«Эдельвейс»

Проводив гостей, Анна поднялась в детскую. Маленький сын, пока еще все время спал, но молодая мать старалась проводить у его кроватки все свободное время. И теперь, как только коляска с гостями отъехала от крыльца, она не стала задерживаться в гостиной и поторопилась наверх. Войдя в комнату, она улыбнулась кормилице, которая укачивала малыша на руках и подошла. – Спит? – Спит, барыня, – согласилась Таисья, – он завсегда так – поест и спит. – Я побуду с ним. Ты отдохни, устала, наверное? – Анна, тихо улыбаясь, смотрела на сына. – Да что вы? Разве ж с ним можно устать? Я как возьму на руки барича, так горе свое и вовсе забываю. В начале весны Таисья родила дочь. Ребенок у еле выжившей, после болезни, матери прожил чуть больше месяца, и к апрелю девочка умерла. Тая почти обезумела от горя. Только год назад родители ее выдали замуж за хорошего мужика, что в селе занимался кожевенным ремеслом, и теперь, потеряв своего первого ребенка, молодая женщина днями выла над опустевшей колыбелью. Анна сочувствовала несчастной матери и думала отпустить ее с мужем в город по оброку, надеясь, что в городе женщина быстрее придет в себя. Сама же намеревалась самостоятельно кормить своего ребенка и даже не рассматривала кандидатуры предлагаемых кормилиц. После родов Анна отказалась перетягивать грудь, хотя и Лиза и Мария Алексеевна настоятельно убеждали ее, говоря, что от кормления фигура портится, а это непозволительно для дамы ее положения. Но Анна даже слушать не желала об этом. К тому же ее поддержал Штерн, который вдруг согласился с мнением, что кормление грудью, только благотворно скажется на общем состоянии роженицы. Но молока не было. Анна волновалась всю беременность, переживая за Владимира от которого не получила ни одного письма, боялась за него и не находила себе места. Позже, на последних месяцах, ее стали мучить отеки, головные боли и тошнота, расстроился аппетит и сон. Она похудела и осунулась, а теперь, когда родился сын, все это сказалось – молоко не пришло ни к концу первого, ни даже третьего дня. Когда выяснилось, что кормить сама Анна не может, и без того огорченная женщина, совсем расплакалась. Доктор пытался утешить молодую мать, но все было напрасно – Анна плакала, ребенок недовольно кряхтел и возился, требуя молока. В конце концов, выход нашла тетушка, велев привести в дом Таисью. Анне ничего больше не оставалось, как принять кормилицу. Взяв на руки малыша и приложив к груди, Тая словно ожила. Женщина, с первого дня, привязалась к ребенку и теперь ее не интересовало ничего, кроме маленького барина. Она редко выходила из детской, полностью посвящая себя младенцу, и хотя жила Таисья с мужем теперь во флигеле при барском доме, почти все время женщина проводила с малышом, пока не приходила мать и не отпускала ее отдохнуть. – Иди, я буду с Сашенькой до вечера, – сказала Анна, забирая сына у кормилицы, – поспи, тебе надо отдохнуть. Кормилица вышла, и Анна опустилась в кресло, разглядывая маленькое розовое личико сына. Темные бровки так знакомо хмурятся, а маленький приоткрытый ротик своим очертанием напоминает губы отца. Пухлые щечки, крохотные пальчики, младенческая синева глаз – у Анны защемило сердце. Как же все это невозможно, нереально походило на единственного любимого мужчину… мужчину, который, как выяснилось, никогда не любил ее. До крещения маленького барона Корф еще оставалось две недели, но имя младенцу дали по древней традиции на восьмой день от рождения. Наречен ребенок был в домашней церкви баронов, и молодая мать, стоя в притворе, тихонько молилась, когда в небольшом пространстве храма раскатистым басом отец Павел произнес «нарекается Александром» и поднял малыша высоко над головой. Крестной матерью вызвалась стать Лиза, которая приезжала чуть ли не каждый день, только что бы посмотреть на своего племянника, а крестным собирался быть Андрей. Ради этого события молодой Долгорукий надеялся приехать домой на две недели и даже пригласил княжну Репнину. Мария Алексеевна очень надеялась, что известная красавица не сегодня – завтра примет предложение Андрея и к осени они смогут объявить о помолвке. Натали славилась на всю столицу не только своим титулом и красотой, но и очень внушительным состоянием, что придавало в глазах княгини еще большую прелесть будущей невестке. Но гордый нрав и поразительная, для столь юной девушки, проницательность немало тревожили Марию Алексеевну. Обмануть Натали было почти невозможно, она не доверяла никому, кроме своего брата, и всегда была готова к ироничному замечанию или даже насмешке. Умная невестка, которая будет слишком строга с ее единственным сыном совершенно не входила в планы Долгорукой, но уж слишком заманчивой была перспектива породниться с Репниными, которые в свою очередь имели родственные связи и с Волконскими и с Разумовскими, да и самим Романовым не последние люди. Так что упускать такую барышню, как княжна Мария Алексеевна не собиралась и всячески старалась подтолкнуть Андрея к более решительным действиям. Но Андрей, как назло все чаще приезжал в поместье, и что еще больше расстраивало княгиню, так это то, что своей наперсницей в эти дни он избирал горничную своих сестер, дворовую девку Татьяну. Эта блажь, конечно со временем пройдет, но сейчас это могло серьезно помешать в сговоре с Репниными. А потому княгиня решила поскорее выдать Татьяну замуж. Вечером следующего дня в малой гостиной дома Корфов состоялось негласное совещание. Для того, чтобы это собрание состоялось, пришлось пойти на некоторые уловки – сославшись на скорую дорогу, граф Шубин раскланялся с гостеприимным семейством Долгоруких, мило попрощался и в компании своего друга отправился в путь. До Петербурга коляска сразу, разумеется, не доехала, а задержалась на пару часов в соседнем поместье. И вот теперь, устроившись у уютного круглого столика, молодые люди обсуждали сложившуюся ситуацию. – Я просила вас приехать, потому что не могу больше ждать. – начала Анна и поставила на столик еще один подсвечник, так чтобы свет хорошо освещал лица всех присутствующих, – План моего отца хорош, но не для меня и не в сегодняшних обстоятельствах. К сожалению, я не могу полагаться только на его усилия, и потому прошу вас, – она внимательно посмотрела на Шубина, – расскажите мне все, что необходимо знать в таких случаях. Владимир в плену, но я не имею никакого представления, что это значит на самом деле, а главное на каких условиях он может вернуться домой? – Домой? – переспросил Алексей, – Счастьем будем считать, если он вернется живой и здоровый, а если ему предоставят еще и отпуск, я лично, сочту это за чудо. – Вы забываете, Анна Петровна, – вмешался Михаил, – Владимир Иванович состоит на государственной службе, государь самолично подписал его прошение. Но глядя в расстроенное лицо женщины, Алексей попытался немного утешить милую баронессу, которая так трогательно беспокоилась о муже. – В сущности, все не так уж и плохо. Горцы сами не заинтересованы в том, чтобы держать пленных у себя так долго. Им всего-навсего нужны деньги, а пленные русские это только источник желаемого обогащения. Поэтому… – Деньги, – повторила Анна и словно проснувшись, подняла глаза на Алексея, – Сколько? – Анна Петровна, – вздохнул Михаил и наклонился ближе к столу, – Такие дела не по силам слабой женщине, право слово. Мы все решим, Петр Михайлович и мы с Алексеем в свою очередь… – Простите меня, – нетерпеливо перебила его Анна, – Видимо я недостаточно хорошо изложила, я не могу больше ждать! Она порывисто поднялась со стула и отошла к стене: – Если вы в самом деле хотите помочь мне, – немного остыв, продолжила, – то помогите, рассказав все, что знаете сами. Сколько потребуется времени и какая сумма может устроить тех, у кого сейчас находится мой муж? Она снова посмотрела на Шубина, словно в нем искала поддержку. – Сколько в тех местах стоит выкупить человека? – Все по-разному, нет одной цены для всех. Племена разные, условия у них разные, и надо все это учитывать. – терпеливо начал Алексей, – Надо принимать во внимание насколько в данный конкретный момент то или иное племя нуждается в том или ином товаре. Какие деньги их могут устроить, с кем собрались торговаться с нами или с османами. Всегда много факторов, в каких боях их джигиты уже участвовали, какое им требуется вооружение, богат ли сам пленный… вплоть до погоды. Все может влиять на запрошенную сумму. – Хорошо, – она вернулась к столу и снова присела на свой стул, – скажите тогда, какова может быть самая большая сумма выкупа? – Я слышал, два года назад за графа Панина требовали сумасшедшую сумму, почти тридцать тысяч. – Репнин откинулся на спинку, – Правда потом смогли сторговаться до двадцати шести, но и это, я считаю, огромные деньги. – Тем более, – поддержал его Алексей, – будет неразумно давать им повод рассчитывать на… – Когда вы уезжаете? – перебила его Анна, словно уже не слышала последних фраз. – Недели через две–три, наверное. – Это очень хорошо, – задумавшись, кивнула женщина, – К концу следующей недели я передам вам деньги. В комнате повисла пауза, и Анна беспокойно обошла столик, словно не могла больше спокойно сидеть на месте. – Мне нужно... Вернее, я... – поправила себя она и, помолчав, продолжила, – Единственное, о чем я прошу вас, сделать все возможное, чтобы мой муж был свободен. Вся неделя пронеслась в суете и хлопотах, Анне казалось, что она совсем ничего не успевает. Утром следующего дня в Петербург была послана записка, и к вечеру Анна ждала своего поверенного в своем будуаре. – Фрол Лукич, – женщина приветствовала Пушилина без улыбки, собранно и серьезно, – Присаживайтесь, пожалуйста. Дождавшись пока подадут чай, а к нему свежие крендельки с маком, к которым, впрочем, ни она, ни ее гость не притронулись, Анна начала: – Я буду предельно откровенна, господин Пушилин, мне необходимы деньги. Срочно. И довольно много. Скажите, какими суммами я могу сейчас располагать? Поверенный, откинувшись в кресле, и сложив руки в замок, внимательно смотрел на нее. – Анна Петровна, голубушка, – столь прямой вопрос всегда милой дамы заставил Пушилина удивиться, – Зима в этом году выдалась беспокойная, сами знаете. У вас было много непредвиденных трат. Я даже не могу вам точно сейчас сказать во что нам вылилась та холера. – Хотя бы в общих чертах, – подавшись вперед, настаивала Анна, –мне срочно нужны средства. – Ну, – мужчина на минуту задумался и, все же отпив глоток из предложенной чашки, продолжил, – После продажи яровых на осенней ярмарке мы выручили неплохо, но ведь и потратились недешево. Все эти новые лекарства, доктор, а сколько было закуплено других товаров? Пушилин снова внимательно взглянул в расстроенное лицо женщины, которая терпеливо ожидала его ответа, и, вздохнув, уверенно сказал: – Надо все пересмотреть и перепроверить, но я думаю, тысяч десять – пятнадцать будет. – Этого мало, – нетерпеливо сказала она, – Мне нужно пятьдесят. – Сколько? – Пятьдесят тысяч. И все на этой неделе. Баронесса встала и отошла к окну. Пушилин с интересом смотрел на эту новую Анну, которая была так решительна, нетерпелива и порывиста. – Но, Анна Петровна, при всей моей оборотистости, я могу достать для вас тысяч двадцать, не больше. Если только не поместье закладывать. Последнюю фразу он сказал задумчиво, прикидывая в уме приемлемые варианты. – Нет, – она обернулась, – поместья мы закладывать не будем. Она вернулась и снова устроившись напротив мужчины, сказала, – Знаете что?… Привезите ка мне завтра мои драгоценности. – Матушка, Анна Петровна! – Привезите, привезите. Да заодно и ювелира сыщите. – Неужто закладывать будете? – Нет, продавать. – Как продавать? – ахнул поверенный. – Продавать, Фрол Лукич, – Анна решительно кивнула, – Продавать. Мне нужны деньги. – Все фамильные драгоценности? – решил уточнить Пушилин. – Нет. Только те, что Владимир Иванович купил в последний год. И еще мою бриллиантовую диадему. – Да неужто и ее? Это же свадебный подарок барона. – Все, Фрол Лукич, все мои драгоценности. – решительно закончила Анна, – И завтра же жду вас с ювелиром. Ночью приснился сон. Ничего удивительного в том, что ей в очередной раз приснился кошмар не было, она постоянно находилась в каком-то тяжелом нервном напряжении. И спокойного сна уже давно не было, но то, что приснилось сегодня, серьезно напугало женщину. Проснувшись от ужаса, Анна долго не могла зажечь свечу дрожащими руками. Ее бил озноб и перед глазами все еще стояло бледное лицо с запёкшейся кровью в уголке губ и мертвый холод серых глаз. Бросившись к иконам, она упала на колени и взахлеб зашептала, уговаривая Заступницу отвести беду. – Господи, пусть он останется жив, – молилась Анна, вытирая слезы и вспоминая страшные картины привидевшегося. – Пусть он будет жить! Только пусть он будет жить... радоваться, огорчаться, сердиться... Пусть живет, где хочет, любит, кого хочет... но только сейчас... сейчас пусть он выживет. Она смирится с его решением. Она не станет ему мешать. Ей будет достаточно того, что у нее останется его сын. Но только, Господи, сохрани его! Простояв на коленях до утра, Анна приняла решение. Она не станет ждать и полагаться на других, она все должна сделать сама, и тогда она вернется к сыну и больше никогда, ни за что на свете, его не оставит. Да, как только его отец будет в безопасности, и его жизни нечего не будет угрожать, она вернется и найдет, наконец, покой и радость у колыбели своего сына. – Я должна ехать с вами, – это были первые слова Анны, когда вечером явился Репнин, и они с Лизой встречали его в дверях столовой. Князь целый день был занят в столице и только к вечеру, не ужиная и не задерживаясь дома, приехал с новостями к ним. – Это невозможно! – воскликнула Лиза. – Это опасно, – целуя руки дамам, с улыбкой ответил Михаил, – и вы представить себе не можете, что это за край. Вы даже не знаете тех людей. Был подан ужин, и хотя аппетита у Анны не было, она пригласила сестру и гостя к столу. – Ну и что? Я встречусь с их командиром, я скажу ему… Репнину стало даже весело от такой наивной решительности Анны и он перебил ее: – Вы ничего им не сможете сказать. Они просто не станут с вами разговаривать. – Почему? – удивилась Лиза и обернулась к нему, когда он помогал ей устроиться на стуле. – Анна женщина – это главная причина, – пожал плечом Михаил и отошел, чтобы занять свое место, – и потом, она русская. – Я не понимаю, – посмотрела на него Анна. Князь развернул на коленях салфетку, и отпив глоток вина, ответил: – Не стоит даже пытаться. Женщине, вашего положения и воспитания, Анна Петровна, нелегко будет понять все сложные и, порой, просто дикие традиции того края. На Кавказе все по-другому; там женщины не разговаривают просто так с мужчинами, если только это не члены их семьи. Но даже с ними ни одна женщина не позволит себе сесть за один стол. – Разве женщины там рабыни? – поинтересовалась княжна и встретилась глазами с сестрой. – Нет, но это традиции, к тому же многие племена там исповедуют ислам, что само за себя уже говорит. – Михаил Александрович, – взмолилась Анна, – я не понимаю, разве их вера позволяет им так унижать женщин? – Все не так, – усмехнулся Репнин, с аппетитом расправляясь с котлетой – Выше всего мусульманская женщина ценит скромность и целомудрие, а потому и все контакты с мужчинами сведены к минимуму. Женщин не унижают, в горах женщин берегут. Анна молчала, ожидая дальнейших слов Репнина. А он, помолчав, продолжил: – К тому же, Анна, вы богаты и слишком хороши собой, чтобы вас не попытались выкрасть. – То есть как это? Что значит выкрасть? – возмутилась княжна. Девушки снова переглянулись и Анна спросила: – Вы шутите? – Нисколько. – Репнин отпил глоток из бокала и продолжил, – Такая женщина, как вы, дорого ценится там. Помимо внешности вы еще образованы и богаты. Князь наполнил бокалы Анны и Лизы и продолжил: – Оставить себе такую женщину они, конечно, вряд ли осмелятся, а вот перепродать вполне могут. Какому-нибудь османскому султану… – Нет, я ничего не понимаю, – всплеснула руками княжна, – разве на Кавказе нет красивых женщин? Их что, тоже всех крадут? – Вы блондинки, а на Востоке мужчины это ценят очень высоко. – Глупости! – оборвала его Анна, которой надоело слушать о коварстве горцев, – Я знаю, что некоторые офицеры женаты, и их жены находятся там вместе с ними. – Да, служат, – согласился Репнин, – но их семьи живут в городах, где немало русских офицеров, к тому же в каждом доме живут один или два старых солдата, которые пользуются исключительным доверием как у самой дамы, так и у ее мужа. Местная дама даже на рынок не ходит одна или со служанкой, всегда в сопровождении солдата. И все это при том, что в городе стоит русский гарнизон. – Ну, хорошо, – согласилась Анна, – я поняла, но мне хотя бы дадут с ним встретиться? – Тоже сомневаюсь. Как правило со старейшинами встречается парламентер, выслушивает требования, предлагает свои, приводит аргументы, договаривается о всех нюансах и уходят. В назначенное время и место привозят пленника, где передают деньги и если всё всех устраивает, разъезжаются в разные стороны. – Но я должна увидеть мужа! – воскликнула Анна и вскочила из-за стола, – Как вы все этого не понимаете? Я должна увидеть своего мужа и увижу, чего бы мне это не стоило, – твердо сказала она. – Но Анна! – попыталась остановить ее Лиза. – Не говорите мне ничего! Я поеду в любом случае, независимо от того, что вы все мне скажете. Я поеду, даже если мне никто не станет помогать. Она остановилась и обернулась. – Просто с вашей помощью это будет проще сделать, – тихо сказала она. – Но как же сын, Аня? Как же твой сын? – чуть не плача, прошептала Лиза. – Моему сыну сейчас важно, чтобы его отец был жив. И я надеюсь, что он еще жив. – Но как вы оставите его такого маленького? – не понимал Михаил. – Я оставлю его здесь. С тетушкой и кормилицей. Мне бесконечно тяжело расставаться с ним, но по-другому я теперь поступить не могу. Я должна сейчас быть рядом с мужем.