«Эдельвейс»

Не отрываясь от рамы окна, Анна повернула к нему лицо и грустно улыбнулась, – Это хорошо. Наверное, Полина будет рада вашей встрече. Владимир не выдержал. – Скажите мне, – негромко от сдерживаемого гнева, сказал он, – скажите мне наконец, что заставляет вас верить словам этой женщины больше чем моим? Ведь я ваш муж, – подчеркнув свое место в ее судьбе, Корф сделал паузу, прежде чем продолжить. – А она совершенно чужая, малознакомая вам женщина! Так почему ей поверили сразу, тогда как мне не верите вовсе? Разве я лгал вам когда-либо? Разве у вас есть повод усомниться в моих словах? И прежде чем задать следующий вопрос, барон подошел совсем близко и, наклонив к ней голову, спросил: – В чем причина вашего недоверия? Анна растерялась и, помедлив, пожала плечом, – Наверное, ей нет смысла лгать. – Разве? Голос Владимира был тих, но она хорошо поняла его и вдруг удивилась этой его внутренней боли, которую почувствовала сейчас. Почувствовала? Анна вздрогнула, разве она еще способна чувствовать его, как самое себя? Неужели эта нить, которую она считала давно оборванной, все еще существует? Все еще держит их вместе? Солнце перевалило за полдень, и тени от деревьев, стелясь по земле, стали длиннее. Эти тени отбросили на все вокруг легкую вуаль усталости проходящего дня. И сейчас Анна вгляделась в воспаленные глаза мужа и не смогла ничего ответить. – А что, тогда по вашему, заставляет лгать меня? – так же не повышая голоса, продолжил Корф. Анна, еще раз пожав плечами, покачала головой, – Я не знаю… Он всмотрелся в ее растерянность и видел только печаль, оставившую скорбную морщинку, притаившуюся в уголке рта, да напряженные брови. А еще он отчетливо расслышал чуть треснутый хрусталь в голосе, который всегда появлялся при сильном утомлении или болезни. «Она совершенно измучилась» – пронеслось в голове Корфа, прежде чем он продолжил: – Я тоже не знаю, что заставляет вас не доверять мне, но... – Владимир обернулся к двери и, невесело усмехнувшись, сказал, – одно я знаю точно – сейчас вам необходим отдых. Где вы устроились? – Что? – не поняла вопроса Анна. – Я хочу знать, где вы устроились? Григорий с вами? Матрена приехала? – А?… Да-да, – поспешила успокоить его женщина. – Матрена вернулась, как вы и настаивали в карете. Была очень напугана, говорит, что встретившиеся горцы еле отпустили... Неужели они все еще ищут меня? – А вы надеялись, что вам так просто дадут уехать ? Готов поспорить, вы осложнили жизнь многим русским дамам, живущим здесь. – Но почему? – А вы не догадываетесь? – несколько раздраженно ответил Корф и еще раз переспросил, – Так где вы устроились? – Меня приютила госпожа Куницына. Она имеет свой дом на Второй Солдатской. Я сняла две комнаты, они небольшие, но достаточно удобные. А что? – Вы пришли сюда одна? – Меня сопроводил Григорий, – ответила Анна. – Только Григорий? – пробормотал Корф и снова задал вопрос, – И вы шли пешком? – Да, но к чему все эти вопросы? – То есть, вы живете на окраине города в маленьком доме вдовы. Из охраны только домашний увалень, который сроду не воевал и вы ходите по городу пешком? Вы в своем уме?! – почти прорычал он. Она отшатнулась. Его гнев вновь вырвался наружу, как всего несколько минут назад, когда он спросил ее о Репнине. Эта ярость напугала так, что почти опалила ее, и Анна прижалась к стене. С минуту они молчали, не отводя глаз от лиц друг друга, и когда к ней все таки вернулось самообладание, она коротко сказала: – Вам лучше отдохнуть. Доктор велел мне не утомлять вас. Простите. С этими словами она поспешно подхватила свои перчатки со стола, и выбежала из комнаты. Устроившись в кровати, и кое-как успокоив Матрену, которая все хлопотала и хлопотала вокруг, Анна задумалась. Ее напугал его гнев и напугал достаточно, чтобы отрезвить. Владимир Корф отнюдь не добрый и благоразумный человек, с которым она жила после свадьбы, и не сдерживающийся от резкости барин, которого она помнила по имению. Ее муж умеет быть не только сильным, его гнев страшен. И к этому она оказалась совершенно не готова. Или готова? Она резко поднялась и села в постели. Почему ее так напугал его гнев, ведь в сущности, Владимир прав? Она ведет себя неосмотрительно, учитывая то обстоятельство, что поисками занимаются люди, которым посулили крупное вознаграждение за ее поимку. И разве сама она не понимает всю опасность создавшейся ситуации? И разве ее не ждет дома сын? Мысль о сыне вернула к действительности. Она отправлялась сюда с единственной целью – помочь освободиться из плена Владимиру. Она приложила все возможные усилия, все что могла, умела и знала, для того, чтобы Владимир Корф был свободен. Теперь он свободен и волен делать со своей жизнью все, что сочтет нужным, а значит, она теперь тоже свободна. Она должна вернуться к сыну. Неважно, что решит Владимир по поводу Полины, теперь важен только он, ее маленький сын. Приняв решение, Анна снова улеглась в постель и позволила своим мыслям дальше неторопливо шевелиться в голове. Полина... Да, безусловно, ее глубоко ранил тот визит столичной актрисы. Но нужно быть справедливой, слова Полины это только слова самой Полины, Владимир же никогда не давал повод для ревности. Анна нетерпеливо повернулась на бок, откинув одеяло, которое стало вдруг слишком жарким и нахмурилась. Нет. Сам Владимир был честен с ней. Он первый признался ей в своей прошлой слабости к этой девушке, и служанка сразу уехала из городского дома, как только туда вернулся хозяин с молодой женой. Возможно, в то время он был серьезно увлечен ею, Анной, и полагал, что связь с бывшей любовницей окончена, но потом? Разве он уезжал из усадьбы для встреч с возлюбленной? Все лето он провел в деревне, и насколько помнит сама Анна, Владимир никуда не ездил, разве только к соседям на пару часов. А вдруг Полина приезжала к нему? – обожгла мысль, но тут же перед глазами встал Владимир, такой, каким она привыкла его видеть; сдержанный, ироничный, с легким лукавым прищуром в глазах. Нет, не таков это человек, чтобы прятаться с любовницей, как преступник, по чужим углам. Тогда получается, Полина лгала? Но зачем!? Молодая женщина мучительно закрыла глаза. Мысли раскалывали голову, и от безвыходности, от того, что ее вопросы никак не могли найти разумного объяснения совсем упала духом. Проворочавшись в постели еще пару часов, она, наконец, задремала. Утром следующего дня из госпиталя принесли записку – Владимир Иванович чувствует себя превосходно, поэтому сообщает, что его пребывание в госпитале окончено, и потому к полудню, он просит супругу быть готовой к отъезду домой. Допив свой чай и позвав Матрену, Анна отправилась собирать вещи. Времени оставалось недостаточно, а дел предстояло сделать немало. Наташу он увидал еще с улицы. Сестра сегодня освободилась от дворцовых обязанностей и потому в ожидании его приезда, читала у себя в комнате, устроившись на подоконнике. Ее утреннее белое платье отлично контрастировало с темными портьерами на окне, и Михаила немного кольнула эта ее беспечность, позволяющая прохожим задерживаться под окнами их квартиры на втором этаже. Вот и сейчас, выпрыгивая из коляски ему вдруг почудилось малоприятное лицо офицера из Петропавловки, который произвел на Михаила самое худшее впечатление. – Миша! - выбежала к нему навстречу в прихожую девушка. – Здравствуй, сестренка. Ты как всегда прекрасна и беспечна, – слегка пожурил он, целуя ее, – Ну что за чудачества, сидеть на подоконнике, словно кукла на витрине? – Ну прости, прости, – улыбалась она, подавая обе руки брату, – Ты же знаешь, как я устаю при дворе, иногда хочется побыть дома просто собой. – Когда нибудь, мне придется пристрелить кого-то, только потому, что бедняга засмотрелся на мою, не в меру хорошенькую, но к сожалению, слишком ветреную сестричку, сидевшую на окне. Он скинул на руки слуге плащ и, пропуская вперед Наташу, прошел в гостиную. – Как ты можешь упрекать меня в ветренности? – усмехнулась девушка, – При дворе я сама благовоспитанность и благонадежность. – За то дома, ты все еще скоццоне*, - напомнил ее милое домашнее прозвище брат, которым ее звали родители в детстве. Они устроились на диване, пока в столовой накрывали к обеду, и проговорили полчаса, пересказывая друг другу все новости. – Представить не могу, чтобы Анна сознательно пошла на такой позор. Неужели не было другого способа? – Горцы не старались облегчить нам жизнь, но надо признать, по-моему, они и сами не ожидали что дама ее положения исполнит их требование. Ну мне так показалось... – пожал плечом князь. – Бедная... – задумчиво пробормотала Наташа, – Как же она выдержала? Я бы наверное, так не смогла. – Разве? Мне напомнить, как ты штурмовала крепость в попытке увидеться со мной? –усмехнулся Михаил и тут же нахмурился, припомнив увиденного под окном их квартиры офицера, – И скажи мне, ты знаешь, что у тебя под окнами ошивается этот негодяй из Петропавловки? – Какой негодяй? – не поняла Наташа и пожала плечом, – Я никого не заметила. А в тот раз я только хотела увидеть тебя. Ты же мой брат! – Похоже, Анна не менее отважная дама, чем моя младшая сестренка, – усмехнулся Репнин, – Пойдем к столу? Я с дороги основательно проголодался. – Лиза тебя ждет на этой неделе, – разворачивая салфетку, сказала княжна, – Я получила от нее два письма, она места себе не находит от беспокойства. – Да, я собирался ехать завтра, но похоже, что и до завтра ждать не стану. – ответил Михаил, подставляя стул сестре и словно извиняясь, смущенно улыбнулся, – Не ожидал, что разлука с Лизой будет так невыносима. Натали сдержалась от привычной колкости и только слегка улыбнулась в ответ, – Я распоряжусь о коляске, не стоит выезжать верхом. До Двугорского ты можешь добраться только к ночи. Они ехали уже несколько часов, и должны были уже добраться до Георгиевской. Анна очень надеялась, тревожно поглядывая на залитые вечерней зарей горы, что им не придется ночевать в степи, но говорить о своих опасениях она не желала. Владимир вот уже как час дремал, откинув голову на подушку дивана, а они с Матреной, боясь потревожить его, молча смотрели в окно. Перед тем как выехать из города, Владимир остановился у оружейного магазина и прикупил еще пару револьверов. Зарядив оба, один отдал Григорию, что правил парой лошадей, а второй засунул между подушками в карете. Анна знала, что еще два таких же револьвера Владимир имел при себе, но теперь, глядя, как бледный и уставший мужчина забылся тревожным сном, она все мысленно возвращалась к вчерашнему разговору. Почему он так торопится с отъездом? Ведь понятно, что он еще слишком слаб, чтобы предпринимать столь длительное путешествие, ему еще неделю надо было находиться в госпитале и набираться сил, а он решил ехать. Неужели все из-за нее? Анна с жалостью смотрела, как покачивается на подушке голова барона и болезненно морщится бледное лицо от каждой кочки, на которой подпрыгивала их коляска. А мелкие камешки, попадающие под колеса и вовсе заставляли Корфа упрямо сжимать губы, чтобы не выдать своего состояния. Не зная, как помочь мужу, Анна склонила голову и прикрыла глаза. – Барыня, барыня, приехали,! – ее разбудил радостный голос Матрены, которая улыбаясь, теребила ее руку. Вокруг стояла темнота южной ночи, и только за окном мерцали всполохи огня. – Что? Мы приехали? – Приехали, – услышала она голос Владимира, который стоя на улице, распоряжался багажом. Он морщился от света фонаря и что-то выговаривал Григорию насчет лошадей, за его спиной бегали какие-то слуги, из открытой двери трактира во двор лился приглушенный свет. Они сняли для ночлега две комнаты. Велев Анне накинуть на голову шаль и сунув ей в руки узелок Матрены, он проводил женщин к лестнице, ведущей наверх. Сам Владимир вместе с Григорием заняли вторую комнату напротив, договорившись по-очереди нести караул. И пока Григорий, примостившись за столом возился с ремнями и подбрюшником из упряжи, Владимир прежде чем блаженно вытянуться на узкой кровати, превозмогая боль в боку, там где ныли сломанные ребра, перезарядил на всякий случай пистолеты. Ночь прошла без происшествий, и спозаранку они выехали. Утренний туман еще не рассеялся и легкой дымкой висел в воздухе. Заспанный хозяин, зевая, проводил их, ворча что в такую рань только и надо, что спать, а не мочить ноги в студеной росе. Но такой ранний выезд был оправдан, Владимир торопился побыстрее добраться до русских земель. Ставрополь оказался шумным многолюдным городом, с десятком церквей, с большой городской площадью, с пестрыми лавками и уютными кофейнями. Когда-то здешняя крепость входила в Азово-Моздокскую оборонительную линию. Сюда для несения службы в гарнизоне переселяли волжских и донских казаков. Прикрывали строительство регулярные воинские части: Владимирский драгунский и Кабардинский пехотный полки, два батальона егерей и несколько казачьих полков с Дона. Потом при Ставропольской крепости начали поселять отставных солдат, которых снабжали оружием, рабочими волами и лошадьми. А затем по распоряжению Светлейшего князя Потемкина для "приласкания кабардинского народа к российской стороне" велено было построить на укрепленной линии на казенный счет амбары для хранения "мелочных" товаров и лавки для их продажи. Так здесь появились армяне. Таким образом, спустя всего пять-шесть лет после основания крепости, Ставрополь уже именовался городом и помимо своего военного назначения стал одним из центров экономических связей с народами Кавказа. После декабрьского восстания сюда были сосланы многие его участники, что моментально отразилось на культурной жизни города. И сейчас здесь была первая на Северном Кавказе типография, недавно учредили мужскую гимназию и при ней благородный пансион для девиц. В городе появилась частная публичная библиотека купца Челахов, и даже готовился к открытию первый на Кавказе русский театр. Они поселились в не слишком дорогой, но приличной и с отличной репутацией гостинице, что располагалась совсем рядом с большой городской площадью.