«Эдельвейс»

Строгое зимнее утро уже растворило темноту за окном, а Анна все еще не могла уснуть. Она испуганно закрыла глаза, когда Владимир хотел сказать ей что-то, притворилась спящей и расслабилась, только почувствовав, как его руки тихонько отпустили ее. И потом ей еще долго пришлось притворяться, прячась от внимательных серых глаз мужа, боясь его откровенности. Только когда устав рассматривать ее, Владимир уснул, она позволила себе взглянуть на него. Никогда прежде она не видела этого мужчину так близко, и теперь затаив дыхание рассматривала каждую черточку его лица. Оказывается, когда спит, Владимир совсем не такой, каким бывает днем. Луна бросала тени на его лицо: темные ресницы, точеный нос, чувственный рот — словно вырезаны из мрамора. Куда девалась привычная гордость? Теперь губы, которые чаще всего были сжаты, приоткрылись и он не мог собрать их мягкость и запереть в броню сдержанности, и брови уже не хмурились. Сердце Анны забилось быстрее, ей захотелось коснуться этих губ кончиками пальцев, обрисовать глубокие изгибы, исследовать легкие морщинки в уголках рта, но она удержалась, боясь помешать спокойному сну, только чуть откинулась и подложила под щеку ладошку, чтобы удобнее было смотреть. В столовой часы с одинаковым постоянством отбивали ход ночи, а она все не могла разгадать тайну этого странного человека. Как получилось, что он, такой далекий и неприступный, стал таким необходимым? Анна прекрасно помнила, что она испытывала к нему всего несколько недель назад, как ей казалось, что замужество станет ее погибелью. Она помнила, как накануне свадьбы рыдала в своей комнате и молилась перед иконой. Владимир Корф казался тогда страшным и мрачным незнакомцем, посланным ей в наказание. Все мысли ее были о загубленной своей жизни и потерянном счастье с Михаилом, которое растаяло как утренний туман. Миша… она не осуждала его, нет. Просто чувство к нему подернулось пеленой непонимания, и забвение теперь было уделом ее прежней мечты. Владимир пошевелился, притягивая ее ближе и что-то пробормотав, почти прижал к себе. Теперь она оказалась у самой его груди, Анна тихонько выдохнула и стала рассматривать то, что оказалось перед глазами. Надо признать, что открывшийся вид, был любопытен сверх всякой меры. Никогда еще она не была наедине с раздетым мужчиной, и что скрывается за благовоспитанным сюртуком, даже не предполагала. Теперь же она увидела смуглую кожу и тонкие волоски, грудь мужа оказалось совсем твердой и бугорки мышц нисколько не напоминали мягкость и упругость ее собственной груди. Анна тихонько провела ладошкой по гладкой коже и закрыла глаза. Удивительные очертания мускулов… крепкое мужское тело, ранее скрытое слоями одежды и никогда ранее не виданное, теперь вызывало странную истому. Румянец жег щеки, когда ее пальцы легли на плечо, гладя каждую впадинку и выступ, пока не добрались до чувствительной ключицы, где кожа была такая же нежная и гладкая, как и у нее. Анна перевела дыхание, жесткие связки мускулов, впалый живот, сильные плечи — уверенная сила скрывалась под кожей. По телу женщины пробежала жаркая волна, Анна стыдливо убрала руку и подняла глаза на Владимира. Его разбудила несмелая ласка, теплой волной омывавшая грудь. Владимир открыл глаза и с удивлением увидел, как Анна, забывшись, тихонько касается его тела. На губах появился вкус соли и женщины, соблазнительный, как грех, его охватило неуправляемое желание, захотелось взять ее тут же, но он только шумно выдохнул и встретился с ее взглядом, а затем закрыл глаза и прижался щекой к ее запутавшимся волосам, заставив себя расслабиться. — Я разбудила… вас? — робко спросила Анна, и он улыбнулся, вдыхая ее аромат. Покачал головой и тихо прошептал, — Я так давно мечтал об этом. Анна смирно полежала в его руках, а затем мягко выбралась из объятий, и снова подняла лицо, стремясь получше разглядеть мужа. — Ты что так смотришь? — улыбнулся Владимир, которого забавляло ее любопытство. — Вы мне так ничего и не рассказали, — начала она, но Владимир прервал ее, –Ты… говори мне, пожалуйста, ты. Вы — слишком официально, и к тому же звучит слишком «по-чужому», ты не находишь? Анна смущенно улыбнулась, а Владимир легонько коснулся губами ее лба, продолжил, — Что ты хочешь услышать? Говори, я отвечу на любой твой вопрос. — В чем я должна была… — она не договорила, смешавшись и опустив глаза. — Глупенькая, — тихо выдохнул Владимир и прижал ее голову к своему плечу, — Я так давно люблю тебя, что пошел бы на все, лишь бы вытащить тебя из того дома, лишь бы защитить тебя, лишь бы сделать хоть немного счастливей. — А Лиза? — тут же вскинулась Анна. — А Лиза, — он тяжело выдохнул, будто признавал вину, — Лиза была моим тактическим ходом. Я пользовался ею, как прикрытием, ведь должен был я иметь хоть какую-то причину появляться у вас в доме. К тому же, — Владимир улыбнулся, — Я рассчитывал так привлечь твое внимание. Но, — тут он притворно нахмурился, — я просчитался, тебе не было никакого дела до меня. Ты даже меня не замечала! — Замечала, — Анна смущенно опустила глаза, — Я все замечала, только… какое дело было молодому барону до меня, когда вокруг было столько прелестных барышень? — печально закончила она и тут же взвизгнула. Владимир молниеносно перевернул ее на спину и прижал к кровати, нависая сверху. — Ты флиртовала с Репниным! — грозно прорычал он, припадая к ее шее. Анна шумно выдохнула и откинула голову, позволяя ему целовать еще больше, так как он хотел. Кровь забурлила, и жар опалил лицо. Владимир на секунду остановился, вглядываясь в ее глаза, и приник к теплым манящим губам. Никогда прежде он не испытывал такого полного и такого пьянящего счастья. Дни пролетали в безграничной радости, Владимир и Анна попросту не замечали бегущих часов. Время слилось воедино и лавиной нескончаемого счастья заполнило жизнь. Что бы они не делали, они все делали вместе, не разлучаясь ни на минуту — вместе просыпались, а потом завтракали, невнимательно слушали управляющего и отправлялись на прогулку, вместе обедали и вместе читали книгу. Правда, справедливости ради, надо сказать, что и чтением это было условным; Анна усаживалась на диване с книгой, серьезно намереваясь прочесть хотя бы одну главу, Владимир же устраивался рядом и делал вид, что ему безумно интересно повествование, но взгляд его горящих глаз, говорил больше, чем он сам мог бы сказать, и чаще всего все эти чтения заканчивались одинаково — тихим шепотом и поцелуями. Их жизнь была теперь заполнена тысячами приятных занятий, ранее казавшихся скучными, а ныне приносившими удовольствие. Ночи же — неведомым наслаждением, Анна и подумать не могла, что мужчина может сотворить с ее телом такое чудо; подчиняя себе, принимая в свои руки, наполнять его своей силой. Анне казалось, что вся ее жизнь началась только сейчас, только сейчас она открылась, принимая такую простую правду. Дни в отцовском доме казались теперь темным мраком ожидания, и ей становилось поистине страшно, когда она представляла на минуту другую свою судьбу. В феврале, с началом поста балы закончились, а приемы стали тише и скромнее, и Корфы, наконец, смогли отдохнуть от веселья светского общества. — Что ты делаешь? — спросил Владимир, останавливаясь на пороге гардеробной, где Анна вот уже полчаса пыталась отыскать свои перчатки. — Никак не могу найти те перчатки под синее платье, которое ты подарил мне на Рождество, — с сожалением проговорила Анна и повернулась к нему, — Не помнишь, куда я их могла бросить? — Оставь их, — Владимир улыбнулся и, забирая из ее рук очередную шкатулку, обнял и прижал к себе, — Не трать на них наше время. Я хочу показать тебе все, что ты еще не видела… — Мне кажется, я посмотрела все на свете, — улыбнулась молодая женщина и, прижимаясь к нему, закрыла глаза, — Я за всю жизнь столько не путешествовала по столице. — Да разве это путешествие? — усмехнулся Владимир, — Вот я тебе летом Италию покажу… — мечтательно вздохнул барон. Мягкие, податливые губы пахли любовью. Никогда раньше Владимир не задумывался, как это может быть — «пахнут любовью», а теперь, испив ее поцелуй, он понял — солнце и свобода. И ветер. И летящие искры костра в ночи, и тихий ручей в зелени трав, и вкус полыни в полуденный зной и заснеженная свежесть зимы и смущение тонких пальцев под рубашкой и безумство ночи, поделенное на двоих… и еще много того, что не передать словами, а можно только услышать сердцем, почувствовать кожей или увидеть в закрытых глазах. Владимир оторвался от губ жены и взглянул, ожидая ее слов. Анна смущенно опустила голову, и тихонько задышала в его плечо. Владимир молчал, наслаждаясь, ее смущением, и вдруг она подняла глаза и тихо сказала: — Я всю жизнь ждала тебя… только я тогда еще не знала, что это будешь ты. На исходе зимы в доме Долгоруких отмечали именины Марьи Алексеевны. Отмечали, как всегда пышно и торжественно, так, как любила сама хозяйка. Гостей ожидалось много — все многочисленные родственники и друзья княгини, Петр Михайлович хоть и испытывал некоторые финансовые затруднения, но на удовольствиях своей жены старался не экономить. Оболенский, Репнины, Шереметьевы, Мещерские — все самые именитые и богатые фамилии столицы были приглашены, и Корфам пришлось прервать свое блаженное затворничество. Анна весь вечер старалась держаться как можно тише, не привлекая излишнего внимания, но Сонечка, как специально, решила показать всем гостям свою замужнюю сестру. По ее желанию, Анна уже исполнила пару романсов, протанцевала две кадрили, и вежливо улыбнувшись гостям, решила-таки найти мужа, который, похоже, затерялся в толпе веселых гостей. Она незаметно вышла в коридор, где ее перехватил Репнин. Сжав хрупкие пальчики баронессы, Михаил смотрел на нее несчастными глазами. — Миша? — удивилась Анна, не ожидая такой встречи, и забирая у князя свою руку. — Анна, — беззвучно прошептал Михаил и опустил глаза, — Я… Я хотел, — он несколько смущался, но вдруг, как будто решившись на что-то, быстро и уверенно сказал, — Мы не могли бы поговорить? Не здесь. Анна ничего не понимая, нахмурила брови, но твердый взгляд Репнина убедил ее в серьезности его предложения. — Миша, что-то случилось? Это серьезно? — попыталась понять его Анна, но он перебил: — Не здесь. Через полчаса, во дворе, — сказал Репнин почти беззвучно, — На нашем месте. За стол сели ровно в семь часов, как только пробили большие серебряные часы в зеленой гостиной, и после танцев старания радушной княгини оценили все гости. В уютном свете множества свечей дамы блистали украшениями, мужчины улыбались и кокетничали, барышни перешептывались, прячась за букетами оранжерейных цветов, а Анна все пыталась понять, что же могло произойти? Что понадобилось Михаилу? Она несколько раз пыталась найти его взглядом, но князь сидел далеко, к тому же его внимание старались привлечь две очаровательные барышни — Лиза и Кати. Блюда сменялись, разговоры стали чуть громче и к юной баронессе, приветливо улыбаясь, наклонилась Натали Репнина, которая по случайности оказалась рядом: — Вы не находите, Анна Петровна, что зима в этом году почти закончилась, и снега больше уже не будет? — непринужденно спросила барышня. Свое удивление Анна постаралась скрыть, ответив банальную любезность, но еще несколько минут она искала ответ на вопрос; с чего вдруг княжна, которой никогда не было никакого дела до незаконнорожденной дочери князя Долгорукого, теперь стала так мила с баронессой Корф? Между тем ужин подходил к концу и мужчины, с сожалением покидая приятное общество, отправлялись к трубкам и разговорам о делах. Дамы, пользуясь свободной минутой, приводили в порядок свои туалеты и просто отдыхали, устроившись на диванах гостиной, барышни отошли к инструменту, листая ноты и подбирая романсы для новых исполнений. И Анна не пыталась даже подойти к ним — Лиза собиралась петь, выбирая романс, надеялась покорить публику. Мешать Лизе в такую минуту, сестра не хотела. Вообще, надо сказать, что как только Анна оказывалась одна, без поддержки мужа, ее вновь одолевало смущение и вся сила, которую придавал Владимир, словно испарялась, превращая ее в ту же ненужную девчонку, какой она всегда себя ощущала в этом доме. Оглядевшись, поняла, что никто и не заметит ее отсутствия, тихонько пробралась в прихожую, где старый Матвей в красной ливрее приветливо заулыбался — Анна единственная из всего княжеского семейства, которая не упускала случая сказать простое ласковое слово старому слуге, прослужившему в доме, без малого, полвека. — Ну что, барышня, поди, устали? — Да немного… господа курить ушли, а в светских разговорах я не мастерица, — улыбнулась она. — Вы, барышня, никогда сплетничать не умели, — поддакнул Матвей и подал ей шубку. — Спасибо, голубчик, пойду, подышу, а то душно там, да и шумно. — Ну, пройдитесь, пройдитесь, барышня, — добродушно бормотал Матвей, — Нынче-то как есть, все стаяло, дорожки чистые. Теперь бы только морозы не вернулись, а то опять снега наметет. Оказавшись на крыльце, Анна постояла, раздумывая стоит ли идти к беседке, но тревога за Михаила, убедила в правильности принятого решения, и она, спустившись со ступеней, пошла. Дорожка была прочищена и то, немногое, что осталось от зимнего снега, подтаяло, так что больших затруднений Анна не испытывала, осторожно ступая и обходя небольшие лужицы. Репнин был в беседке, и наблюдал как робкие сумерки разливают в небе темноту ночи. Услышав ее шаги, он обернулся: — Анна, вы пришли! — выдохнул он, и приблизился. — Михаил Александрович, — смутилась Анна его горячности, — Вы заставили меня волноваться, что случилось? Чем я могу помочь? Репнин смотрел на нее, будто не понимая, — Нам надо было встретиться. Ваш вынужденный брак… я нашел выход. — Какой брак? — не поняла его Анна, — Какой выход? Миша, о чем вы? — Я говорю, что нашел выход, как освободить вас от Корфа. Ваш брак можно признать недействительным. Понимаете? Это не будет процедурой развода, это просто признание недействительности всей этой гнусной церемонии, — с пылом объяснял Михаил. — Постойте, постойте, Миша, — девушка уклонилась от рук Репнина, — Я ничего не понимаю, причем тут мой брак с Владимиром? Я замужем и… вы что-то путаете. — Я знаю, вы великодушны, но поймите, вас заставили, и мы можем доказать это! Брак, заключенный по принуждению не является действительным, церемония попросту не имеет силы! — отошел к перилам взволнованный князь. — Миша, прекратите, я не собираюсь ни разводиться, ни бросать Владимира, — девушка теряла терпение, разговор имел какой-то совершенно абсурдный смысл и начинал сердить ее. — Да, я понимаю, — тяжело вздохнул Михаил и посмотрел в небо, — Он богат, он осыпал вас золотом… Но вы! Анна, неужели же вы позволите ему разлучить нас? — обернулся он к девушке. — Михаил Александрович, вы забываетесь, — нежный голос красавицы звенел от сибирской стужи, — Никаких «нас» нет, и не стоит заблуждаться на этот счет. Я замужем, — Анна строго посмотрела на своего поклонника и отвернулась, — Что же касается Владимира, — чуть тише продолжила она, глядя в сторону, — То не он, а вы разлучили нас. Вы сами приняли тогда решение, и не стоит теперь… — Анна! Я заблуждался. Теперь я знаю — без вас, моя жизнь не имеет смысла! — воскликнул князь, забирая ее руки, — Я… Если бы вы только знали, как я страдал! — целуя тонкие пальчики девушки, уже тише продолжал он, — Мои родители тоже поняли, как заблуждались, и теперь… — отрываясь от нежных рук, поднял на нее счастливые глаза, — Они не только не против, они всеми силами помогут нам обрести счастье! Анна решительно высвободила свои руки и, отойдя от князя, повернулась к нему, — Миша, какое счастье? Вы хоть понимаете, что вы говорите? — она смотрела на него совершенно непонимающим взглядом. Секунду длилось молчание, после чего, решительно и твердо, Анна сказала, — Я не уйду от Владимира. — Но… — Репнин не верил своим ушам, — Анна, он вам даже не муж! — Что? — непонимающе нахмурилась красавица. — Не отпирайтесь, я знаю… — тихо сказал князь и опустил голову, — Все знают. Ваш супруг оставил вас в ту ночь, — Репнин смущенно отвел глаза, — Слуги, знаете ли… Звук пощечины разнесся по беседке. — Никогда не думала, что вы, Михаил Александрович, досужи до дворовых сплетен, — едва унимая возмущение, проговорила Анна, порываясь уйти. — Постойте! Анна, постойте. Я виноват, простите, — бормотал Михаил, удерживая девушку, — Мне нет прощения, но поймите, я люблю вас! — покаянно выдохнул он. Она обернулась, и гнев испарился, князь стоял как потерянный ребенок, не смея поднять глаза. — Миша, — протянула Анна руку и коснулась его щеки, — Миша, послушайте меня, я желаю вам счастья. Поверьте, я действительно желаю вам только счастья, — она говорила тихо, заглядывая в глаза, и тонкие пальцы гладили его лицо, — Но счастье вам принесу не я, — Анна убрала руки и, решительно покачав головой, вышла из беседки. Она, торопливо спустившись со ступенек, не задерживаясь, пошла по аллее, опасаяь, что князь последует за ней. Поэтому облегченно выдохнула, приметив между ветвей шедшего навстречу человека, а, подойдя ближе, радостно воскликнула: — Владимир! Он улыбнулся уголками губ и, остановившись, заглянул в глаза. — Анна, что вы здесь делаете? — Я… — женщина не знала, как объяснить, справедливо опасаясь неверных истолкований ее разговора с князем, — Я вышла на воздух, после ужина, осталась одна и решила пройтись, — неуверенно улыбнувшись, сказала Анна, изо всех сил надеясь на его доверчивость. Владимир вздохнул и прижал ее к себе, — Могла бы сказать мне. Анна прикрыла глаза и, высвободившись из нежных объятий, взяла мужа под руку, намереваясь увести, но именно в этот момент, когда Корф уже готов был последовать за ней, из беседки на крыльцо вышел князь. Заложив руки за спину, он решил хотя бы издали проводить Анну взглядом. Корф замер, недоуменно уставившись на фигуру человека, в котором без труда можно было угадать давнего поклонника жены. Черные брови нахмурились, лоб прочертила озабоченная складка, и в глазах отразился холод. Отпуская ее руку, он медленно повернулся к Анне и спокойно спросил: — Вы были в беседке с князем Репниным? — голос был спокоен и ровен, ничем, не выдавая напряжения. — Да… то есть, нет, — поспешила отказаться Анна, — Ты все не так понял. Я… Я все объясню. — Правда? — удивился Корф, — Тебе есть что объяснять? — Нет! — горячо возразила Анна, — Просто Миша… — Миша? — еще выше поднялись суровые брови, — Это уже становится интересно, — пробормотал Корф и отступил на шаг. — Господи, неужели ты не можешь спокойно выслушать меня? — не выдержала Анна. Владимир выдохнул и, подняв голову, посмотрел в небо. Анна молчала, и тишину нарушал только скрип гравия под ногами уходящего Репнина. — Мне кажется, нам пора домой, — холодно сказал Корф, — Довольно уже этих приемов. Анна не решилась перечить, да и выдерживать все светские условности еще несколько часов у нее не было никакого желания и, кивнув, она согласилась. Вернувшись в дом, Владимир решительно направился к тестю, вежливо раскланялся с гостями и, сославшись на юность и усталость супруги, велел подать карету. Всю дорогу барон молчал, внимательно рассматривая проезжающие пейзажи. — Владимир, — робко начала Анна, но Корф даже не повернул головы, продолжая все так же заинтересованно наблюдать ночные поля. — Владимир, вы не хотите разговаривать со мной? — Я полагаю, вы устали, — произнес Владимир ледяным голосом. Подъехав к дому и подав ей руку, он тут же направился в кабинет. — Владимир! Владимир, — на ходу снимая перчатки, поспешила за ним Анна. Он пропустив ее, закрыл дверь и повернулся, заложив руки за спину, а она замолчала, не зная с чего начать столь серьезный разговор. Владимир, возвышаясь над ней и равнодушно скользнув взглядам по взволнованным стиснутым кулачкам, развернулся и, усевшись в излюбленное кресло, терпеливо сложил пальцы в шатер: — Я слушаю вас. — Владимир, я прошу, выслушайте меня, — взмолилась женщина, подходя ближе к столу, за которым сидел Владимир, — Я все объясню, только… — Я слушаю, слушаю вас, — студеным спокойствием остановил ее просьбы Корф. — Я не хотела ничего плохого… Миша, — при упоминании имени князя, брови мужчины иронично поднялись вверх, — Простите, — она тут же поправила себя, — Князь Репнин сказал, что ему необходимо поговорить со мной. — И вы, разумеется, с радостью побежали на встречу, — жестко усмехнулся Корф. — Перестаньте! — возмутилась Анна. Она замолчала и отошла к окну, подышала, что бы успокоиться, и обернулась к нему, — Я… Я совершила необдуманный поступок, но в нем нет ничего дурного, — терпеливо начала она и расправила плечи, — После ужина, когда вы вместе с другими вышли, я осталась одна. Вам прекрасно известно, как я чувствую себя в таких случаях. К сожалению, я не могу похвастаться мастерством светского общения, поэтому, — Анна снова вздохнула и приблизилась на один шаг к креслу, — Я вышла в коридор. Анна нерешительно замолчала, вспоминая, как мечтала встретить мужа в прохладном коридоре родительского дома, и как вместо ее мечты, к ней подошел позабытый возлюбленный. — Михаил Александрович сказал, что ему необходимо поговорить со мной, и предложил встретиться в парке. — И вам, конечно же, не пришло в голову подумать, насколько компрометирующим было его предложение, — утвердительно ухмыльнулся Корф. — Если бы я с ним стала объясняться в углу коридора, ситуация была бы еще более неудобна, — строптиво ответила Анна, — Разумеется, я решила, что будет лучше выйти. Корф криво усмехнулся, но промолчал, подергивая пальцами и делая равнодушный вид. — Князь уверял, что это очень важно, я сомневалась, но тон его заверения… Я не смогла отказать. — Конечно, — фыркнул муж и поднялся из кресла. Анна укоризненно посмотрела на него, но продолжила, — Я еще сомневалась и хотела все рассказать вам, но за ужином Натали была так мила и так любезна, что я совсем растерялась… Поймите, я думала, что у князя действительно что-то важное! — Я понимаю, понимаю, — покладисто кивнул головой Владимир и отвернулся к окну. — Да, я решилась, — с вызовом подняв голову, сказала Анна. — Ну и что же такого важного сказал князь? — поинтересовался Владимир, заложив руки за спину, — Или разглашать эту тайну вам нельзя под страхом смерти? Анне стало смешно и, улыбнувшись, она покачала головой: — Никакой тайны, — пожала плечиком, — Просто Репнин решил, что вправе вмешиваться в мою жизнь. Анна почти телом почувствовала, как холод, что сковывал Владимира, тает, растекаясь по венам усталостью. — Я только одного не могу понять, — тихо проговорил Корф, — Почему? — Что, почему? — не поняла Анна. — Почему он все еще так важен для вас? Неужели все напрасно, и Репнин всегда будет между нами? — горечь в голосе Владимира, была нестерпима. — Нет! — бросилась к нему Анна, — Нет, это не так. Ее руки мягко скользнули по напряженным плечам, заставляя обернуться, — Он никогда не сможет разлучить нас. Слышишь? — Вы просто не подумали обо мне, — Владимир печально вздохнул. — Прости, я на самом деле сожалею, — прошептала она в черную ткань сюртука. Закрыв глаза и прижавшись щекой к светлым волосам, он с трудом усмирял свое бешено стучащее сердце. — Ты простишь меня? — негромко спросила женщина. — Всегда, — почти беззвучно ответил он, — Я всегда прощу тебя.