Балет, или Тебе не будет со мной больно

Тупая пульсирующая боль в руках разбудила танцовщика около половины седьмого утра. Он лежал на животе и не сразу сообразил, что весь закутан в одеяло, и оно запуталось между ног жгутами, поэтому спросонья выпутаться ему не удалось. Билл ещё немного полежал, но когда в нос ударил собственный запах, поморщился от подступающей к горлу тошноты и медленно перевернулся набок, стараясь выкарабкаться из тканевого плена. Ещё одно одеяло сверху — должно быть, кто-то из друзей накрыл его. Усевшись, он с ужасом взглянул на обивку — везде были масляные пятна и следы от его пальцев, а ладони почти почернели от застывшей на них смеси из крови, грязи и бензина. Всё остальное тело тоже саднило, но руки в большей степени, прикоснуться к запястьям было невыносимо больно. Билл медленно поднялся с места и заглянул в спальню к друзьям, обнаружив, что они ещё спали. Как же он надеялся, что Джулия ничего не рассказала Робу. Из них двоих Роберт всегда воспринимал происшествия с ним наиболее болезненно, даже если не всегда высказывал это вслух. Но нелепую отмазку всё же придумать стоит, глупо было бы полагать, что кто-то бы счёл, что с Биллом всё в порядке. Всё было далеко не в порядке. Сон не принёс ему облегчения наутро, он всё так же чувствовал себя изнурённым. Сейчас Билл действительно осознавал, как сильно ему повезло. Вчера он прощался со своей жизнью и морально подготовился к тому, что его не станет. Но когда этого не произошло, теперь он чувствовал… Потерянность? Ему ведь есть ради чего жить — его друзья, его балет, его Том. Но танцовщик чувствовал некую незавершённость, словно ему дали пожить взаймы ещё чуть-чуть, а потом вновь отнимут это право. Теперь придётся обдумывать каждое своё действие на несколько шагов вперёд. Куда он идёт, с кем и когда — обо всём этом нужно будет заботиться лишний раз, пока на земле ходит человек, который имел с ним личные счёты. Это было не простое нападение, нет, это была практически персональная вендетта против него самого, против его природы и, конечно же, Тома. Если бы не Том… Но эту мысль Билл пресекал на корню. Он даже не хотел представлять свою жизнь, если бы в ней так и не появилось этого парня. Глупо, возможно, но у влюблённого сердца свой ум. Зайдя в ванную комнату, Брукс не спеша вышагнул из своих упавших джинсов и с трудом стащил с себя футболку, стараясь не задеть руки. Он поднял взгляд на отражение в зеркале и не смог отвести его. Кто этот человек в нём? Ничего, кроме лёгкой брезгливости, Билл сейчас к нему не испытывал, и поэтому поспешил забраться в душевую кабинку, включив воду. Она больно ударила кожу упругими струями, и танцовщик с непривычки даже попятился, но всё же сжал зубы и подставил лицо под воду. Ноги едва держали его, и в конце концов Билл сел на дно глубокой кабинки, приваливаясь боком к кафелю и закрывая глаза. Он должен, обязан вернуться в свой привычный ритм как можно быстрее, балет не будет ждать его очередного выздоровления. В выдержке было его спасение. «Билл опаздывал на занятие и нёсся по улице изо всех сил, прихрамывая и хлюпая носом на бегу. Они снова отпинали его за школой, эти мексиканские ребята, что на класс старше. Конечно, это всё было не так серьёзно, но они отобрали и выбросили его балетные туфли, а папа купил ему их на последние деньги. Ему всего тринадцать, но цену вещам он уже знал намного больше своих сверстников, и поэтому сильно расстраивался в такие моменты. Танцы обычно помогали ему забыть обо всём, но сегодня настроения не было даже на них. Мистер Уилсон его, наверное, уже заждался. Мальчишка постарался отдышаться прежде чем войти внутрь, но всё одно выглядел словно взъерошенный птенец, выпавший из гнезда. Билл ворвался в студию с таким потерянным видом, что преподаватель, занятый в это время разогревом с девочками, даже не остановил музыку и взглядом показал ему присоединиться. Быстро стянув верхнюю одежду, он оказался в майке и трико, и, чуть подумав, решил выйти в линию босиком. Фрэнк, их хореограф, слегка удивился такому положению дел, но чуть позже, когда заметил ошибки у Билла тут и там, сопоставил всё у себя в голове. Мальчик был единственным в группе и поэтому не мог не привлекать к себе внимания, но обычно он наоборот был примером для остальных, сейчас же он выглядел так, словно пришёл на занятия впервые. Мистер Уилсон громко ударил ладонью по магнитофону, когда тот принялся делать движения в неправильную сторону, притом что большая часть занятия была уже позади. Билл вздрогнул и виновато поднял взгляд, заметив преподавателя прямо у себя перед глазами. — Билл, в чём дело сегодня? У тебя какие-то проблемы? Мальчик застыл на месте, проглотив язык. Остальные девочки из группы о чём-то начали перешёптываться. — Чего стоишь как истукан? Если ты заболел, так и скажи и не мучай ни себя, ни нас. Фрэнк знал, что был иногда слишком требователен, но всё это было лишь ради блага детей. Все они пришли сюда из спортивной гимнастики, и его целью было не убедить их вернуться туда же, нет. Искусство требовало морального стержня, и если его нет, делать в балете нечего. — Мои туфли украли… — Наконец, робко произнёс мальчик с опущенными глазами, когда тишина уже становилась неловкой и хотелось провалиться сквозь землю. Но напряжение, зависшее в воздухе, всё же вылилось на него, и он вновь заплакал. Преподаватель округлил глаза, глядя на него. — Это ты тут распустил сопли из-за туфель, значит? Билл, Билли, мальчик, что же ты будешь делать, когда у тебя не получится хорошо выступить на отчётном концерте? Билл даже осмелился взглянуть ему в глаза после этой фразы. — У меня получится. — Нет, если ты будешь ныть из-за такой ерунды. — Это не ерунда! — Повысил голос Билл, словив на себе несколько испуганных взглядов от девочек, стоящих позади Фрэнка. — И у меня получится! Мистер Уилсон усмехнулся и отошёл в другой угол большого помещения. Он вернулся оттуда с парой потрёпанных временем пуантов. — Девочки, на сегодня всё. А это тебе, — он бросил пуанты Биллу и прислонился к стенке. — И мы будем заниматься до тех пор, пока у тебя не получится, как надо. Мальчик не ожидал к себе такого отношения и обиженно засопел, перематывая ноги лентами. Честно говоря, ему нравился мистер Уилсон, и он чувствовал, что тот к нему снисходителен, но явно не потому, что он мальчик. К нему всегда было меньше замечаний потому, что он выполнял задачи, как полагается. Наверное, где-то в глубине души Билл осознавал, как глупо было расстраиваться из-за туфель, но что-то внутри него всё равно протестовало против такого наказания после занятий. Ноги вновь онемели, как в тот день, когда он впервые надел на себя эту чудовищную обувь для балерин. Эти пуанты были не такие, как у взрослых, но всё равно стирали ноги в кровь совсем по-взрослому. Поэтому после того, как Фрэнк загонял его за следующие полчаса, он не выдержал и закричал: — Я больше не могу, мистер Уилсон! Фрэнк бегло опустил взгляд на его ноги и заметил тёмные пятна, проступающие на носах пуантов. Его мягкое человеческое сердце дрогнуло, но наставник в нём преобладал, и он, собрав всю свою мужественность в кулак, перевёл взгляд на его лицо. — Ты можешь, Билл, и пока ты нихрена не сделал! После этих слов нижняя губа мальчика стала подрагивать, и мистер Уилсон начал медленно хлопать в ладони. — Ты слышишь ритм? Ритм, понимаешь? Раз хлопок, два хлопок, три хлопок. Я продолжаю хлопать, какого чёрта ты ещё стоишь на месте? Фуэте, фуэте! Преподавателем сейчас руководило оно — отчаяние. Билл был абсолютно лучшим учеником, в нём были задатки гения, и если он сейчас забьётся в истерике, отказавшись выполнять требования, значит, всё было напрасно. Тогда и оставлять его в группе не стоит, а лучшее, что ему светит, это место в бальных танцах. Но Билл этого не сделал. Он стоял на пуантах и глубоко дышал, рассвирепев на самого себя и на мистера Уилсона, в его глазах читалось только одно — он не уйдёт отсюда, пока не докажет преподавателю, что он не прав. У него всё, чёрт возьми, получится! Под размеренные хлопки Билл делал поворотные движения, крутясь вокруг себя на триста шестьдесят градусов. Его лицо раскраснелось, и он сжал зубы, когда Фрэнк стал хлопать быстрее и быстрее. В голове долбило только «ритм, ритм, ритм». Фуэте становились всё чётче, всё свободнее и раскидистее, и у Билла, наконец-то, получилось. Под конец хлопки стали такими быстрыми, что мальчик успевал провернуться вокруг собственной оси два раза за секунду, и пока пуанты сочились тёплой кровью, по мокрому, горячему лицу сами собой текли слёзы, перемешиваясь с потом. В тот момент Фрэнк понял — он не ошибся. Он с упоением хлопал и дальше, и под конец уже сам был уверен в том, что это он хлопает Биллу в такт, а не наоборот. Прошло, наверное, минут пять, и мальчишка продолжал, ровно до тех пор, пока хлопки не стихли. Мистер Уилсон уже не чувствовал собственных ладоней, и остановился, когда больше не смог хлопать. Билл тоже встал на месте, его грудь часто вздымалась от сумасшедшего дыхания, и он крепко зажмурился, чтобы только слёзы перестали непроизвольно катиться по его щекам от невиданной, чудовищной боли, которую он только что испытал. Но он её на самом деле испытал на прочность, выйдя победителем. Подойдя к мальчику, Фрэнк в порыве чувств обхватил его двумя руками, гладя по взмокшей спине, которую он чувствовал даже сквозь прилипшую майку. — Прости, извини меня, ради бога… Но если ты смог переступить через себя сейчас, — он оторвался от него, взяв мальчишку за плечи и глядя прямо в его налитые жаром глаза, — то тебе ничего в этой жизни не будет страшно. У тебя всё получится, ты выдержишь всё, Билли». Брукс ухмыльнулся и поднялся, принявшись смывать въевшуюся грязь со своей кожи. Надо же было вспомнить это именно сейчас, будучи практически на самом дне собственного существования. Фрэнк был прав, как никогда, и что бы он, нынешний Билл Брукс, делал, не будь того тринадцатилетнего мальчика, который решил доказать, что он справится? Похоже, в ванной он засиделся, потому что обнаружил своих друзей уже за кухонным столом, когда вышел. Роберт поднялся ему навстречу и не знал, что сказать. В этот раз танцовщик даже не стал прятать от них свою боль, вымощенную на коже сине-лиловыми кровоподтёками, под слоями тонального крема. Да, он вышел вот так, слабо улыбаясь им и словно говоря взглядом, что чувствует себя нормально. Роб же всё равно не мог найти слов, осмотрев его с головы и остановив взгляд на запястьях, где тонкой красной линией выделялся след от вчерашней повязки. Прежде, чем мужчина успел бы что-то сказать, брюнет уткнулся лбом в его плечо, обнимая. Ему почему-то не хотелось ничего говорить, ни правду, ни ложь. Он, наверное, и так всё понял. Роберт шумно выдохнул и крепко прижал его к себе, гладя по спине. — Меня Эндрю ждёт к восьми, подбросишь? — Ты что, поедешь репетировать? — Не выдержала Джулия, громко поставив кружку на стол. — Да, поеду, — просто ответил Билл, отстраняясь от друга, который тоже не верил своим ушам, и отпил чая из кружки Роба. Супруги коротко переглянулись, а Брукс кивнул им и пошёл собираться в прихожую, пробубнив себе под нос что-то о том, что ему нужно увидеться с Томом. Услышав это, Джулия вся напряглась и перестала завтракать, уставившись в одну точку. Роберт, наконец, подсел к ней и заговорил вполголоса. — Что тут произошло вчера? Меня не было всего полдня! — Я обещала ему, что не буду рассказывать от своего лица. Ты и сам всё видишь, не заставляй меня произносить что-то ещё. — Милая… — Просто проводи его до самого входа, ладно? — Попросила она, опуская взгляд и вздыхая. Роберт нахмурился, но больше пытать супругу не стал. Он кивнул и пошёл следом за парнем, пообещав себе не спускать с него глаз. Их Билли, кажется, впутался в большие неприятности.

***

Том курил, не открывая окон в машине, и прислушивался к трещащему звуку из старой магнитолы, которая изо всех сил пыхтела и пыталась поймать r’n’b волну. Вот так он проводил уже несколько дней, сидя в машине на парковке напротив театра. Автомобиль он своевременно поменял и чувствовал себя просто отвратительно, устраивая такую слежку за дорогим ему человеком, но успокоиться не мог. Он не мог спать, не мог есть и просто функционировать, не узнав, что с Биллом всё в порядке, и именно поэтому приезжал каждый вечер сюда, чтобы убедиться, что он уезжает на такси или со своими друзьями. Густаву и Георгу даже лучше не знать об этом, иначе они упекут его в психушку раньше, чем он завершит свой рассказ. Три дня назад кто-то вломился в его уже новое жилище, и если бы не сработавшая пожарная сигнализация, то вновь сгорело бы всё его барахло. Так он понял, что у Алекса явно не все дома, и он задался одной единственной целью достать его хоть из-под земли. Вновь рискуя и прекрасно понимая, чем всё закончилось в прошлый раз, Том продолжал искать его сам, но тот только ходил за ним где-то сзади, вынюхивая след. Это была погоня друг за другом по кругу, где Билл был их связующим звеном. Поэтому, как бы ни хотелось Каулитцу выскочить из машины и крепко обнять Билла после долгой репетиции, он просто не мог дать себе морального права подвергать его опасности ещё раз — Алекс мог быть где-то рядом. Ничего не оставалось, кроме как томиться от разлуки против воли и мучить себя ещё больше этими запретными визитами, но без них не получалось. Парень подобрался в кресле, завидев знакомый силуэт в дверях. Билл вышел в сопровождении Эндрю, они холодно попрощались и блондин побрёл по своим делам, в то время как Брукс продолжал стоять на крыльце, напряжённо вглядываясь вдаль. Всё же Том до сих пор ругал себя за то, что мог приревновать к нему. Какие глупости. Несмотря на сигаретный дым, густо затуманивший салон и заставляющий жмуриться, брейдастый даже не моргал, стараясь запомнить каждую секунду этого момента. Как же было больно осознавать, что ему мало просто видеть Билла. Его хотелось ощущать, целовать всё его тело, слышать и чувствовать запах его тела, но нельзя, нельзя, нельзя. Чуть ли не впервые в жизни Том не мог получить того, чего хочет, и это было новое и чертовски угнетающее чувство. Танцовщик тоже словно искал его глазами, не спеша спускаться. Наверное, ждёт знакомую машину, но где-то в глубине души тоже надеется, что за ним приедет Том. Ветер безжалостно трепал куртку и волосы, и стало так жаль его, стоящего одного на холоде, что Каулитц уже почти потерял последние капли разума, готовясь выбежать и окликнуть его. Однако знакомый автомобиль друзей подъехал ко входу, и танцовщик быстро сбежал вниз, забираясь внутрь. Всё, теперь можно было выдыхать. Сколько ещё это будет продолжаться? Чёрт его знает, наверняка, пока один из них не окажется с пулей во лбу. Один из них троих… — Нет! — Выкрикнул парень в густой воздух, разбавляя его своим дыханием, и ударил рукой по рулю. В нём вспыхнуло раздражение из-за своей глупой головы, порождающей такие мысли. Теперь Том понимал все эти чрезмерно драматичные фразы в фильмах, типа тех, где один говорит, что готов отдать жизнь за другого человека и всё подобное. Ему уже даже было почти всё равно, что за чувство зародилось в его душе, знал он только одно: он бы сделал всё, что угодно, только чтобы Билл продолжал жить спокойной жизнью, ни о чём не заботясь. В идеале вместе с ним. Но пока картинка в голове не сходилась в этом плане, и это парня расстраивало. Как бы то ни было, всё в любом случае происходит не напрасно. Благодаря событиям, произошедшим в его жизни за последние месяцы, Каулитц узнал себя заново и больше не готов быть тем недоумком, которому ничего важнее выворачивания карманов прохожим не нужно. Да, ветра в голове по-прежнему хватает, и он всё также пока не способен принимать однозначно верные решения, но Том уже может твёрдо называть себя другим человеком. В его жизни появилось, о ком заботиться и о ком переживать, и хотя проще было бы жить без этой дополнительной ответственности и головной боли, он бы её ни на что другое не променял. Том вытер рукавом внезапно заслезившиеся глаза и выдохнул, а затем завёл двигатель. Он выехал сразу после того, как автомобиль, на котором ехал Билл, скрылся за следующим поворотом, и думал только об одном — как же ему повезло. Повезло повстречать человека, с которым он уже пережил больше, чем за всю свою жизнь.