Фёдором, прошедшим в самый центр зала и остановившимся перед манекеном, занавешенном черным балахоном. - Присаживайся, - девушка послушно усаживается на огромный диван, обитый натуральной, качественно выделанной кожей, несомненно стоящей огромных денег. Достоевский подходит к предмету, по форме похожему на манекен, и театрально кланяется прежде, чем откинуть черную ткань с него. - Надеюсь, ты не откажешь мне в удовольствии посмотреть, как эта вещица будет выглядеть на тебе, - улыбается Фёдор, показывая рукой на дизайнерское черное платье, плотно обтягивающее манекен. Миюки неуверенно привстаёт, подходя и осторожно прикасаясь рукой к нежной ткани, не веря в то, что сейчас происходит и неуверенно косясь на Достоевского, пристроившегося в кресле.Он подбадривает её легкими похлопываниями в ладоши. Девушка быстро снимает платье с манекена, столь же мгновенно исчезая за ширмой, столь удачно оказавшейся в этой гостиной. - Это восхитительно, - бормочет Миюки себе под нос, выходя к Фёдору и неверяще проводя руками по плавным изгибам талии, особо подчеркнутыми теперь облегающим платьем длиной до колен с огромным вырезом на спине, аккуратно и элегантно зашнурованным. - Новая коллекция от Версаче. Тебе нравится мой скромный подарок? - Достоевский подпирает щёку рукой, отбрасывая мешающую прядь волос со лба и не пряча за ней сверкнувшие лиловые глаза. Миябе поднимает на него взгляд и улыбается самыми уголками накрашенных алых губ. - Оно великолепно. Я даже не знаю как вас благодарить, мой господин, - осторожно кивает головой Миюки. Фёдор ухмыляется и аккуратно подманивает девушку к себе, внимательно и придирчиво осматривая то, как платье сидит. Пожалуй, его выбор действительно прекрасен, только вот Миябе всё равно на это. Ей уже всё равно практически на всё, кроме его приказов. Она утратила свою личность полностью, только пара бывших привычек таких, как безукоризненный стиль и золотой кулон с портретом матери, спрятанный во внутреннем кармане пиджака, ставшего привычной деталью образа. ведь под длинными черными рукавами гораздо проще прятать синяки и кровоподтёки - последствия любви демона, с которым она просыпает по утрам. Интересная игрушка, не более. Совсем скоро он добьётся того, чего так жаждет и сожжет наскучившую марионетку в огне камина. Миюки прекрасно, даже сквозь пелену в голове понимает эту непреложную истину. - Именно в этом платье ты осуществишь наш грандиозный план, Джульетта, - усмехается Фёдор, пока девушка покорно усаживается у него под боком. Не уловить намёк мог разве, что глухой или совершенно необразованный человек. "Ты не выйдешь оттуда живой, девочка, а это прекрасное платье станет твоим погребальным саваном," - именно так расшифровываются его слова. Что ж, Миюки уже устала бороться, устала жить, не имея возможности даже банально и трагично вскрыть себе вены лезвием в одной из нескольких ванн в этом роскошном особняке. Только вот, какая неожиданность, Достоевский контролирует каждый её шаг, ревностно оберегая свою личную игрушку, не позволяя покушаться на неё никому. Конечно, это ведь только его привилегия - оставлять шрамы на её коже и душе, это ему решать когда она умрет, а не кому-то другому или же жалкому лезвию.