Let's kill someone!

      Дыхание выходит густым паром, оседает влажностью на меховом воротнике. Холодно, даже в узкой расщелине, закрытой от ветров, холодно просто до сумасшествия.       Впрочем, если стоять, изображая неподвижную каменную статую, то замерзнешь, наверное, даже среди песков Эльсвейра.       — Закопаю в снегу труп, никогда уж не найдут. Если так захочет Ситис, будут клады там и тут.       Барлоу уже перестал вздрагивать каждый раз, когда Цицерон заводил очередную песенку. Ну, почти перестал.       — Скажи мне, Цицерон, – сквозь непрекращающийся ветер было ужасно плохо видно дорогу, и Слышащий уже начинал нервничать, не пропустили ли они свою жертву, — Как ты вообще умудряешься хоть кого-то убить, если не замолкаешь ни на минуту?       — Цицерон долго не вынимал клинок из ножен. Меч заскучал и сам разит своих жертв. К тому же никто не боится шутов. А зря!       Барлоу покачал головой под заливистый хохот. Переступил с ноги на ногу - пальцы потихоньку начинало покалывать. Кожаный доспех даже под тёплым плащом закаменел в одном положении и чувствовался скорее латами Соратников.       — Слышащий будто выскочил из древней нордской гробницы, — задумчиво пошкрябал подбородок шут. Затем в одно движение выхватил клинок, заставив Барлоу рефлекторно отскочить почти на метр и пребольно приложиться плечом.       — Цицерон! — тот осклабился и лишь слегка повернул руку. В отражении лезвия показался хмурого вида мужик с синюшными губами и побелевшими бровями и щетиной.       — Древний труп собственной персоной!       Барлоу вздохнул. Чихнул. Поправил вылезшее из под шлема ухо.       — Вот мы с тобой оба имперцы, шут. Так какого даэдра я - синий, а ты сверкаешь как монета начищенная?       Цицерон вновь хохотнул, тряхнул головой, видимо по привычке, нечаянно скинув капюшон. Вопреки своим словам о том, что шутов никто не боится, выглядел он совсем не как шут - с тех пор, как у него появилась возможность вновь ходить "на дело" в ход пошла куда более практичная (по его мнению) одежда. Барлоу радовался уже тому, что не слышит бесконечного звона чертовых колокольчиков чертовой шапки ежесекундно. А меховые плащи в виде цельной шкуры волка (вместе с пастью, о Ситис, будто трофейная шкура на стену) или подтекающие от мокрого снега подведённые углём глаза - сущая ерунда. Были, правда, эксцессы, вроде того, когда Барлоу сидя в "Смеющейся крысе" принял подскочившего к нему Цицерона за местную продажную девку. На секунду, конечно, но и все же.       — Едет-едет караван, скоро все падут от ран, — выдернули Слышащего из своих мыслей.       Барлоу снова чихнул. Наконец пришло время разогреться.       "Замёрзший очаг", слава Ситису, был не таким уж и замёрзшим. Барлоу забежал в таверну быстрее, чем если бы за ним бежала целая армия даэдра.       — Комнату! Мёда! Еды!       Трактирщик недоуменно смотрел за спину Слышащего, даже перестав пытаться стереть со стойки пятно, намертво въевшееся ещё эру назад. Барлоу, даже не оглядываясь, сразу понял, что происходит.       — Замёрз он, пританцовывает, привычка у него такая, не обращайте внимания. Известным артистом раньше был.       Получив ключ и обещание принести горячее и дополнительный спальник прямо в комнату, Барлоу, наконец, вздохнул с облегчением и, отправив рюкзак, плащ и сапоги прямо на пол, в чем был увалился на кровать. Цицерон неспешно избавлялся от своей одежды, что-то мурлыкая себе под нос. Барлоу глубоко в сердце тоже хотел разоблачиться, но лень и усталость оказалась сильнее. Кровать была мягкой, воздух - тёплым, а зрелище одного за другим расстёгиваемых крючков на чужой одежде - гипнотизирующим.       Дурацкий плащ - вниз, аляповатая броня, следуя движениям пальцев, по плечам сантиметр за сантиметром, влажные волосы по спине, одна прядь на лице, тонкая линия усмешки...       Из полудремы выводит чужой шёпот: "Нет, Слышащий, нельзя так. Цицерон поможет, Цицерон позаботится", чужие руки по коже, мягкая ткань вместо задубевших ремешков, запах еды и, наконец, темнота за веками.       Барлоу вскочил рывком, огляделся и тут же плюхнулся обратно. Вот идиот, как так можно, отрубиться, забыв о всякой безопасности? За окном еще светила луна, но первые признаки рассвета уже сверкали на горизонте. На столе стоял остывший картофельный суп, лососина и погрызенный рулет. Виновник участи последнего мирно дремал в спальнике, причмокивая.       Слышащий бесшумно соскользнул с кровати, подкрался поближе. Без вечной дурашливой гримасы лицо шута казалось старше. Длинные волосы разметались по подушке, дыхание ровное, расслабленное, лишь пальцы судорожно сжимают край простыни.        Барлоу качнулся было вперёд, сам не зная, зачем, но быстро пришёл в себя. Как бы он отреагировал, если бы его разбудило посреди ночи чужое прикосновение?       Первый луч солнца пробился в окно. Снова нужно идти просить трактирщика о свежей еде - с последнего заказа ждёт отличный навар, можно не экономить. Затем позаботиться о насущных делах: приобрести провизии в дорогу, проверить снаряжение...       Барлоу, поправив не по размеру большую тунику, отворил дверь, усиленно придумывал себе одно дело за другим, делая вид, что совершенно не замечает тихий напев из комнаты:       — Спит дурак, но чутко спит, под подушкой нож лежит. Что же хочет Темный Брат? Цицерон узнать бы рад.