«Эдельвейс»

Промозглая осень неторопливо тащилась по раскисшим дорогам и совсем не спешила уступить место свежести ранней зимы. Серое небо, нависая все ниже, почти цеплялось за макушки голых деревьев и Анне казалось, еще чуть–чуть и тяжесть свинцового небосвода просто раздавит ее. Подобрав темный подол платья, девушка, придерживая шляпку, направилась к дому. Опаздывать она не хотела, сердить лишний раз Марию Алексеевну не стоило, тем более, накануне свадьбы. Боясь, что задержалась с прогулки, она ускорила шаг и почти побежала к дому. На прошлой неделе соседский помещик Владимир Корф просил руки княжны Анны Долгорукой, и отец согласился отдать свою старшую дочь. Девушка тяжело вздохнула, вспомнив своего суженого, и проглотив комок непролитых слез, вошла в дом. Мокрые туфли оставляли следы на чистом полу, и Татьяна, заметив, сказала: — Вы бы, барышня, постояли пока, а то следки-то хозяйка заметит, опять браниться будет… «Барышня»… — одно только слово, на деле же она значит в этом доме не больше чем Татьяна. Только та просто дворовая девка, а Анну велено все же величать княжной. Да толку? Что Татьяна не может замуж по сердцу выйти, что Анну, как товар продают. В комнате уставившись в бледное отражение в зеркале, мрачно размышляла: — Интересно, а вот если умереть, плакать будут? Хотя вряд ли… Мария Алексеевна только вздохнет облегченно, да перекрестится, приговаривая: — Слава Богу, прибрал Господь. Отец, наверное, опустит печально глаза, в душе подсчитывая убытки от похорон, да прикидывая, сколько теперь останется у него вместе с непригодившимся приданым. Лиза вообще ничего не заметит, и лишь маленькая Сонечка всплакнет украдкой, вспоминая рассказанные старшей сестрой сказки. В дверь постучали. — Барышня, там ваш жених, Владимир Иванович приехали. Вас просят, — тихо сказала Арина, протиснувшись в комнату. — Сейчас спущусь, — нехотя ответила Анна, отрываясь от своего отражения. Как только за горничной закрылась дверь, Анна остановилась, сдерживая стон зажатым кулачком. В гостиной тяжелые портьеры прятали дневной свет, и дубовые двери скрывали любые звуки. Анна остановилась на пороге, разглядывая мужчину, стоявшего в центре комнаты. — Вы хотели меня видеть? — ледяной вежливостью поинтересовалась она. — Да, нам надо поговорить. Я… — он замолчал, покусывая губы, — Давайте прогуляемся, — вдруг предложил барон. Девушка взглянула в окно на серое небо, грозившее пролиться осенним дождем и не сказав ничего, согласно кивнула. Татьяна только удивленно посмотрела на барышню, которая вернулась с прогулки чуть больше четверти часа и теперь снова надевала манто. — Анна, — начал барон, когда они остановились у летней скамейки в саду, но девушка торопливо перебила его: — Не надо. Я знаю, Владимир Иванович, отец задолжал вам крупную сумму. Я так же знаю, что вы согласились на его предложение… — она замолчала, подыскивая слова. — Все не совсем так, — негромко сказал мужчина и подошел ближе, пытаясь поймать взгляд ее глаз. — Как бы то ни было, я благодарна вам, — продолжила Анна, решительно подняв подбородок, — Я благодарна, — твердо повторила она и, помолчав, продолжила, — И постараюсь стать вам хорошей супругой. — Я знал, что вы благородная девушка, — Владимир взял ее пальчики в свою руку и поднес к губам. Она выдержала его поцелуй на пальцах и, отняв руку, отошла к уже облетевшей березе. — Знаете, Владимир Иванович, я только одного не могу понять, — тихо проговорила она, прижавшись к влажной, прохладной коре, — Зачем я вам? Корф молчал, серьезно рассматривая ее, и Анна не найдя ответа, продолжила: — Вы никогда не любили меня, даже в лучшие времена вам больше нравилась Лиза… О! не подумайте, что я ревную, просто логичнее было бы предположить, что именно Лиза удостоится чести услышать от вас столь лестное предложение. Она ждала его реакции, но он молчал, и хрустальная тишина октябрьского сада звенела над ними. Вдруг резко развернувшись, Корф направился прочь. Отойдя на несколько шагов, Владимир вдруг обернулся и, заложив за спину руки, холодно произнес: — Надеюсь, что вы достаточно благоразумны и в назначенный день не отступитесь от принятого решения. Княжна Долгорукая тихонько вздохнула и сцепила озябшие пальцы, рассматривая удаляющуюся мужскую фигуру в золотой чистоте прозрачной аллеи. Венчание было назначено на первое воскресенье ноября, и вдруг в субботу с вечера выпал первый снег. Бабы поутру шушукались что, мол, видать счастье барышне выпало, раз по нетоптаному снегу венчаться поедет. Анна, услыхав эти слова, только горько улыбалась, послушно сидя перед зеркалом и давая возможность Арине заколоть волосы в высокую прическу и закончить наряд пышной фатой, выписанной из столицы. Она с трудом вообще могла припомнить когда отец дарил ей еще столь значительное, как это дорогое подвенечное платье. Мария Алексеевна выглядела по-юному свежей в новом туалете цвета ранней весенней зелени, Петр Михайлович степенно прохаживался, недовольно крутя шеей в неудобном жестком, накрахмаленном воротнике. Андрей щурился в своем пенсне, Сонечка радостно бегала по комнатам и лишь Лиза гордо поджимала свои губы, отчего стала походить на мать. На венчание она не ехала, оставалась с младшей сестрой дома и теперь ожидала когда будет готова невеста. Князь Долгорукий остановился у окна, пытаясь застегнуть запонки, и Лиза мягко подойдя со спины, протянула руки, желая помочь. — Почему она? — подняла свои серые глаза и прямо посмотрела на отца княжна. Тяжело вздохнув, Долгорукий прижал ее головку к своему плечу и сочувственно вздохнул в ее волосы: — Он сам выбрал… — произнес князь, — Я не знаю, почему он так решил, признаться я был удивлен не меньше. Но кто их поймет, этих немцев? Колокольный звон плыл в ясности осеннего неба, и народ, стоявший у храма, с терпеливым любопытством ждал молодых. Они, не торопясь, вышли на крыльцо, и все наполнилось улыбками и поздравлениями. Ввысь полетели монеты, пшеница и цветы, а маленькие ребятишки с восторгом принялись рассматривать юную баронессу — прелестная фигурка в белоснежном платье, нежное личико в пене воздушных кружев; Анна с букетом свадебных цветов, невесомо опиралась на руку законного мужа. Она еще пыталась улыбаться, но глаза предательски застилали слезы, и чтобы скрыть их, девушка все ниже опускала личико в букет, пытаясь обмануть окружающих новобрачной скромностью. Барон вежливо улыбался, холодным взглядом останавливая любые попытки более тепло поздравить баронессу. Подведя молодую жену к карете, он помог Анне и, приказав трогать, сел сам. Оказавшись наедине в тесноте роскошной кареты, Анна позволила себе смахнуть набежавшие слезы, чем привлекла внимание мужа: — Право же, не стоит так расстраиваться, — прозвучал спокойный голос Корфа, когда карета выехала за ворота церкви, — Это всего лишь свадьба. Анна вскинула глаза и в тон ему любезно ответила, — Простите… Я впредь буду сдержанней. Они замолчали, девушка, гордо выпрямив спинку, рассматривала мелькающие пейзажи и старалась не смотреть на мужчину. Порыв ноябрьского ветра залетел в приоткрытое окно, и она поежилась от холода. В следующую минуту на плечи ощутимо легла мужская рука, привлекая ее к теплой груди мужа: — Идите сюда, ваша пелерина все равно недостаточно тепла. Маленькие ладошки мгновенно спружинили, упрямо уперевшись в него. — Не стоит беспокоиться, мне достаточно тепло, — Анна вежливо высвободилась из его рук, и снова отвернувшись к окну, закрыла глаза. — «Миша»… Миша был ее мечтой, ее песней, ее надеждой и ее силой. Анне казалось, что именно воспоминания о нем помогали ей жить, поддерживали каждый день в доме отца, заслоняли от гнева мачехи, дарили радость в унылых серых буднях. Одной короткой встречи, там на балу было достаточно, чтобы неискушенная барышня подарила свое сердечко бравому офицеру. Она любила его. Она жила им и терпеливо ждала, когда наконец судьба смилостивится и отдаст ее единственному человеку, о котором грезила нищая девочка, из милости воспитанная своим родным отцом. Гости разъезжались за полночь, но уставшая Анна безукоризненно выполняла роль гостеприимной хозяйки. Улыбалась, говорила комплименты, принимала поздравления и ничем не выдавала своих подлинных чувств. Она выдержала поздравления от Марии Алексеевны, улыбнулась на слова отца и только когда Лиза вместе с Сонечкой направились вслед за родителями к выходу, Анна догнала сестру и, отведя в сторону, заглянула в глаза: — Лиза… — Я желаю вам счастья, — голос княжны замораживал. — Лиза, — снова выдохнула Анна и дотронулась до руки сестры, — Лиза, я бы все на свете отдала, лишь бы ты была счастлива. Я с радостью бы поменялась с тобой местами, и поверь, я совсем не стремилась получить все это. Лиза, — повторила Анна, заставляя сестру поднять на нее глаза, — это не радует меня. Правда. — Я не виню тебя, если я и обижена… — тихо ответила княжна и помолчав, продолжила, — Я ни на кого не обижена, — гордо и чересчур громко сказала Лиза, — Желаю тебе счастья, — повторила она и вышла в холл. Служанка расправила покрывало на широкой кровати и отошла, вежливо ожидая распоряжений. — Спасибо, мне больше ничего не нужно, — отпуская девушку, сказала Анна и снова посмотрела в зеркало, провела рукой по влажным волосам. Задумалась; странно, ни волнения, ни страха, хотя всякая другая, окажись на ее месте волновалась бы, да и страх наверняка бы, испытывала. Всякая — но не она. Она спокойна. Предав сегодня себя, предав Мишу, она сама не протестуя, отдала себя в руки этому человеку. Отказалась от своей воли и теперь обязана исполнять то, чего захочет ее муж. Так что она не произнесет ни слова, закроет глаза и позволит свершиться тому, на что сама дала права. Она сумеет наказать себя… Посидев перед зеркалом, решила лечь в кровать, и уже откинувшись на подушки вдруг подумала о том, что оказывается любит горячую ванну… Никогда раньше она об этом не знала, просто никто до сего дня не готовил для нее ванну, полную горячей, благоухающей воды, а сегодня она в первый раз узнала об этом. Дверь скрипнула, впуская хозяина. Анна равнодушно скользнула взглядом по темному бархату халата и опустила глаза, уставившись в свои пальцы. — Анна, — Владимир сел на край и поставил на столик подсвечник, — Я хочу, чтобы вы знали, сегодня я был счастлив… — Владимир Иванович, — Анна устало вздохнула и посмотрела на него, — Не стоит тратить попусту время и расточать бессмысленную лесть. Серые глаза, смотревшие до этого открыто, словно захлопнулись изнутри, и спокойным голосом мужчина сказал: — Я пришел пожелать вам спокойной ночи, Анна, только и всего. — Спокойной ночи? — переспросила девушка. — Просто спокойной ночи, — подтвердил Корф, — Я вовсе не собирался беспокоить вас, — беспечно ответил Владимир, поднимаясь с ее кровати. — Вы хотели пожелать мне спокойной ночи? — еще раз переспросила Анна, и от неожиданности, даже села в постели. — Вы похожи на ребенка, — вдруг весело фыркнул Владимир и криво усмехнулся, — Поверьте, я вынужден поступать так, а не иначе… Я должен был жениться на вас, и теперь если вы мне поможете, если я смогу вам доверять… Поверьте, — повторил он, наклоняясь, — Я вам все расскажу. — Вы хотите, что бы я помогла вам? — догадалась Анна и вдруг рассердилась, — Вы заставили меня выйти за вас замуж, и даже не поинтересовались, хочу ли я?! — Мне пришлось, — Владимир вздохнул, — Мне остается только надеяться, что компенсации будет достаточно, чтобы забыть ваши несбывшиеся надежды. — Вы…вы чудовище! — возмущенно выдохнула Анна, но Корф взял ее руку и заглянув в глаза, доверительно сказал: — Я обещаю, вы нисколько не пожалеете, что вышли за меня. Анна взглянула злыми глазами, но подумав, спросила, — Вы обещаете, что не заставите меня совершать преступления? Хотелось бы получить обещанную компенсацию без излишней проволочки. — С вашей помощью все будет гораздо скорее, — уклончиво улыбнулся Корф. — Так вы хотите заполучить меня в союзники и больше ничего? — Анна перебралась на кровати и теперь стояла на коленях, всматриваясь в лицо мужчины. — Да, — твердо ответил Владимир, — Мне очень надо кое-что заполучить, от этого зависит моя жизнь, и если вы мне поможете, я стану по-настоящему счастлив. — Хорошо, — Анна села на коленях, — А что в этом случае получу я? — Ну, пока вы получите свободу от отца, в пределах разумного, конечно, — уточнил Корф, — Далее, вы получите столько платьев и шляп, сколько вам вздумается заказать, вы сможете делать все, что вам заблагорассудится, — перечислял он, — Вы сможете не бояться и не зависеть от мачехи… Но учтите, вы не должны ставить под сомнения факт нашего брака. Для всех — я ваш муж, притом ревнивый, поэтому, прошу, ведите себя благоразумно, иначе, я не смогу получить то, чего хочу, а вам придется очень рано овдоветь, — улыбнулся Владимир. — Отлично, — Анна тряхнула волосами, — Я согласна. Я ваша союзница. — Тогда позвольте мне поцеловать свою жену и пожелать ей спокойной ночи, — лукаво улыбаясь, наклонился к ней Корф. — Целуйте, — протягивая ему руку, согласилась Анна. Губы мужчины скользнули по прохладной коже, оставляя на ней тепло поцелуя. Владимир отпустил руку и вышел. — Жаль… Ах, как жаль, Миша, что вы не видите всего этого… — с горечью прошептала Анна и улеглась на место. Оказалось, что ночью время почти не двигается или тянется медленно-медленно, как густая, янтарная смола по шершавой коре, цепляясь за каждую мелочь… за каждое воспоминание… Воспоминания — они яркими вспышками, цветными картинками стоят в голове, сменяя друг друга, и Владимир даже не понимал теперь, какое из них было первое, какое из них положило начало той долгой дороге, по которой вот уже не первый год он идет. Он уже не помнит, что чувствовал тогда, чего хотел или что думал, потому что теперь уверен — уже тогда он любил ее. «Ему восемь. Вместе с отцом он стоит на долгой утомительной службе; громко поет хор, и сладкий запах ладана дразнит нос, вокруг свечи — большой праздник, теперь он даже не помнит, какой. Вдруг толпа за спиной теснится и пропускает вперед запоздавшее пышное семейство; князь держит свечи и прислушивается к следовавшей рядом жене, молодая Мария Алексеевна приветливо кивает отцу и ласково улыбается ему, восьмилетнему мальчику, следом идет кормилица, держа на руках годовалого Андрея, няня беспокойно опекает трехлетнюю Лизу. Нарядные и красивые, они производят самое прекрасное впечатление — пример счастливого семейства, и только Аня, почти затерявшись позади в толпе, сжимает в тоненьких пальчиках большую праздничную свечу… Владимир до сих пор помнит, как всю службу он провертелся, постоянно оглядываясь на маленькую девочку в синем платье. А потом произошло то, что по сей день царапает его острыми когтями. Не достояв до конца службы, он, отпросившись у отца, выбежал из храма, и вместе с другими мальчишками, что-то обсуждая, потаенно ждал, когда на крыльце появится семья Долгоруких. Они вышли все вместе, поражая и восхищая своим безукоризненным приличием бедный люд. Мария Алексеевна все так же беззаботно щебетала, Петр Михайлович степенно вел жену, няня наставляла маленькую Лизу и подводила ее с монетками к нищим, кормилица, укачивая раскапризничавшегося малыша, ждала уже у кареты, и вдруг Аня, позади всех споткнулась на высокой ступени и, перелетев оставшиеся две, упала на каменную паперть. Мария Алексеевна, обернувшись и равнодушно скользнув глазами по синему комочку с белыми лентами, беспечно продолжила начатое предложение, отец, было двинулся к малышке, но рука жены остановила его, и он, подчиняясь, прислушался к вопросу, который задала княгиня, кормилица не отрывала глаз от плакавшего Андрея, а няня неторопливо огладила Лизу и не выпуская ее ручки стала спускаться со ступеней. Аню поднял какой-то безногий солдат, сидевший рядом. Владимир был далеко, но даже он хорошо расслышал недовольный шепот няни, которая отряхивала перепачканное платье и распекала пятилетнюю неряху». Тяжело вздохнув, Корф перевернулся на бок и взбил подушку — сон все еще не хотел приходить к нему. Вспомнив разбитые в кровь маленькие ладошки, Владимир отчаянно захотел курить. «Вскоре все изменилось, и его отправили в корпус. Теперь Владимир бывал в поместье совсем редко, Рождественские каникулы он вместе с отцом проводил в Петербурге, веселясь на различных детских праздниках и елках. Мария Алексеевна полюбила Италию, и все летние месяцы Долгорукие проводили на Апеннинском полуострове, а Аню отослали в закрытый пансион».