Балет, или Тебе не будет со мной больно

— Твою мать, господи боже, — не выдержав, выкрикнул Билл, когда горячее масло плюхнуло ему на кисть, оставляя на ней красное пятно, и в этот же момент раздался звонок в дверь. — Заходи, Том! Парень решил включить отчаянную домохозяйку, что вышло совершенно отвратительно. Его кулинарные умения в виде поджаренных готовых наггетсов обернулись кошмаром похуже, что творятся на кухнях Гордона Рамзи, который тут как раз был бы кстати. Хрустящая корочка плавала в масле, местами подгоревшая, и Билл уже в который раз возвёл глаза к небу, спрашивая у неведомой силы, за что ему такой талант к готовке. — У тебя что, пожар? — Услышал он удивлённый голос Тома, который вошёл в задымлённую кухню и увидел взлохмаченную чёрную макушку, а затем виноватый взгляд и то, что Билл поначалу закрывал от него своим телом. — Том, я плитой не пользовался уже не один год, — пожаловался брюнет, отступая в сторону, когда Том решительно отстранил его в сторону и бессовестно рассмеялся. — То есть, это ещё не предел, раз ты творишь такое с полуфабрикатами? — Брейдастый улыбнулся и по-хозяйски вывалил всё, что было в сковороде, в глубокую миску. — Ты же не собираешься это есть? — Билл поморщился, когда Том руками взял остатки курицы и с аппетитом отправил себе в рот, облизывая масляные пальцы. — Билл, я живу в общаге, — напомнил Том, уминая ломтики один за другим. — И не ел с самого утра. — Я тебе пива взял, — вытащив из холодильника пару бутылок, он поставил их перед Томом и включил кран, отмывая руки от масла. — Подумал, что тебе понравится такое. — А себе? — С набитым ртом поинтересовался Каулитц, увлечённо разглядывая стены. — Пиво мне нельзя, а чего покрепче… ну, тоже нельзя, — отмахнулся Билл, чтобы не утруждать себя объяснениями. — Хочу такую же хату, — под нос себе, но всё же достаточно громко произнёс Том, заставив тем самым Брукса повернуться к нему с округлёнными глазами. — Чего? — Нравится мне тут, говорю, — повторил Том, открыв одну банку, и отхлебнул из неё. — Тошнит уже от этих коричневых диванов у всех дома. — Ну, ты подумай только, а все только меня странным считают, — Билл усмехнулся и вытер руки, забирая из холодильника миску с нарезанными фруктами. — И гостиная тоже нравится? — Всё нравится, — подтвердил Каулитц, проследовав за брюнетом к телевизору. — А это кто? Билл проследил взглядом за тем, куда смотрит Том, и прочистил горло, спрашивая себя, почему не убрал всё лишнее. Хотя эту фотографию он крайне любил, как и присутствующих на них людей. — Мои друзья. На катке были со мной, помнишь? — Ну, так, — Том не отрывал взгляда от фотографии, удивляясь, что кто-то вообще способен так широко улыбаться. — Какой ты волосатый тут, жесть. — Ну, я там молодой ещё, — улыбнулся Билл, откусывая киви, и встретил на себе недоумённый взгляд. — Тебе же лет семнадцать на ней, — брейдастый даже прищурился, чтобы получше разглядеть висящую на стене фотографию. — Двадцать, — поправил Билл, тоже посмотрев на фото. — Подожди, а тебе сейчас сколько? — Совсем ничего не понимая, спросил Том, настороженно ожидая ответ. — Ты реально хочешь, чтобы я это произнёс? — Билл недовольно простонал. — Ну, двадцать девять. Каулитц молча отвёл взгляд, хлопая глазами, отпил пива, съел ещё один наггетс и, наконец, выдал с каменным лицом: — Охуеть… Билл, удивлённо подняв брови, сначала сжал губы, чтобы не дать прорваться так и просящемуся смешку, но когда увидел, насколько серьёзным было лицо шокированного парня, рассмеялся так сильно, что испугал даже себя. Едва он мог вспомнить, когда хохотал до боли в животе последний раз, и своей истерикой уже заразил начинающего отходить Тома, который тоже посмеивался, представив всю нелепость ситуации. — У тебя слёзы уже текут, — заметил Каулитц, смеясь уже больше от вида сползающего на пол танцора. — Надо моих друзей с тобой познакомить, они тоже вечно угорают, как придурки. — Прости, Том, просто твоё лицо, — он закрыл лицо ладонями, пытаясь успокоиться, и продолжал хихикать. — Нет, это же нереально так выглядеть в двадцать девять, — возразил Том, хлопая себя по коленям. — Ни за что в жизни бы не поверил. Как ты это делаешь? — Ем много фруктов, не курю и не трачу время на отношения, — поделился с ним Брукс, усмехаясь, и включил фильм. — А я курю, — парень вытащил из кармана толстовки небольшой бумажный свёрток и протянул Биллу. — Пробовал? — Пробовал, конечно, только не вставило, — ответил Билл, удобнее располагаясь на диване. — Убери, мы тут фильм типа смотрим. Каулитц обреченно вздохнул и отложил заначку, которую вытащил специально ради сегодняшнего вечера, не очень охотно поднимая взгляд к экрану. Он почти никогда в жизни не проводил вечера настолько спокойно, и это навевало такую скуку, что фильм перестал быть интересным минут через пятнадцать. Ему хотелось накуриться, трепать языком, пробежаться с сорок второго этажа вниз и обратно, делать хоть что-то, только не лежать мёртвым грузом, слушая реплики из телевизора. — Ладно, хрен с тобой, давай свой косяк, — словно прочитав его мысли, произнёс Билл, заставив того чуть ли не подпрыгнуть от радости. — Только потом уже не я буду виноват, — предупредил Том, доставая зажигалку, прикуривая и протягивая брюнету. — Я думал, сейчас травка уже не в моде, — протянул Брукс, уставившись в потолок, и лениво потягивал дым. — Она всегда будет в моде, поверь, — усмехнулся парень, прикуривая и себе тоже. — Том, что у тебя за акцент? — Через пару минут молчания и бормотания телевизора спросил Билл, уже чувствуя, как пощипывает глаза. — Я из Мюнхена, — ответил тот, заметив искорку заинтересованности в его выражении лица. — А что? — Теперь ясно. У меня отец так же разговаривает. — Oh, du sprichst Deutsch? * — Воскликнул Каулитц, распахнув глаза. — Nein, — ответил Билл, улыбнувшись. — Это всё, что я понимаю по-немецки. Отец попал в Америку, когда ему было лет двенадцать, может, тринадцать. Меня он не учил языку. — И всё-таки ты не похож на немца, — сделал вывод Том, задержав взгляд на его лице. — Ты теперь мою родословную будешь изучать? — Усмехнулся Брукс. — Мать у меня из Израиля. А дед итальянец. — Помню, мне кто-то из учителей рассказывал, что люди, в которых намешано много кровей, очень талантливые, — задумчиво произнёс брейдастый, щуря глаза. — Ну, я знаю ещё как минимум четырёх людей с такими же кровями и могу сказать тебе, что это ложь, — пожал плечами брюнет и заметил, что Том пристально смотрит на него, озорно улыбаясь. — Что? — Ты не думал, что мог стать исключением? — Странные ты комплименты делаешь, — выдохнул Билл, прикрывая глаза. — Ты даже не видел, как я танцую. — Я был на репетиции, — возразил Каулитц. — Это не то. Я был без грима и соответствующего настроя. Я танцую в постановках совсем иначе, — Билл втянул дым так глубоко, что замолчал, чтобы вдруг не подавиться. — Я ещё с прошлого раза спросить хотел… — Том задумался и приподнялся на локте, окидывая взглядом комнату. — Почему у тебя так мало вещей? — Каких вещей? — Ну, у людей обычно в гостиных сотня всяких статуэток, столиков, книжный шкаф. А у тебя две рамки с фотографиями, тумбочка, диван и телевизор, — произнёс Каулитц, ожидая ответа. — Я почти не пользуюсь квартирой. Сюда я захожу, скорее, как в гостиницу, — задумался Билл, прикрывая глаза. — В остальное время я либо в театре, либо у своих друзей. — Билл, клянусь, если бы я не знал, что ты выступаешь в театре, то подумал бы, что ты какой-то нелюдимый псих, зацикленный на себе, — Том сам удивился произнесённому, хлопая глазами. — Я думаю, ты прав, — через какое-то время ответил брюнет, гася окурок в пепельнице на тумбочке у дивана. — Я и есть нелюдимый псих. — Не, чувак, ты же со столькими людьми общаешься, да и на постановки приходят каждый день несколько тысяч. Тебя уже понесло, — хихикнул Том и уставился на собеседника. — Если они приходят, это ещё не значит, что я их замечаю, — медленно выговорил Брукс всё так же с закрытыми глазами и замолк, оставляя растерянного Тома наедине с тем, что тот только что произнёс. — Это как? — Вполголоса спросил он, догадываясь, что Билл уже отключился. Будить его совсем не хотелось, и Том, чтобы развлечь себя, решил заглянуть за небольшую ширму в спальню, которая наполовину была скрыта от его глаз. С разбега он плюхнулся на двуспальную кровать, проводя рукой по мягкому чёрному покрывалу. Даже в детстве у него не было настолько уютной постели. По-хозяйски повалявшись несколько минут, он поднялся, когда заметил с другой стороны небольшую висячую полку, на которой стояло несколько статуэток. Взяв одну, он прочитал позолоченную гравировку «Лучший молодой артист-1990» и ухмыльнулся. Значит, он действительно не соврал насчёт возраста. Гораздо больше ему понравилась другая награда, которая изображала собой танцующую балерину из хрусталя, и, кажется, она была важнее, потому что стояла в самом центре полки между двумя другими. Отчасти Каулитц завидовал. Он был уверен, что сам ничего не добился за свою жизнь. Пока этот парень покорял публику в таком юном возрасте, он бросил всё к чёрту, бросил семью, бросил учёбу и решил бездельничать, спуская деньги в унитаз. Том довольно часто наблюдал за Биллом и удивлялся его трудолюбию. Думал, что, возможно, и он мог бы стать кем-то, не будь таким раздолбаем. Мог стать даже пианистом, но его пылкий нрав закрывал ему глаза, и он стремился только освободиться. Теперь он даже не знает, свободен ли на самом деле. Вздохнув и поморщившись, он поставил всё на место и обратил внимание на комод, где стояло несколько разноцветных шкатулок, удивительно вырезанных из дерева. Открыв самую крайнюю, он заодно и уронил челюсть, совершенно точно видя перед собой браслет с бриллиантами. Том перекатывал украшение из руки в руку и даже не верил, что на самом деле касается такой роскоши. В этой же шкатулке он нашёл какие-то простые кулоны и золотые кольца, и у него создалось впечатление, будто Билл специально ходил и снимал их с пальцев зрителей. Ему бы хотелось иметь поклонников. Нет, девушки за ним и без того бегали, но Тому действительно хотелось бы иметь людей, которые ценят его за то, что он делает. Пока только соседи по комнате ценят его за волшебные пилюли, и это было совсем не весело. Он бы с удовольствием получал дорогие подарки и уделял внимание каждому, даже не представляя, какими порой бывают неадекватными эти самые обожатели. Его отвлёк глухой звук из-за ширмы, а следом недовольный стон. Забыв даже убрать украшения обратно, он вышел и удивлённо поднял брови, когда не увидел на диване Билла. Только подойдя поближе, он заметил, как тот сонно потирает лоб и морщится, не желая подниматься. — Может, ты в комнату пойдёшь? — Почесав затылок, предложил Каулитц, но тот только отрицательно помотал головой. Тогда он помог ему забраться обратно на диван и выключил телевизор, убирая со столика тарелки из-под еды. Билл едва что-то промычал и уткнулся лицом в диванную подушку, не желая расставаться со сном, и Том подумал, что не будет ему мешать наслаждаться отдыхом. Прибрав беспорядок на кухне, он осмотрелся, выглядывая, не забыл ли чего в этот раз, выключил везде свет и, обувшись и прихватив с вешалки куртку, вышел, тихо закрывая за собой железную дверь. Насмотревшись на Билла, теперь и он чувствовал себя уставшим до изнеможения, и мечтал только о том, как доберётся до своей скрипучей маленькой кровати и упадёт на неё замертво. Потом он разберётся и с деньгами, и с Георгом. Всё потом.