Тень прошлого

       Тьму разгонял свет свечи. Давно наступила ночь, но Назгуру Голлдару не спалось. В который раз он пробегался по строчкам письма, полученного ещё утром. Повседневные дела помешали сразу же вскрыть послание, вдобавок несуществующая нога разболелась, и пришлось рано лечь в постель.        Назгур сжал губы. Ему не верилось, что тот, о ком и думать забыл за три года, жив.        Сообщаю, что Натрайт Солей освободился и находится в Штурмвере.        Всего одно короткое предложение испортило хорошее настроение. Натрайт Солей, бывший владелец поместья, не мог вернуть его назад, но и Назгур уже не мог жить спокойно, не зная, чего ожидать.        Дверь скрипнула.         — Почему не спишь, дядя? — раздался детский голосок.         — Это я должен у тебя спросить! — Голлдар уставился на племянника. Тот даже не удосужился надеть штаны и стоял в ночной сорочке.         — Агран громко храпит. Не могу!         — Ладно. Ступай в мою спальню. — Назгур не смог отправить ребёнка в гостевую, зная о страхе остаться одному в помещении. — Я уже иду.         — Ладно, — согласился мальчик и убежал. Назгур прислушался к топоту детских ножек и стал размышлять, что делать.        Отправить племянников назад, к отчиму? Увы, муж вдовы покойного брата спал и видел, как прибрать к рукам поместье Голлдаров. К счастью, брат Назгура всё предусмотрел, когда узнал, что у жены появился любовник, и написал завещание, в котором изъявил желание передать детей на воспитание дяде.        Назгур не возражал, наоборот, тоска и одиночество заедали его. Воином, увы, он быть не мог. Даже несуществующая нога перестала так часто болеть, как это бывало раньше, когда он учил племянников орудовать мечом.        Не то чтобы Голлдар боялся лишившегося всего Солея, но за три года люди меняются, а уж каторга наверняка не пошла тому на пользу. В первую очередь следовало беречь беззащитных детей.        Назгур встал и, прихрамывая, пошёл к двери, не забыв взять свечу. Протез натирал культю. К нему Голлдар до сих пор не привык, хотя он был сделан хорошим мастером. Эре расстарался.         — Герр Туррис! — вздохнул Назгур, отметив, что Эре это звание подходит как никому. Пусть тот был довольно молод, но справлялся с возложенной на плечи задачей — руководить воинами. — Весь в отца.        Голлдар покачал головой, осознав, что за долгое время одиночества появилась дурная привычка — разговаривать с самим собой. Поместье редко посещали гости, а с немногочисленными слугами болтать было не о чем.        Назгур взял свечу и пошёл в комнату. Мальчик уже спал на его кровати, уютно свернувшись калачиком. Голлдар укрыл его одеялом и улёгся с краю, чтобы не разбудить. Сон долго не шёл.         — Дядя, а почему ты не женишься? — детский голос прозвучал внезапно.         — Саэд, спи! — огрызнулся Назгур. Отвечать на этот вопрос хотелось точно так же, как и жениться. Голлдар не испытывал тяги обзаводиться семьёй. — Да и… Кому нужен одноногий калека, скажи?         — Тому, кто любит, — ответил не по годам умный племянник. — Папа маму очень любил.         — Я знаю! — Назгур вздохнул.         — А ты… — Саэд повернулся к дяде и удобно пристроил русоволосую голову на плече, — любил кого-нибудь?         — Да, — без раздумий ответил Назгур. — Даже не один, а два раза.         — А почему не женился?         — Потому что невеста полюбила другого.         — А на второй почему не женился?        Назгур опешил от вполне невинного вопроса. Что ответить мальчику? Что не женился, потому что был влюблён в мужчину? Такие подробности вовсе не нужно знать детям.         — Спи, Саэд! — Голлдар погладил спину племянника и закрыл глаза. Тот вскоре уснул. Назгуру сон не шёл. Мысли о Натрайте Солее не позволяли забыться.        «Я-то справлюсь с ублюдком, но дети…» — Назгур больше всего боялся именно за племянников. Беззащитные, толком не умеющие постоять за себя, мальчишки были уязвимым местом Голлдара. Отправить их было некуда. В семью — означало отдать ягнят волку, да и старший, Агран, должен был унаследовать поместье отца. Саэду же был уготован только Орден Венценосных, но мальчишка ещё слишком мал, чтобы стать воином.        Сон пришёл незаметно.         — Дядя, проснись! — Саэд потряс Назгура за плечо. Сил открыть глаза не было.         — Дядя, конюшня горит! — От слов Аграна Голлдара Назгур резко сел.         — Что? — не поверил он ушам.        Племянники ничего не выдумывали. Через щели в окнах шёл запах гари. Назгур сел и опустил ногу на пол. Рукой он нашарил деревянный протез и, пристроив к культе, стал возиться с многочисленными ремнями.        Голлдару стало горько от собственной беспомощности. Он не мог уже просто встать и побежать. Теперь приходилось возиться с куском дерева, заменявшим ногу.        Было не до поисков плаща, но меч Назгур всегда клал в одно и то же место — у изголовья кровати, чтобы в нужный момент был под рукой.         — Сидите здесь, слышите? — наказал он напоследок детям и выскочил за дверь.        На лестнице он едва не споткнулся. «Проклятый протез!» — выругался Голлдар и поспешил насколько мог быстро.         — Что про… — Назгур отмахнулся от дворецкого и отодвинул засов двери.        Далеко не всех лошадей удалось вывести. Работники поместья поливали бушующее пламя водой из вёдер, но это было всё равно что пытаться погасить костёр каплей воды. К счастью, рядом с конюшней не было построек, и пламя на них не перекинулось.        Но некоторые несчастные животные сгорели заживо.         — Простите, господин Голлдар! — Конюх едва не плакал. — Клянусь, я не разжигал! Я не знаю, откуда…        Неподалёку ржала белая хаквиндская кобыла. Её жеребёнок не успел выскочить, и умному животному было горько.        Лошадь взбрыкнула, когда Назгур погладил её по холке, и отошла. Ей ласки были ни к чему.        Конюшня догорала. Никто ничего не мог поделать, и пришлось дожидаться, пока огонь превратит доски в угли.         — Ладно. Хорошо, что ветра нет, иначе… — Назгур боялся, что последует за «иначе».        Огонь не щадил никого.        В том числе и детей.         — Я займусь ими! — Конюх кивнул в сторону лошадей. — Ещё часть разбежались. Куда-нибудь да пристрою. Не волнуйтесь, господин Голлдар!         — Легко сказать! — Назгур вздохнул, вспомнив, сколько усилий приложил, чтобы деньги, потраченные на покупку племенных хаквиндских скакунов, окупились. Лошади стоили неимоверно дорого, но оправдывали цену. — Но откуда-то ведь взялся огонь! Откуда?! — первоначальное смятение сменилось гневом.         — Мне почём знать? Я сам едва успел выбежать, когда в конюшню проник дым! Ещё пришлось и стойла отворить, чтобы…        Дальше Назгур не слушал. «В конюшню проник дым. Значит, огонь был снаружи!» — догадался он.        Натт Демор, конюх, не имел привычки лгать, вдобавок он работал у Аграна, брата Назгура, и пошёл бы по миру, когда в поместье Голлдаров появился новый хозяин, если бы не догадался появиться в этом месте.         — Займись лошадями, — приказал Назгур, развернулся и пошёл в дом. Осталось надеяться, что поджог конюшни — не предлог, чтобы его выманить.        Больше Назгур так и не смог уснуть. С племянниками было всё в порядке. Те устроились в его кровати и наверняка видели десятый сон.        Голлдар прошёл в кабинет и поставил свечу на стол, после открыл буфет и взял бутылку с наливкой.        Хотелось забыться.         — Нет. Голова должна быть ясной, — решил он, вспомнив, что, если напьётся, то за беззащитных, толком не научившихся владеть оружием, детей будет постоять некому, кроме него самого.        Но на душе было горько. Пусть у Назгура и были сбережения, но потеря лошадей наверняка скажется. Да и… Голлдар не мог забыть взгляд кобылы, чей жеребёнок заживо сгорел, взгляд отчаявшейся матери, почти человеческий. Животные испытывали ту же боль, что и люди.        Назгур никогда не привязывался к животным, но даже ему было не по себе, когда представил, как мучились лошади, сгорая в огне.        Культя некстати разболелась, и Голлдар вспомнил, как корчился от боли и громко кричал, когда разрезали мышцы, а затем перепилили кость. Боль и скрежет пилы въелись в память навсегда. Назгур жалел, что крепкое сердце не остановилось, выдержало чудовищную боль.        Отставка стала последней каплей. Одноногий воин не мог носить доспехи, участвовать в боях. Назгур то и дело напивался из-за тоски и наверняка бы привязался к спиртному, если бы не случилось очередное горе — смерть брата. Тогда-то и выяснилось, что Агран Голлдар выкупил поместье Солеев, чем расширил земли, а после — завещал их брату.         — Ладно. Одну! — Назгур Голлдар упрекнул себя за привычку разговаривать с самим собой, которая появилась, когда он остался совершенно один.        Бокал наполнился наливкой, и Голлдар выпил крепкий, обжигавший нёбо, напиток. Голова закружилась, и он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза в надежде хоть так уснуть.        Долгожданный сон не шёл.         — Сукин сын! — Назгур ударил кулаком по столу. Графин опрокинулся, и драгоценная жидкость потекла на пол, заливая штаны.        Перед глазами встало лицо Натрайта Солея — того, каким его запомнил Голлдар — жалкого, грязного, обросшего, с давно не мытыми сальными прядями, то и дело падавшими на лицо. Назгур знал, как сильно Натрайт держался за поместье. Наверняка решил, что если не вернёт, то не даст спокойно жить нынешним обитателям.        Страшнее всего было то, что в первую очередь опасность угрожала детям.         — Надо бы их отослать. Но куда? — В голову не шло ничего путного.        Разве что отдать матери. Увы, та приезжала довольно редко. Назгур не был слеп и не мог не заметить огромный живот. После она и вовсе ограничилась только письмами. Наверняка родила, и времени на старших детей не было вовсе.         — Ну ладно. Попадись мне только, мерзавец! — Голлдар сжал руки в кулаки и напомнил себе, что он в первую очередь — воин Ордена Венценосных, а после уже — помещик. Спиртного больше не было, но тем лучше. Голова должна оставаться ясной.        Наливка уняла беспокойства. По телу разлилась долгожданная нега, и Назгур расслабленно сидел в кресле, не зная, чем заняться, пока в дверь не постучались.         — Войдите! — раздражённо произнёс он.        Дворецкий не заставил себя ждать.         — Господин, вас Демор хочет видеть, — доложил он. — Говорит, дело срочное.         — Так впусти! Я что, Демора не знаю? Или ты не осведомлён, что конюшня сгорела?! — разозлился Назгур.         — Будет сделано, господин Нат… Назгур!        Голлдар не мог не расслышать оговорку. Скорг Плем, дворецкий, работал ещё при Натрайте Солее. Назгуру в очередной раз захотелось прогнать его. Увы, великолепный воин плохо управлялся с поместьем, и человек, знавший владения как свои пять пальцев, ему был нужен, пусть порой того заносило.        Было заметно, что Скорг за все три года не смог привыкнуть к новому хозяину, зато был привязан к Солеям.        Назгур не раз слышал, что дворецкий обсуждал со слугами, насколько скучает по Натрайту и как ему не нравится новый хозяин. К счастью, Плем вырос в этих угодьях, оттого и радел, чтобы дела шли хорошо. Да и дети любили слугу.        Дверь снова открылась. В кабинет вошёл конюх.         — Ну, что ещё случилось? — Назгур напрягся, боясь очередной плохой новости.         — Фигар… — начал конюх. — Ну-у, конь наш, лучший самый… — он нервно сглотнул и продолжил: — Что-то странное произошло. Я нашёл его у опушки, даже позвал, но…         — Не тяни! — поторопил Голлдар.         — Он даже развернулся и уже было пошёл ко мне, но вдруг из леса выскочил человек. Было темно, и я не смог его разглядеть, ещё он в плаще был. Вскочил на нашего Фигара и был таков!         — Проклятье! — Назгур погладил бороду. — В погоню кто-нибудь пустился?         — Какое там? Разве за Фигаром угонишься? — Натт Демор развёл руками. — Это наш лучший…         — Я знаю, что Фигар — наша лучшая лошадь. Что ещё? Неужели ты был настолько слеп, что не приметил ни рост, ни чего-то особенного? В конце концов, рослого мужчину от хлюпика отличить можно!        Конюх наморщил лоб, пытаясь вспомнить утренние события. Голлдар хотел от него слишком много.         — Не хлюпик, уж точно, но и не крупный. Ростом примерно с вас будет. Плечи широкие, сомневаюсь, что это женщина. — Демор почесал лысеющую голову. Как ни странно, это помогло. — Да, и… Такое ощущение, будто я его раньше встречал. Хоть убейте, не могу сказать почему, но… Фигар был без седла, а этот господин ловко взобрался…         — Навык езды без седла — не такой уж трудный в обучении! — Назгур вздохнул. С одной ногой взбираться на лошадь, а после — управлять ею ему пришлось немало учиться. — Спасибо тебе, Натт. Ступай.        Конюх удалился, и Голлдар остался в гордом одиночестве. Хотелось ещё выпить, но нельзя — не сейчас, когда творится непонятное.        В том, что конюшню кто-то намеренно поджёг, не было сомнений.         — Плащ, широкие плечи… Без седла. — Назгур вспомнил, кто однажды рассекал на коне по заснеженной равнине.        Натрайт Солей был крепко сложён. Из него вышел бы хороший воин, но он родился первым в семье, потому унаследовал поместье, но потерял.        Но появиться, чтобы отомстить, вполне мог. Три года каторги не могли пройти и не оставить шрамы в душе. Наверняка Солей зол и жаждет мести. Если ему не удаётся что-либо получить, то поместье не должно достаться никому.        Назгур стиснул зубы и со злостью ударил кулаком о стол. Бутылка вздрогнула, но не опрокинулась, и Голлдар уставился на неё.        «Последняя!» — решил он.        Увы, подобных «последних» могло быть много — ровно столько, чтобы заштормило и голова перестала соображать.        Назгур, чтобы не перебрать, спрятал емкость в буфет. В случае если он будет пьян, дети останутся без защиты, да и следовало продумать, где может прятаться Натрайт Солей. Ничего путного в голову не шло.        Голлдар не выдержал и снова достал злополучную наливку, после щедро плеснул в рюмку и залпом, не закусывая, выпил.        «Куда бы я пошёл на его месте?» — задумался он.        И снова не догадался. Назгур и Натрайт — слишком разные люди.        Или нет?        Новая порция обожгла нёбо и глотку, в голове зашумело. Как ни удивительно, именно это помогло сообразить. Назгур вспомнил, куда именно пошёл, когда появился в поместье Голлдаров.        На могилы родителей.        «Натрайт слишком любил отца!» — догадался Назгур. Значит, Солея стоит дождаться именно там.        Несуществующая нога разболелась с новой силой. Даже алкоголь не смог унять боль.        «К непогоде, что ли?» — решил Голлдар и поднялся из-за стола, после, прихрамывая, пошёл к двери.        Скорг стоял у кабинета, и у Назгура появилось желание вытурить дворецкого взашей. Голлдар не сомневался — слуга подслушивал и вникал, что творится за крепкой дубовой резной дверью.         — Займись делом, лодырь! — прикрикнул Голлдар.        Плем сморщил нос. Неотёсанный вояка, коим был Назгур Голлдар, не шёл ни в какое сравнение с хорошо воспитанными Солеями.         — Будет сделано, господин Голлдар! — Скорг почтительно склонил голову и развернулся.        Назгуру было непривычно такое обращение, хотя прошло три года.        «Есть, герр Голлдар!» — именно это он желал бы услышать и увидеть не льстивый поклон, а воинскую выправку и честь.        «Плема просить нет смысла. Как знать? Может, Натрайт вышел на него!» — мелькнула догадка.        Скорг словно услышал невысказанные мысли, обернулся и покачал головой.        Голлдар крепко выпил, снова не рассчитал дозу.         — Ступай, ну! У меня нет сисек, чтобы оборачиваться! — рявкнул Назгур.        Плем не смог удержаться:         — Простите, не моё дело, но жениться бы вам, господин. Прошлое спиртным нельзя стереть, особенно ваше. На вечер вы забудете, но наутро оно снова пробудится и начнёт скрести душу.        Назгур был зол. Он частенько злился, когда кто-либо лез с ненужными советами.         — Я со своей жизнью разберусь сам, — огрызнулся он.         — Да, но я видел, как охотно вы возитесь с племянниками. Если появятся свои дети, то…         — Пошёл вон! — рявкнул Голлдар.        Дворецкий удалился, и Назгур опёрся о стену и пригладил выбившиеся из хвоста светлые волосы. За три года он так и не свыкся с тем, что стал калекой. Протез облегчил участь, но не заменил ногу, живую, настоящую. Порой он доставлял невыносимую боль, когда натирал кожу. Мази помогали мало.        На дворецкого полагаться было нельзя. Назгуру придётся самому, превозмогая боль, идти и просить охранников о помощи.        «Хотя не стоит кого-либо вовлекать вообще!» — решил Голлдар.        Сердце заколотилось, когда он мысленно уложил Солея на лопатки. Одного он не учёл: Натрайт мог действовать не в одиночку. Наверняка у того остались друзья, да и в колонии появились знакомые.        Но на могилу наверняка придёт один. Встреча с покойными родными — слишком личное, чтобы вовлекать посторонних. Если Натрайт ушёл, то непременно останутся следы — за крохотным кладбищем упорно продолжал ухаживать Плем, но денег, чтобы выложить надгробия плиткой, у дворецкого не было. Эта весна выдалась весьма дождливой.        Назгур отворил дверь и вошёл в спальню. Никогда ранее он не задумывался над тем, кому принадлежала комнатушка с видом из окна на сад и крохотным балконом. Судя по обстановке, кому-то из господ, но не Натрайту и Хане Солей, родителям того, чьего появления опасался Голлдар. Главную опочивальню, состоявшую из двух спален, Назгур не смог занять. Ему казалось кощунственным жить там, где двое предавались любви и зачинали детей. Иное дело, если бы нынешний хозяин был женат.        Но и в том, что комната принадлежала не Арктару Солею, не было сомнений. Брат Натрайта любил изящные вещи хорошей работы. Обстановка же покоев, где жил Голлдар, была скромной, мрачной, хотя и дорогой, покрытой от времени пылью.        Назгур только сейчас понял, что его угораздило поселиться в комнате Натрайта Солея. Та привлекла его в своё время нарочитой скромностью.        Вкусы у них совпали.        Отчего-то Назгура это разозлило ещё пуще. У него и бывшего хозяина поместья оказалось не так уж мало общего, начиная с того, что однажды он влюбился в Эльгвара Фероха, сводного брата Натрайта и Арктара Солеев. Назгур всё время полагал — забудет о позорной связи со временем. Он ошибся. Твёрдые губы и скупые ласки Эльгвара по-прежнему будоражили его воспоминания, сердце часто колотилось, а чресла напрягались и натягивали штаны.        Натрайт был похож на Эльгвара, слишком похож. Назгур однажды едва не перепутал братьев, но, к счастью, вовремя одумался и понял, что нельзя надеяться попусту и искать точную копию покинувшего любовника в другом человеке, пусть и похожем.        Дождь барабанил в окно, и Голлдар снял с крючка плащ.        «Проклятье, все следы смоются!» — посетовал он и накинул плащ на плечи.        Назгур успел забыть, что такое кольчуга — так давно не облачался в доспехи. Пусть грудную клетку ничто не сдавливало, но порой хотелось почувствовать некогда привычную тяжесть на плечах.        Голлдар отогнал прочь желание, напомнившее так некстати, что он в первую очередь — воин Ордена, пусть и бывший, и натянул капюшон на голову.        «Незащищённая грудь — повод быть осторожнее!» — решил Назгур и, поправив ножны, покинул комнату.        Протез предательски подвернулся на ступеньке, и он едва успел схватиться за перила. Горничная, начищавшая пол внизу, резко встала и одёрнула подоткнутую юбку.         — Не дёргайся, Совья. Что я, женских ляжек не видел? — съехидничал Назгур.         — Простите, я только что вымыла ступеньки. — Служанка неподдельно покраснела. Совья была не из тех, кто ложился под господ. Ей на самом деле было неловко, что она, мать шестерых детей, выставила напоказ весьма объёмную ногу.         — Ты ни при чём, Совья, — спокойно ответил Назгур и поспешил сменить тему: — Где Скорг?         — Н-не знаю! — Совья потопталась. — Думаю, на кладбище. Взял грабли, лопату и… Ну что там можно делать в такой дождь? Ума не приложу! — Сердце Назгура ёкнуло. Дворецкий удалился на кладбище в дождь, и это было, мягко говоря, подозрительным. — А вы куда собрались в такую погоду?         — Прогуляться! — огрызнулся Голлдар и направился к дверям. — Тошнит меня от четырёх стен!        Даже в этом Назгур не солгал. Он был в своё время долго заперт в крепости Магерты — настолько, что, когда вышел во двор, привыкая к протезу, оказалось, на деревьях успели набухнуть почки.        Дальнейшее Назгур предпочёл не вспоминать. Едва не грянула война с Ольсеей. К счастью, всё обошлось, и на землях Нарсилиона воцарился хрупкий мир.        Голлдар помнил даже суд над пленными люстерцами. Тех предали казни, а Натрайта Солея приговорили к трём годам каторги. Назгур понимал, возможно, так лучше. Никому не было дела до одноногого калеки. Никто не стал его слушать.        «Если бы Солей пытался помочь магу ради сохранения мира в нашей стране, то мы бы подумали, но он старался из-за корысти!» — слова прокурора стояли в ушах. Назгур ничего не смог поделать, хотя не сомневался, что тот нашёл бы причину, чтобы не отпускать Натрайта на волю.        На каторге в рудниках от Солея было куда больше пользы, чем от потерявшего всё мужеложца.        Назгур натянул капюшон, чтобы струи ливня нещадно не били в лицо, и обошёл дом.        Путь к кладбищу лежал через сгоревшую конюшню. Назгур покосился на пожарище и только сейчас осознал, какой прибыли лишился. Часть оставшихся на попечении Демора лошадей придётся распродать.        И начать всё заново.        «Проклятье!» — мысленно выругался он.        Мальчишки и на этот раз останутся неграмотными неучами. Назгур мог платить наставникам только тогда, когда наладилась продажа хаквиндских коней. Теперь — нечем. К счастью, племянники уже умели читать и писать, и это было главное. Голлдару хотелось бы, чтобы мальчики знали историю и научились вникать в литературу.        Увы, он сам не мог им того дать.         — Да уж, расти вам неотёсанными мужланами, — пробормотал Голлдар.        И тут же закрыл рот. Привычка разговаривать с самим собой в первую очередь не нравилась ему самому. Одиночество породило её, и искоренить теперь было трудно.        Чтобы попасть на кладбище, нужно было пересечь поле. Куда бы меньше времени это заняло, будь Назгур на коне, но предприимчивый конюх нашёл пристанище несчастным животным в ближайшей к поместью деревне и просто-напросто рассовал лошадей по конюшням, чтобы те окончательно не сбежали.        Голлдар не сдержал стон. Он отвык много ходить, и культя разболелась. Назгур посмотрел вдаль, на кромку леса. Что-то не понравилось ему за пеленой дождя, и он предпочёл довериться собственному зрению.        Даже несуществующая нога, казалось бы, перестала болеть, когда вдохновлённый тем, что скоро всё встанет на свои места, Назгур проделал вторую половину пути и вышел к опушке.        Так и есть.        Перед Голлдаром, привязанный к дереву, стоял Фигар.        «Значит, сукин сын сюда придёт!» — предположил Голлдар, возясь с поводьями, после завёл коня в лес и привязал к первому попавшемуся дубу.         — Твой хозяин — я! — отчего-то напутствовал Голлдар жеребца и пошёл к опушке, а там спрятался в зарослях кустарника, только-только выпустившего листья из почек.        Ждать пришлось недолго. Как и ожидалось, из леса в сторону кладбища пошёл человек, судя по росту, — мужчина. Он кутался в плащ и сутулился, едва не бежал от проливного дождя.        «Похоже, каторга тебе не пошла на пользу, Натрайт. Ты всё тот же изнеженный папенькин сын!» — мысленно съехидничал Голлдар. Замешательство человека в плаще не укрылось от него. Тот метался со стороны в сторону в поисках лошади, и Назгур сжал рукоять меча, чтобы быть готовым вытащить в любой момент.        Незнакомец подошёл к кустам совсем близко и стал спиной к Голлдару. Обернуться на треск ломающихся веток он не успел. Резкий толчок — и Назгур, опрокинув его навзничь, приставил к шее оружие.         — Не дёргайся, Солей. Твоя песенка спета. Плема — тоже! — пригрозил Голлдар и сорвал капюшон с головы противника.        Назгур не ошибся. Профиль лица и тёмные длинные волосы он узнал сразу.        Натрайт Солей вернулся домой — на земли, которые отныне ему не принадлежали.         — Выслушай, Голлдар! — Солей дёрнулся, но был прижат к земле коленом здоровой ноги. Назгур не собирался давать слово бывшему хозяину. — Да, проклятье, это я украл… — Грязь забилась в рот, когда Голлдар прижал голову противника к земле. Назгур сжал волосы в кулаке и резко потянул на себя, приставил к шее меч, чтобы полоснуть и покончить с Натрайтом раз и навсегда. — Да выслушай же ты, сукин сын, меня, безоружного! — Голлдар застыл на месте. — Неужели решил, что я уничтожу то, что мне дорого?        Назгур не поверил бы, если бы не знал Натрайта раньше. Прошлое вернулось и внесло свою лепту.         — С чего бы мне тебе верить? — Он отпустил волосы и пошарил по телу. Солей нисколько не солгал — он был безоружен.         — Хотя бы с того, что я видел, как несколько людей шли к поместью. Остановить их я не мог, предупредить не успел.        Назгур отчего-то поверил Натрайту. Не мог не поверить тому, из прошлого, по чьему телу только что шарил рукой и на ком лежал, словно в момент близости.        Тому, чей профиль так похож на профиль человека из прошлого.        У Эльгвара Фероха не было привычки лгать.