Ипсилон
2 апреля 2017 г. в 12:10
Вернувшийся в комнату Рен вытряхнул из кармана штанов плеер. Покопался в треках и, заткнув уши, молча лег на бок, спиной к Хаксу, совсем с краю постели.
Когда Хакс сохранил финальный вариант проекта, Рен дышал спокойно и размеренно. Из наушников доносился монотонный шум. Хакс пошевелился, собираясь выбраться из постели.
– Я не сплю.
Рен произнес это, не оборачиваясь. Он не стал выключать плеер, а потому говорил громче, чем стоило бы; Хакс замер с открытым макбуком на коленях, ожидая, что последует за констатацией факта бодрствования.
– Я никогда не стану таким, как он.
– Что? – Хакс повернул голову и посмотрел на черноволосый затылок. – Ты о чем?
– О моем деде, – пробасил Рен, и в следующие несколько секунд Хакс услышал от него столько слов за раз, сколько не набралось бы, наверное, за все полгода их встреч. – Мой дед. Энакин Скайуокер. Не знаю, знаешь ты или нет. Лучший квотербек за всю историю американского футбола. Я никогда не стану таким. Тренер говорит, что мне нужно держать себя в руках, и тогда все получится. А у меня нихрена не получится, потому что я, блядь, нихуя не могу держать себя в своих ебаных руках!
Голос Рена дрожал от плохо скрываемой злости. Хакс не был его тренером и понятия не имел, как остановить это; да и чтобы надавить в нужную точку, ему нужно было знать о Рене хотя бы что-то, кроме того, насколько охуенно он ебется и какого размера бургер может влезть в его грязный рот.
– Им всем от меня что-то нужно, – подушка в том месте, где Рен сунул под нее руку, приподнялась, и Хакс интуитивно понял, что он сжал кулак. – Всей моей сраной семье. Они ебут мне мозги с самого, блядь, детства.
– В большинстве случаев, – Хакс не был уверен, слышит ли его Рен, но молчать становилось опасно. – Это нормально. Для родителей.
Он никак не ожидал, что Рен сорвется с кровати так резко. Сдернутое одеяло потянуло за собой ноутбук, и Хакс едва успел перехватить его за экран, чтобы удержать от падения на пол; плеер Рена отлетел к стене, а наушники так и остались свисать черным проводом вдоль его опавшего члена.
Любой другой на месте Рена смотрелся бы глупо вот так – без штанов, в одной футболке, извергающий проклятия в адрес своей семьи. Но лицо Кайло исказилось от раздражения – теперь оно выглядело по-настоящему некрасивым, и вместо крика, вроде того, на какой он срывался в игре, Рен заговорил очень тихо. И очень зло.
– Мне надоели эти ебучие медитации, – он содрал с себя наушники и швырнул их на пол, а потом наступил поверх жалобно треснувшего пластика голой пяткой. – Они нихуя не помогают. Меня бесит эта сраная музыка.
– Не слушай ее, – Хакс опустил ступни на прохладный паркет, стараясь двигаться медленно, так, чтобы не взбесить Рена неосторожным движением еще больше. – Не медитируй. Кто тебя здесь заставит делать это?
– Они меня везде достанут, – губы у Рена дрожали, и Хаксу показалось, что он сейчас заплачет – или рассмеется, черт его знает. – Знаешь, сколько я с ними борюсь.
Но ничего из ожидаемого не произошло. Рен окинул блуждающим, мутным взглядом комнату, остановился на лежащих на стеллаже книгах и, в два шага преодолев расстояние до противоположного угла, вытащил первый попавшийся учебник.
– Мой дядя хотел, чтобы я поступил в Принстон, – толстая картонная обложка распалась на две части в его руках легко, как лист бумаги. – Моя мать…. сенатор… а, да хуй с ней! Она настояла на Йеле. Я должен был быть в этом сраном «Черепе и Костях», продолжать ебаную семейную традицию. Я вступил в другое братство назло ей. Мой отец мечтал, чтобы я стал… – Рен все-таки рассмеялся, коротко и нервно, и с треском разодрал учебник пополам, вдоль переплета. – Похуй, неважно кем. Никто, блядь, не спросил меня, что мне нужно. Они срались каждую неделю, пока я не уехал сюда. Я думал! Тут! Все! Закончится!
В голосе Рена прорезалась истеричная, высокая нота, и обе половины учебника врезались в дверь. Хакс прикинул, что чисто теоретически он может написать сообщение Гвен, чтобы та привела эту чертову Рей, которая наверняка была в курсе проблемы; можно было бы вызвать медицинскую службу кампуса, но поднимется шум, а после – ненужные слухи. Полуголый квотербек «Бульдогов» Йеля в спальне полуголого сына президента Гарварда – хуже не придумаешь. У Хакса тоже были скелеты в шкафу, но он предпочитал хранить их запертыми.
– А оно нихуя не закончилось, – прорычал Рен. – Нихуя, блядь, не закончилось!
Это нужно было остановить. Рен опрокинул ударом ноги мусорный контейнер, стоящий рядом со столом, смел со стола По Дэмерона все, что на нем лежало – вместе с ноутбуком, книгами и полупустой пивной банкой. Поверх учиненного беспорядка Рен швырнул запоротый макет солнечного генератора, который Хакс не успел выбросить раньше. Грохот был приличный, значит, скоро проснутся, как минимум, студенты в соседних комнатах.
– Я думал, может быть, я смогу неплохо играть, – Рен согнул об колено железный корпус настольной лампы, и на это, похоже, ушло достаточно сил – ему потребовалась пауза, чтобы продолжить. – Просто играть. Для себя. Но тренер. Он решил сделать из меня второго Энакина Скайуокера. А я не могу ничего сделать с собой во время игры. Я хорошо играю. Я не умею проигрывать. – С вызовом бросил он.
– Ты специально задираешь других игроков? – осторожно предположил Хакс. – Чтобы не быть таким, каким тебя хочет видеть тренер?
Хакс медленно поднялся с кровати. Рен тяжело дышал, как загнанный в угол зверь; бессильно опустив руки вдоль тела, он смотрел прямо перед собой, в невидимую точку на полу комнаты. И в этот раз молчание означало согласие. Хакс угадал.
– Рен, – Хакс остановился в паре шагов от него, выдерживая безопасное расстояние. – Ты никому ничего не должен. Никто из нас никому ничем не обязан. Что говорят тебе твои братья?
Он снова ткнул наугад. В единственную область, о которой имел хотя бы смутное представление.
И Кайло Рен поднял руку, стирая кулаком с лица злые, текущие явно против его воли слезы.
– Что я должен сам захотеть чего-то. Не назло.
– Ты захотел?
– Да, – твердо ответил Рен, но его уверенность исчезла так же быстро, как и появилась. – Нет. Я не знаю. Я не знаю, чего я захотел. Почему тебе от меня ничего не нужно?
Пару месяцев назад на тот же вопрос Хакс ответил бы так: «Потому что ты мне вообще не нужен». Но врать себе он не любил. Это было достаточно бессмысленное занятие.
– Потому, что меня все устраивает?
Хакс смотрел ему в глаза. Рен не стал отводить взгляд – только громко шмыгнул носом, вытер сопли тыльной стороной ладони и неуверенно улыбнулся.
– Я не смогу разогнуть лампу обратно, – сказал он, все еще тяжело дыша. – И склеить макет.
Солнечный генератор, залитый пивом и раздавленный по центру босой ногой Рена, представлял собой жалкое зрелище.
– Нахуй его, – отступив назад, Хакс вытащил из шкафа мягкие треники и натянул их на себя. – Ты идешь?
На кровати было, все-таки, тесно. Но в этот раз Рен повернулся к нему лицом, сунул руку под шею, придвинувшись вплотную; кошмарный запах чеснока и лука никуда не делся, хуже того, теперь к нему прибавился еще и знакомый запах пота.
Кажется, Рен больше не собирался ничего ломать.
Хакс вдохнул поглубже, закрыв глаза, и подумал о том, что постарается заставить его мыться чаще, чем раз в неделю.
Завтра.
Обязательно.