The possible of the impossible / Возможное невозможного

                   С каждой минутой солнце поднимается всё выше, прогоняя ночь. Тишину нарушают лишь робкие трели птиц, да шуршание листьев кладбищенских деревьев.       Том разглядывает могильную плиту из чёрного куска мрамора, около которой ему пришлось остановиться, потому что Дженна внезапно застыла столбом, изучая карту кладбища, тихо причитая: «заблудились». Его взгляд равнодушно скользит по позолоченным датам, но в уме уже вычитаются цифры — здесь похоронен мальчик на два года младше его.       Живот сжимает спазмом — колючим и тревожным. Не стоило вести подсчёт, и напоминать себе о том, что он не знает, сколько времени отведено ему в его теперь уже смертной оболочке. Возможно, что тоже немного. Он где-то читал, что мутанты живут меньше, а ведь в рамках нынешнего мира он — мутант. Нечто инородное, неправильное. Ущербное.       Его связь с миром мёртвых была разорвана, потому что после схлопывания миров здесь — на Земле — он лишился части сил. Он всё ещё способен улавливать биополя неживых. Это так же естественно, как и дыхание. Краем глаза он всегда видит призрачные тени. Но, его опасения подтвердились, он больше не может управлять ими.       Тому становится зябко. То ли потому, что веет прохладой приближающегося конца лета. То ли он уже простыл, хотя прежде никогда не болел. И теперь умрёт во цвете лет от гриппа. Или Дженна убьёт его раньше, когда узнает, что он не может управлять душами, и они зря потратили несколько часов на то, чтобы добраться до загородного кладбища.       В любом случае, всё равно лучше находиться здесь: мёрзнуть и получать заслуженную кару от Дженны, чем парировать ксенофобские шуточки на школьном балу, на который они уже давно безбожно опоздали.       После того как в Эхо Крик хлынул поток различных волшебных существ, отношение жителей к ним колебалось от нейтрального до «прочь с нашей территории, уроды». И не то чтобы Том не понимал их. Наверняка неприятно жить по соседству с огромным паком или переделывать линию метро из-за возникшего под землёй дворца.       — Вот блин! С тобой я точно вызвала бы этого графа Хроноса, но не могу найти его могилу… И уже солнце вст… Эй, почему у тебя такая кислая мина?       Голос Дженны выводит Тома из туманного наваждения.       — Я более чем уверен в том, что не смогу тебе помочь… Можешь за это меня стукнуть, — хрипло произносит он, тщательно подбирая слова, чтобы не завопить: «я ни на что не годен!». Недоверие на лице Дженны сменяется крайним удивлением. — Никто не идёт со мной на контакт. Прости, что не сказал об этом раньше. Трудно признаться в том, что теперь ты просто стрёмный рогатый урод без всяких волшебных примочек.       — Э… — кажется Дженна едва удерживается от фейспалма. Она несколько секунд во взаимном молчании рассматривает Тома. Он не выдерживает её взгляд, сжимая кулаки и закусывая губу, отворачивается.       — Первое. Я не настолько расстроена, чтобы бить тебя. Знаешь ли, после своего путешествия на Мьюни, я могу похвастаться тем, что видела больше, чем любой обычный человек. Да и сейчас объём необъяснимых вещей в нашем городе превышает допустимый. Так что как-нибудь переживу без графского духа.       — Второе. Ты не урод.       Том вновь смотрит на Дженну: упрямо, словно готов отстаивать свою точку зрения и заверить её в своей абсолютной никчемности. Она будто улавливает его угнетённое состояние и не стебётся над ним из элементарного чувства такта. Явно пытается придать своему лицу ангельское выражение, но ангел выходит какой-то хитрый.       — Было бы из-за чего переживать. Подумаешь, больше не умеешь вызвать мертвецов. Я вот танцевать не умею. Поэтому я и предложила изменить маршрут, — Дженна равнодушно пожимает плечами, закидывая руки за голову и подставляя лицо ветру. На ней тонкое жёлтое, легко продуваемое платье; видимо, она в меньшей степени беспокоится о какой-то там убийственной простуде.       И тут до Тома доходит: только что произошла невероятная вещь. Дженна призналась ему в том, что чего-то не умеет. Вся она — вызов окружающему миру. Разве что на лбу не написано: «оставь надежду всяк, сюда входящий». А ещё она любит притворяться, что может каждую мелочь на свете.       — О! Не умеешь танцевать... Могу показать тебе прямо сейчас, как танцуют на мьюнианских балах... То есть танцевали. Хочешь научу? — слова вырываются изо рта демона раньше, чем он успевает их обдумать. Кровь приливает к щекам Тома. Если она откажется, он опозорится ещё больше. Хотя, казалось бы, куда.       — Покажи. Всё равно делать нечего. Вон и поляна подходящая!       Проследив за указательным пальцем Дженны Том, всё ещё не до конца осознающий, что девушка согласилась, рассеяно отмечает, что окраина кладбища без какой-либо ограды зарослями терновника мягко перетекает в покрытую травой поляну.       — Да, отлично. Пойдём.       Миновав колючие кусты, усыпанные спелыми ягодами, и отделавшись малой кровью: царапины на шее — у него, зацепки на платье — у Дженны, они оказываются на лугу.       — Что теперь? — девушка открыто глядит ему в лицо, вставая прямо перед ним. Кажется, что для неё не существует ни запретов, ни стеснения. Том же краснеет так, что чуть не загорается, даже если уже не может. Чёрт, возьми себя в руки!       — Начнём с классической позиции, — прочищая горло, произносит демон.       Стараясь действовать уверенно, одна его рука обхватывает талию девушки, другая сжимает ладонь, переплетая их пальцы, по кончикам которых разливается приятное нежное тепло. Макушка Дженны упирается в его подбородок. Том приказывает себе не вдыхать запах её волос, иначе девушка точно решит, что он какой-то извращенец.       Дженна, свободной рукой обхватывая его предплечье, подмигивает. Да ещё так понимающе, словно знает о какой байде он сейчас думает. Но не может же?       — Слушай своё тело и просто следуй за мной, — произносит он слишком серьёзным тоном, который придаёт своему голосу, чтобы не облажаться ещё больше. Если это возможно, конечно.       Он ведёт уверенно. Но Дженна движется скованно и ломано, пыхтя, как паровоз. Несколько раз наступает на носки его лакированных туфель.       Их лица очень близко, и Том замечает, что Дженна разглядывает его с едкой ухмылочкой. В её глазах вызов, мол, не принцесса, да?       Она не принцесса — да. Но и он — уже фактически не принц. Однако, им обоим хорошо вот так: двигаться в рваном ритме, исполнять нелепые па и смеяться.       После них остаётся примятая трава. Круги на лугу. И несколько душ, по видимому, всё-таки заинтересовавшихся действиями непрошеных гостей, колышутся над ними по той же траектории.       Сердце в груди демона радостно сжимается, когда Дженна проводит ладонью по его волосам, взъерошивая. Том вздыхает и впивается в её бок цепкими пальцами, не осознавая, что щекочет. Девушка, дёрнувшись, превращает и без того нестройный танец в возню. В безумный ураган не только для них двоих.       Улыбающийся Том, одновременно старающийся не упасть и не уронить, приходит к мысли, что терять бессмертие в искреннем смехе Дженны, в конце концов, не так уж и плохо.