«Эдельвейс»

Поправив серебристую маску, закрывавшую лицо, Анна отошла за колонну. Наблюдать за Владимиром было любопытно, барон вальсировал в толпе танцоров, уверенно ведя свою партнершу. Сама Анна слукавила, отказав кавалеру, сославшись на головную боль, отдала свой агенд* Лизе и отошла. Костюм «Серебряной лилии» хорошо скрывал ее, и девушка, воспользовавшись передышкой, отошла от родственников, с которыми ее оставил Владимир, отправляясь танцевать с Натали. — Ах, Кати! Я не могу спокойно смотреть на бедного барона, — выдохнула дама в наряде восточной красавицы, склоняясь к ушку своей собеседницы. — Не говори мне о несчастном, Диди, он сам выбрал свою участь, и в том, что супруга его ненавидит, только его заслуга, — сурово сдвинув бровки, пожала обнаженным плечом рыжая барышня. — Неужели ненавидит? — всплеснув веером, переспросила «персиянка». — Ненавидит или нет, утверждать не берусь, — светская болтушка поправила свою маскарадную корону, — Но мне достоверно известно, что на свадьбе она закатила безобразную истерику. Я на свадьбе не была, но мне рассказала княгиня Голицына, которой в свою очередь все поведала Оболенская, а уж она-то все видела собственными глазами, — принялась томно обмахиваться веером барышня. — Не может быть! — выдохнула впечатлительная особа, — Истерику? На свадьбе? Бедный барон! Как же можно? Как она не оценила такого… — запнулась дама, не находя слов, — Такого… — Героического? — насмешливо переспросила Кати, — Поверьте, моя дорогая, очень многие дамы, с удовольствием занялись бы утешением несчастного барона Корфа, даже если бы он никогда не стрелялся на дуэлях и не служил на Кавказе. Достоинства барона столь многочисленны… — Кати улыбнулась обольстительной улыбкой и, облизнув губки, взяла предложенный слугой бокал. — Кати, вы разрываете мне сердце! — сценически простонала первая девица и отступила на шаг, не замечая Анну, стоявшую позади, — Ах! Простите… — Ничего, ничего… — улыбнулась баронесса из-под вуали и поторопилась отойти, пока оставалась неузнанной. «Да, он красив» — думала Анна, наматывая локон на палец, наблюдая, как Владимир легонько поклонился Натали и, взяв протянутую руку княжны, повел ее к Репниным. Она проводила взглядом стройную фигуру мужа и поневоле залюбовалась той естественной, мужской грацией, что всегда отличала Владимира Корфа. «Удивительно, как он держится, как просто у него получается одним взглядом ставить на место Марью Алексеевну, как он безукоризнен с принцессой», — Анна отмечала взглядом все жесты мужа и, задумавшись, отвлеклась так, что не заметила подошедшего Михаила. — Анна… — с плохо сдерживаемым пылом прошептал Репнин. — Князь? — удивилась она, растерявшись не столько от самой встречи, сколько от того, что ее отвлекли от приятного наблюдения, — Рада вас видеть, — светски улыбнулась, с печалью отметив, что не увидела, как Владимир раскланялся с Жуковским. — Анна Петровна, — полыхнул князь снова, целуя ее пальчики, — Я… — Сколько страсти, князь, помилуйте, — улыбнувшись, осадила его Анна, — Я, разумеется, тоже рада нашей встрече, — снова повторилась она, невольно стараясь выглянуть из-за плеча собеседника, который мешал ей рассматривать придворный маскарад. — Я искал вас, чтобы… — Репнин, запнулся, не зная как продолжить, — Я беспокоился… — О чем? — искренне недоумевая, улыбнулась Анна, и вдруг с четким пониманием увидела все то, что никогда не замечала раньше; и растерянный взгляд молодого поручика и его юношескую неопытность и восторженный трепет, даже маленькие руки в белых шелковых перчатках… как же все это было непохоже на спокойную уверенность ее мужа. Она ласково положила свои пальчики на руку Михаила, — Я благодарна вам, Миша. Я очень вам благодарна. Если бы вы тогда позволили мне ошибиться, я никогда не смогла бы стать счастливой. Никогда, — повторила она. — А теперь? — тихо спросил молодой человек, который был совершенно сбит с толку столь странной реакцией девушки. — А теперь у меня есть надежда, — загадочно улыбнулась баронесса и, высвободив свою руку из пальцев князя, поспешила навстречу Владимиру, который уже обеспокоенно крутил головой, выслушивая унылые речи Петра Михайловича. В доме отца Анна мало занималась музыкой, Марья Алексеевна считала, что голос у девушки не обладает ни силой, ни цветом, поэтому учитель, который приезжал давать уроки, занимался только с Лизой, у которой мать находила подлинный талант певицы. Но выйдя замуж, Анна, вдруг почувствовала себя очень одаренной, и немаловажную роль в этом преображении сыграл муж. Услышав однажды, как девушка тихонько напевает, склоняясь над розами в оранжерее, он настоял на ежедневных занятиях и вскоре в их городской дом был приглашен господин Шишкин. Анна вздохнула и подняла глаза на Владимира, который стоял рядом и, согласно кивая Оболенскому, держал ее руку. Она боялась. Страх привычный, застарелый снова струился по спине, ледяными пальцами пробираясь к сердцу. Оглядываясь на пеструю толпу придворных, Анна почти теряла сознание от ужаса предстоящего выступления. И присутствие ее семьи отнюдь не придавало смелости. Девушка вообще с трудом могла представить, что она сможет, что-то петь, под пристальным взглядом княгини Долгорукой. О ее выступлении было заявлено заранее, и Владимир с видимым удовольствием ожидал триумфа своей маленькой жены, а она легонько потянула черный рукав барона, заставляя его наклониться. — Я не могу, — почти беззвучно произнесли побелевшие губки. Внимательные серые глаза мгновенно оценили меру паники, что охватила ее и, извинившись перед Сергеем Степановичем, Владимир направился в коридор, крепко сжимая холодные пальцы жены. — Что такое? — негромко спросил барон, остановившись у окна, — Чего вы боитесь? — Я не могу… не могу петь, — всхлипнула Анна, опуская голову. Владимир шагнул ближе, почти вплотную и уверенно привлек ее к себе. Утешая словно ребенка, погладил по спинке и, приподняв лицо, снял маску. — Посмотри на меня, — тихо сказал он, не замечая, как в заботе потерялось официальное «вы», — Посмотри на меня, пожалуйста, — снова попросил он и подождал, пока она не подняла ресницы, — Ты веришь мне? Анна не поняла его вопроса и попыталась отодвинуться, словно ребенок, получивший вместо обещанной конфеты, очередное задание по арифметике, но он не пустил ее, наоборот его руки легли на плечики, словно заслонили ото всех. — Ты веришь мне? — еще раз спросил он и, не дождавшись ответа, продолжил, — Разве я когда-нибудь лгал тебе, Аня? Анна немного успокоилась, как всегда подкрепляясь его силой и, легонько кивнула, — Я верю вам. — Тогда ты должна поверить и в то, что я скажу. У тебя уникальный голос, таким тембром обладают действительно редкие актрисы, у тебя совершенный слух, потрясающее чувство ритма. Я говорю тебе это, потому что знаю. Ты просто никогда не пела на публике, но стоит тебе начать, я уверен, тебе понравится. — Мне и так нравится, — Анна робко улыбнулась, — Когда дома. — Когда ты дома и поешь для себя? — Владимир улыбнулся, и в глазах запрыгали хитринки, — А когда поешь для меня, тебе нравится? Смущенно улыбнувшись, девушка опустила глаза, — Нравится… — Пой сегодня для меня, — тихо попросил он и заглянул в ее лицо, и ответом ему была теплая улыбка, — У тебя все получится, — прошептал он, прижимая ее к себе, — Просто смотри на меня, и все. Анна закрыла глаза, устраивая голову на плече мужа, и почувствовала, как противный липкий страх, съеживаясь, уползает восвояси. Выдохнув остатки последних сомнений, она взглянула в его лицо, — Спасибо. Владимир пригладил ее разметавшиеся волосы, поправил диадему и опустил руки. «Я буду петь», — думала Анна, возвращаясь с Владимиром в зал, — «Я буду петь только для него, и все увидят действительно ли я его ненавижу». Отпустив внимательную руку мужа, девушка вышла к роялю, где распорядитель бала уже объявлял ее выступление. Приблизившись, она что-то тихонько шепнула и утвердительно кивнув, отошла к инструменту. — Романс «Возрождение», слова Юлии Жадовской, — подал знак капельмейстеру распорядитель. Анна, стиснув пальчиками веер, выдохнула. Сотни глаз устремились на нее, и девушка закрыла глаза, вспоминая слова Владимира, — «Смотри на меня»… Подняв ресницы, она без труда отыскала в толпе высокую фигуру и робко улыбнулась, согреваясь в теплом взгляде серых глаз. Переливаясь, аккорды, заполнили пространство огромного зала, долетая в самые отдаленные уголки, заставляя остановиться и прислушаться к нежному голосу певицы. Во мгле печальных заблуждений, В тяжелом сне душа была, Полна обманчивых видений; Ее тоска сомненья жгла. Голос набирал силу, музыка завораживала и подчиняла, повелевая следовать ей, а исполнительница не отводила глаз от мужчины. Тихий хрусталь, нотками проскальзывал в голосе, наполняя его неведомым очарованием, заставив смолкнуть невнимательные голоса. Его глаза не отпускали, поддерживая и окрыляя, наполняли уверенностью, силой, покоем. Анна забыла о бале, о том, что множество людей, слушая ее, судят. Забыла об отце, о мачехе, которая колючим взглядом оценивала ее, забыла о Лизе, о Репнине, теперь Анна помнила только его, человека, которому пела. Но ты явился мне: сурово С очей души завесу снял, И вещее промолвил слово, И мрак сомненья разогнал. Слова легко складывались в стихи, а ноты в музыку, рассказывая все секреты, о которых и сама Анна могла еще только догадываться. Разве могла она, когда-нибудь подумать, что стихи другого человека могут так точно передать ее мысли. Каждое слово отдавалось в душе отзвуками собственных чувств, заполняя все сознание и находя там свое новое звучание. Стоя в центре зала, под пристальным вниманием придворной толпы, Анна с новой силой чувствовала привязанность к этому человеку, такому пугающему сначала и незаметно ставшему таким необходимым и нужным, а он смотрел в синие глаза, и каждое слово ложилось на сердце сверкающим ожиданием счастья, и приходило понимание, что долгая дорога, требовавшая столько сил, дорога, которую он сам когда-то выбрал, скоро закончится. Явился ты, мой гений грозный, Разоблачил добро и зло, И стало на душе светло — Как в ясный день… зимы морозной… Восторги грянули аплодисментами, поздравления утопали в улыбках и комплиментах, кавалеры бросились к ручке, пытаясь выразить свое восхищение, дамы благосклонно подошли ближе, рассматривая с равным вниманием и саму баронессу и ее наряд, а Анна рассеяно отвечая и выслушивая признания, согласно кивая кавалерам, выглядывала за их спины, пытаясь увидеть мужа. Она не видела отца, не замечала острого взгляда княгини, не обратила внимания на Оболенского, на Репниных, что с особым любопытным вниманием вертели в руках лорнет, она просто терпеливо ждала, когда успокоится эта буря восторга и она, наконец, сможет подойти к мужу. Карета остановилась и барон, легко спустившись, помог выйти девушке. Осторожно поддержал, когда она чуть пошатнулась — третий бокал шампанского, выпитый за триумфальное выступление, был лишним. Придерживая платье, Анна ступила на крыльцо и, почувствовав головокружение, остановилась. Сильные руки тут же окружили заботой, а низкий голос весело укорил: — Вы очень неосторожны, моя… Анна. Молодым девушкам вредит столь неаккуратное обращение с вином, их может подстерегать опасность… Хмель придала смелости, и нежно проведя пальчиками по мужской руке, Анна кокетливо улыбнулась, — Опасность? Я уверена, с вами мне не грозит никакая опасность. Проследив за ее рукой, Владимир напрягся и, немного отстранившись, вдруг хриплым голосом произнес, — Я думаю, вам лучше подняться к себе. — Почему? — откинувшись назад и прильнув к нему спиной, тихо спросила Анна. — Вы не отдаете себе отчета… — его дыхание сбилось, — Вы просто не знаете… — Отдаю, — она повернулась к мужу, — И знаю… — добавила тихим голосом. Владимир внимательно заглянул в ее глаза и легонько нахмурившись, спросил, — Ты уверена? — Абсолютно, — обнимая его, выдохнула девушка и приникла щекой к его плечу. В тишине ее комнаты он остановился, запустив пальцы в мягкие кудри, словно хотел задержать ее голову в своей ладони, и Анна закрыла глаза. Каждый нерв дрожал от сознания его близости, его запаха, силы. Кровь заструилась по жилам, горячая и густая. Чувства, как языки пламени, полыхнули от прикосновений пальцев мужчины, и она вдруг сама себе показалась хрупкой и маленькой, почти бесплотной. «Если он отведет руки, я упаду», — совершенно неожиданно в голову пришла мимолетная мысль, заставляя девушку еще теснее прижаться к мужчине. Она посмотрела в серые, бездонные глаза, и Владимир, притянув к себе ее личико, мягко поцеловал губы. Анна покорилась, отдаваясь его сладкой настойчивости, когда муж коснулся ее кончиком языка. Пряди пламени помчались, заставляя сердце биться в новом бешеном ритме, девушка судорожно вздохнула и сжала мужское запястье, будто прося пощады. Кончики нежных пальцев скользнули по мужской руке, и Анна почувствовала, как под кожей сумасшедшими ударами билось его сердце, а Владимир, наклонившись, согрел тонкую шею дыханием и расстегнул застежки на ее платье. Шелест опавшего шелка отозвался в памяти, и барон положил руки на девичью талию, поверх ребристых пластинок китового уса. Унимая сердце, почти весело улыбнулся: — Я сниму это? Она кивнула, будто ей не хватило слов, и его руки осторожно скользнули по прохладе батистовой сорочки, распаляя гладкость кожи. Озарение вспыхнуло, когда пальцы мужа прошлись по женственности ягодиц и Анна, задрожав, опустила голову, рассыпая по плечам золото волос. Осторожные руки блуждали по тоненькой сорочке, разглаживая и согревая. Ей вдруг показалось, что воздух раскалился и больше не пригоден для дыхания, когда через ткань твердые ягодки ее сосков уперлись в его ладони. А он ласкающие движения своих пальцев сопровождал смелыми губами, целуя податливость желанной женщины. Она подняла лицо, и он встретил ее губы своими, изгиб в изгиб, словно две половинки единой жизни. Завладев ротиком, ласкал, захватывая в свой дурманящий плен то нижнюю, то верхнюю губки. Сильные пальцы накрыли маленькую грудь, и девушка всхлипнула от наслаждения, позволяя продолжать. Владимир старался сдерживаться, но сумасшедшее желание угрожало поколебать его решимость, а девушка, словно не замечая своей власти над слабым мужским сердцем, только теснее льнула к изнывающему крепкому телу, позволяя пламени страсти заполнить собою все пространство. Коротко выдохнув, барон поднял ее на руки и, не давая себе ни минуты, чтобы опомниться, опустил на мягкость кровати. Мысли улетучились и только требовательное, настойчивое желание вело его руки. Он не помнил, как сбросил рубашку, как сорвал остатки своей одежды, не помнил, как освободил пленительное тело жены от скромной целомудренности сорочки, потому что в висках билась только одна мысль: — «Это чудо»! Обхватив ее голову обеими руками, Владимир заглянул в любимое лицо — глаза закрыты так, что только длинные ресницы подрагивают, бросая тени, губки приоткрыты, будто ждут его поцелуя, и во всем ожидание и трепет. Теряя голову, припал к губам, одной рукой поднимая стройную ножку и раскрывая ее для себя. Медленно — медленно, словно по тонкому льду, вошел в нее, наполняя и наполняясь сам и остановился, ощутив упругую преграду. Анна обеспокоенно покрутила головой и открыла глаза, встречаясь с внимательными глазами мужа, на долю секунды почувствовала, что он колеблется и, унимая всякое сомнение, руками оплела его шею, прильнула ближе, словно стремясь быстрее соединиться с ним. Поняв ее желание, резким порывом он опустился в тесное, горячее лоно. Тихий стон растворился в поцелуе, и Анна закрыла глаза, отдаваясь мужу, срастаясь с ним в единое целое. Она потерялась где-то на тонкой грани, балансируя между реальностью и миром блаженства. Подчиняясь мужскому желанию, она сама вспыхивала этим желанием, растворяясь в безумном урагане его страсти. Мимолетная боль была забыта и на смену ей пришло волнующие, томное чувство, густое и сладкое. Ее охватила какая-то неведомая жажда, которую утолить мог только этот мужчина. Анна не замечала, как выгибается навстречу ему, как оплетает его, как прижимается всем своим маленьким телом. Она задыхалась, металась в его руках, стонала, закусив губы, и вдруг ее накрыло таким шквалом, что она вскрикнула, почти теряя сознание от накатившей бури наслаждения. Наслаждение? Разве может одно слово передать тот шторм чувств, что бился в висках, заставляя умолкнуть все другие звуки? Разве может оно показать тот фейерверк красок, что заслонил собой весь мир? Оглохнув, Владимир потерял счет минутам, отпущенным ему всесильным временем, накрепко сплетаясь в объятиях, теряясь в силе, пока не взорвался ураганом летящих искр и на него не накатили всепоглощающие волны блаженства, даря умиротворение. Наверное, время может остановиться или просто потерять свою власть над человеком. Владимир лежал, тесно прижав к себе хрупкое тело жены, не в силах открыть глаза. В ушах все еще бушевал счастливый прибой покоя, а тело медленно остывало от жара любви. Тихий, нежный выдох заставил раскрыть глаза, девушка лежала рядом, отвернув личико в сторону. Он приподнялся, прижимая ее к себе, как вдруг накатил страх увидеть сожаление в глубине синих глаз. — Ты жалеешь? — тихо спросил он. Она подняла ресницы и Владимир задохнулся от любви, светившейся в этих глазах, — Нет, — почти беззвучно прошептала Анна. — Я люблю тебя, — выдохнул барон, прижимая ее к себе и зарываясь лицом в пушистые светлые волосы. * — Дама, отправляясь на бал, брала с собой бальную книжечку — карне или агенд — куда, напротив списка танцев, вписывала имена тех кавалеров, от которых получала приглашения.