Загадай желание

*** Новый год всегда праздновали в бывшей гостиной профессорской квартиры. И елку, по любезному предложению Антона, наряжали там же. Потому что Старку-младшему — молодому перспективному студенту, которого приняли сразу на третий курс университета, надежде всей советской науки, уверенно идущему по стопам своего отца — после раздела квартиры досталось целых две комнаты. В одной был старый кабинет Говарда с выходом на крышу, где Антон устроил мастерскую и целыми днями что-то паял, чертил и рассчитывал, а в другой — большая гостиная. С роялем, хрустальной люстрой, высокими потолками и витиеватой лепниной, украшающей сводчатые арки над камином. Камин никогда не зажигали, а вот на рояле по большим праздникам, когда все соседи собирались за столом, Люсенька и Мария Николавна музицировали в четыре руки. Дети Ястребовых носились вокруг, товарищ Беннер читал стихи, а Ванда Максимовна угощала всех пончиками с ванильным сахаром. В такие дни Стасу казалось, что все они — одна большая семья. Он усаживался в большом кресле и, запрокинув голову на спинку, рассматривал фигурную розетку вокруг люстры с виноградными гроздьями и мотыльками. Капитанову до дрожи в пальцах хотелось нарисовать и лозу, и мотыльков с нежными крыльями, а ещё пухлых ангелочков, облепивших свод над камином. Их плавные линии и изящные переходы, искусно вылепленные лица и натянутую тетиву луков в пухлых пальчиках. Амуры хитро глядели на Стаса и безо всякого смущения выставляли свои ангельские прелести напоказ. И даже стыдливо скрещенные ножки не могли скрыть милые маленькие пенисы из белоснежного алебастра. Антон перехватывал его взгляд и долго, и пронзительно смотрел в глаза Стасика, пока тот не начинал ерзать в кресле и нервно кусать губы, заливаясь румянцем. Улыбка Антоши и нахальные сорванцы сводили на нет все мысли о классическом рисунке и с каждым разом только сильнее будоражили фантазию художника. *** Стас очень хотел придти в мастерскую к Антону, но стеснялся. И если бы не тот случай, когда Антон позвал его сам — нужно было зажать пассатижи, чтобы тонкий проводок не ускользал из рук, и можно было закрутить какой-то винт, — Капитанов вряд ли бы отважился. Антон работал увлеченно и красиво, и уже через полчаса Стас забывал про амуров и про витиеватые грозди винограда, и пялился только на его ловкие руки. На сосредоточенный взгляд, напряженную линию плеч. На завитки черных волос и непослушную прядь надо лбом, которую так хотелось смахнуть ладонью. Капитанов проторчал у Старка-младшего целый день и только к вечеру вспомнил, что с самого утра ничего не ел. Но Антон достал авоську, висевшую за окном, нарезал хлеба и сыра, а Стас метнулся на кухню и взбодрил пузатый чайник. Они сидели на крыше и смотрели, как звезды зажигаются в небе. Ели свой скромный ужин и запивали крепким, сладким чаем. И было так хорошо, как никогда раньше. С Антоном все было ново и интересно. Он умел вдохновенно говорить и уютно молчать. А еще бесконечно рассказывать о своих мечтах и планах, и Стасу казалось, что доверяет он свои невероятные по масштабам идеи только ему. И Капитанов зачастил в мастерскую. По утрам приносил воду, чтобы можно было сварить кофе на удивительной плитке с голубоватой дугой, которую изобрел неуемный гений Старка и теперь мог за считанные секунды согреть что угодно. Или глубокой ночью, чтобы отобрать из рук Антона, уснувшего прямо за рабочим столом, циркуль или отвертку и укрыть теплым пледом. Больше всего Капитанову хотелось взять его на руки и перетащить на большой диван, который стоял тут же, в мастерской, но он боялся, что не хватит сил. Но еще больше Стас боялся, что Антон проснется. Он живо представлял себе эту картину: как несет его на руках, склоняется над диваном, и в последний момент Антон открывает глаза. Их лица оказываются так непозволительно близко, что можно коснуться щеки, упругих губ и… На этом месте Стас всегда останавливался, потому что дальше все было «слишком». Как из безумного сна. Невозможного и стыдного, но такого сладкого, что у Стаса начинало ныть внизу живота. *** Дней за десять до нового года Капитанов, как обычно, пришел с самого утра, привычно толкнул дверь и обнаружил, что она закрыта. Стучать, чтобы нарушить уединение человека, который запер дверь — такому его не учили — и Капитанов развернулся, и уныло побрел в свою комнату. А сегодня у него была уважительная причина, и он затарабанил в дверь. Антон открыл тут же, как будто только его и ждал. Всклокоченные волосы, перепачканные в чем-то похожем на сажу руки, прожженная в нескольких местах майка — все говорило, что Старк снова провел в своей мастерской бессонную ночь. Он весь светился от радости и еле сдерживался от переполняющих его чувств. — Что-то случилось? — Стас не сомневался, что Антон добился результатов в одном из своих бесконечных опытов. — Четыре минуты и двадцать две секунды! — выдохнул Тони. — Целых двадцать две! Понимаешь?! — Нет, ничего не понимаю. — Правильно, не понимаешь! — Антон рассмеялся. — Вечером покажу! Сейчас он был похож на сумасшедшего, а еще немного на влюбленного. И Стаса тянуло к нему с невероятной силой, как будто внутри у того был магнит, сопротивляться которому было бесполезно. Антон застыл, думая о чем-то своем, но уже через секунду схватил елку и Стаса, и поволок в центр комнаты. Он воткнул широкий ствол в какое-то приспособление и дернул Капитанова за руку. — Держи здесь! Стас от резкого рывка уткнулся носом в колючую ветку и отпрянул. — Не дергайся! — Антон уже присел на корточки, укрепляя елку в странной треноге, от которой тянулись провода, и пошатнувшись схватил Стаса за ногу. Под коленкой обожгло, и мелкие мурашки метнулись по бедру вверх. Если бы только Антон знал, как действуют его прикосновения, он бы дотрагивался до Стаса, как до оголенного провода — только в резиновых перчатках. Но Антон Старк, в голове у которого были ряды математических формул, десятки законов физики и вся таблица химических элементов разом, вряд ли думал о такой ерунде, как коленки Капитанова. Он, наверняка, не заморачивался такими мелочами. — Я не дергаюсь. — Стасик замер на месте, а колючая ветка прочертила по щеке, оставляя тонкие царапинки. Старк ползал вокруг елки и обнимающего ее Капитанова, пыхтел, чертыхался и, наконец, вынырнул из-под широких лап. — Отпускай! Стасик сделал шаг назад, и елка всей своей смолистой красотой рухнула на застывшего Капитанова. — Черт! — Антон подхватил елку и, почти обнимая Стаса, снова пихнул его навстречу колючей красавице. На минуту и елка, и Капитанов оказались в его объятиях. Стас охнул и зажмурился от удовольствия, окатившего его с ног до головы, но Антон уже отпустил елку и снова нырнул вниз. — Теперь отходи! Капитанов медленно отпустил смолистый ствол и, не чуя под собой ног, отступил назад. Елка стояла, как вкопанная. Тогда Антон обмотал ее гирляндой из разноцветных лампочек и щелкнул тумблером на небольшой панели. Елка замигала, переливаясь огнями, и медленно закружилась, выставляя напоказ свои пушистые бока. — Ух ты! — только и смог произнести Капитанов. Он смотрел не на елку, а в глаза Антона, в которых то вспыхивали, то гасли искры приближающегося праздника, и смутился, когда тот перехватил его взгляд. — Как думаешь, Полине понравится? — А это для Полины? — голос Капитанова дрогнул, и щеки полыхнули бордовым. — А ты думал, для кого? — вопросом на вопрос ответил Антон, и Стасу почему-то показалось, что тот его дразнит. Он сердито мотнул головой, прогоняя глупую обиду. — Неважно!