Каин смотрел вслед уносящейся в ночь лошади, а за его спиной догорал, рассыпаясь искрами, погребальный костер Иана Кэмпбелла. И вместе с телом мертвого охотника догорали надежды Отца Убийства на избавление. На свободу, обещанную Пустотой, в которую уходили все демоны.
О, Каин жил достаточно долго. Настолько, что знал почти все о том, что ждет его после избавления, если таковое будет ему ниспослано. Вот только он не ведал, когда оно придет. Когда он вымолит его у безмолвных, глухих к его крику небес.
Каин надеялся всей своей проданной в вечное рабство выжженной душой, что избавление пришло к нему в улыбающихся карих глазах Колетт. В ее нежных руках, в рассыпанных по подушке каштановых локонах, в смущенной улыбке и тихом полуночном шепоте. В Ее прощении. В Ее вере в него. В Ее любви.
Но эхо проклятого прошлого вернулось к нему в лице Абаддон. Его лучшая ученица, его идеальный демон. Его прошлые победы. Только победы — он не знал поражений. До того, как Абаддон постучалась в дверь его дома.
О, она была красноречива! Она была убедительна! Она не знала, что другие рыцари пали. И что он сам приложил к этому руку. А узнав, рассвирепела. Он знал ее бешеный нрав, знал, на что способна эта идеальная тварь. Он видел ее лик, видел, как оскалились футовые клыки, когда она поняла. Как впились острые когти в ладони, когда она в ярости сжала кулаки. Как сузились глаза, полыхая отсветом адского пламени.
Он готов был убить ее тогда. Он убил бы. Пускай давно, во времена Дикой Охоты, Кровавых Скачек, Полуночной Травли и Дьявольских Ид она стояла по правую руку от него. Пускай тогда он желал ее. Пусть они делили смерть на двоих — он готов был убить. Во имя всех жертв, павших от его руки, в память о них. Он хотел убить ее.
Но не смог.
Потому что она покинула тело, захваченное ранее. За миг до того, как Клинок поразил ее в давно умолкнувшее сердце. И расширенные в агонии, в предсмертном ужасе глаза были голубыми. В них не было бездны. Только человеческая душа, ее свет, ее страх.
Еще один невинный пал от его руки. Одним больше, одним меньше. Он давно сбился со счета. Давно начал путать их лица. Еще тогда, когда Первый Клинок оборвал его простую, человеческую жизнь. И в тот миг, когда он открыл глаза, а в их пропасти утонул свет, он перестал запоминать тех, чью жизнь отнял. Каин вытащил Клинок из груди убитого и замер, чувствуя, как поднимается, ощетинившись, грива волос на затылке.
Он услышал, как хлопнули ставни в дальней комнате, куда он сам, почувствовав приближение Абаддон, увел Колетт. Он уже знал, звериным чутьем прочувствовал, что ее нет в этом доме — ее нет нигде. Она заперта в клетке собственного сознания, потеряв власть над телом. И почти потеряв душу.
И все же он звал ее. Он кричал, срывая голос, выл раненым зверем. И молил небеса.
Абаддон убегала, скрываясь за спинами демонов, идущих на смерть ради своей предводительницы. Творила кровавые жертвоприношения, правила черные мессы, и там, где она появлялась, на одну ночь возвращалось прошлое и начиналась Дикая Охота. Копыта лошадей вспарывали кровоточащую землю, луна прятала лик от увиденного кошмара. И горы трупов не успевали остывать, сожженные на адском пламени.
Он шел за ней веками, безмолвный странник, прячущий лицо. Он напал на след, и не отпускал ее, как волк-одиночка, идущий за стадом оленей. Они мнили себя хищниками, эти ничтожества с черными глазами, продажной душонкой и тысячелетием пыток за спиной. Они упивались властью над смертными, не ведая, что они — стая крыс. А настоящий хищник уже взял их след.
Его руки были чисты, а Клинок требовал крови. Но он выжидал, ни словом, ни взглядом не выказывая своего присутствия. Он подбирался к ней, до конца не зная, сможет ли нанести удар, глядя в карие глаза Колетт.
Он настиг ее спустя три сотни лет непрерывного странствия. В 1863 году. Между ней и ним стояли десятки демонов — и они пали. Он вошел в дом, переступая через их трупы, оскальзываясь на крови, пролитой ради этого момента.
Она ждала его, улыбаясь губами, которые ей не принадлежали. Но он смотрел не на них — он видел оскал футовых загнутых вовнутрь клыков, видел, как раздувались ноздри, выдыхая пламя и серу. Его идеальная тварь. Под личиной его искупления.
Она требовала его возглавить армию. Она имела наглость что-то требовать от него. От того, кто ее создал. Кто научил ее всему. Кто сделал ее такой. Она имела глупость подпустить его слишком близко. Так думал он, сжимая липкую рукоять ножа из древней ослиной челюсти. Подбираясь для последнего самоубийственного броска к горлу твари. Он даже не вздрогнул, когда она сломала позвоночник Колетт. «Потерпи, родная! Если ты еще там — потерпи!»
Он недооценил Абаддон. Ученица превзошла своего учителя. За миг до того, как Клинок вспорол тонкую кожу человеческого тела, за миг до того, как умереть от его, Каина, руки, она сбежала. Оставив на острие Колетт.
Удар, который готовился три века, невозможно было остановить. Даже тому, кто его наносил. Последние расширенные от боли глаза были карими, родными, любимыми. Последняя кровь, что омыла его руки, текла из груди той, которую он боготворил. Последнее остановленное его рукой сердце любило его больше жизни.
Он дал ей слово — ей, выжившей в плену собственного тела. И держал слово.
Пока в его дом не постучался отчаянный сумасброд по имени Иан Кэмпбелл.
И вот слово нарушено. Печать, что стала его проклятием, поманила во тьму. В огонь Преисподней. И он отдал Печать тому, кто, как он надеялся, сумеет освободить его. Раз и навсегда.
Но вот его последняя надежда мертва. И прах ее разносит ветер. А в ночь уносится та, что так напомнила ему Колетт. Да, она другая. Да, ее волосы цвета осенних листьев. Да, ее глаза похожи на грозовое небо. Но она такая же, как и Его Коллет. Катарина. Кэтрин. Кэт. Колетт…
И он ушел, помня. Помня данное той, что знала и любила его. И помня роковую ошибку, совершенную от безысходности и под воздействием упрямо не умирающей надежды. Его искупление началось не в эту жуткую ночь. Но сегодня оно обрело смысл.
И он ушел.
Молва похоронила его. Демоны забыли его лицо. Шавки забыли, что значит страх. Что значит сила. Они забыли, кто такие Рыцари Ада. Его история превратилась в миф, в страшную сказку на ночь для демонов. Обросла домыслами, как упавшее дерево мхом. Его заслуги — или злодеяния — приписывались другим. А он молча стоял в стороне, похоронив Клинок вместе с памятью.
Пришествие Люцифера он пропустил мимо ушей. Настойчивый зов владыки он просто проигнорировал, оставаясь глухим к приказам Сатаны. Похороненный для всего мира, он разводил пчел и наблюдал. Падение Сэма Винчестера в Клетку он встретил бурными аплодисментами. И снова вернулся к своим ульям.
А потом на его пороге появился Дин Винчестер.
И Каин проклял день, когда предложил Дьяволу себя вместо Авеля.
Потому что с перекошенного от боли и злости лица на него смотрели глаза его прямого потомка. «От отца к сыну», — говорил он ему, а сам мечтал вонзить нож ему в горло. И оборвать череду сделок. Прекратить эти метания сынов Каина, эту отчаянную потребность спасти весь чертов мир. Но в первую очередь — спасти брата. Желание столь сильное, что охотник спокойно стоял рядом с демоном, и просил.
Он отослал их, гася Печать, вновь пробудившуюся после летаргической спячки длиною в полтора века. Пробудившуюся от близости прямого наследника его проклятия. И уехал, забыв, как надежда на избавление вновь вспыхнула в испепеленном сердце. Постаравшись забыть. Но Дин вернулся. А с ним — демоны. Каин захлебнулся восторгом, подстегнутым голосом тьмы в его крови, глядя, как его потомок убивает демонов. Словно был рожден для убийства. Отчаянно и страшно. Безжалостно. Не сомневаясь ни секунды. Печать выжигала кровь, требуя передачи.
И Каин сдался. Сжал руку Дина, пока еще чистую. Не запятнанную первородной тьмой. Не пронизанную насквозь ядовитой стрелой. Руку человека.
Он знал, что Винчестер исполнит обещание. И знал, заглянув в глубину расширенных зрачков, что именно ему придется сделать, чтобы Дин Винчестер, охотник и убийца, пришел за ним самим. Надежда на избавление полыхала ровным огнем там, где раньше билось сердце. Спящие силы вернулись в тело Каина приливной волной. Ярость требовала выхода. Он отослал того, чью душу он только что выжег одним роковым рукопожатием, а сам, закатав рукава, с головой нырнул в омут, из которого не выплыть. И мир окрасился алым…
Авто, взвизгнув шинами на мокром асфальте, пронеслось мимо, обдав грязными брызгами с головы до ног. Каин посмотрел вслед помпезному Хорнету, уносящему прочь девушку, чью жизнь он едва не отнял. Он шел на зов проклятой крови, туда, где обосновался Ковен. Он слышал их заклинания. Слышал голос хозяина, вновь властвующего над его душой. Поводок, отпущенный ранее, вновь подтянулся поближе. Строгий ошейник больно впивался в шею, но Каин делал все по-своему. Так, как хотел он. Убивая свою кровь и плоть. Чтобы его остановили и даровали избавление. Уже навечно.
И тогда увидел ее. Катарину Дювар.
Сначала он не понял, что именно увидел. Несомненно, это была она. Рыжие волосы, стальные глаза, тело воина, не скрытое мешковатой одеждой, а подчеркнутое современным нарядом. Гончая на охоте. За спиной что-то было, что-то, чего он не видел ранее. Что-то болезненно-светлое, имеющее над ним власть.
Но по ее венам текла тьма, знакомая ему с тех давних времен, когда Сатана вернул ему брата. Принесенная извне.
Каин уставился на ее правую руку. Метки не было — он дал бы на отсечение правую руку. Если бы это только помогло… И, тем не менее, в ней угнездилась тьма. Каин задумчиво подбросил на руке нож. Не Первый Клинок, но тоже сгодится. Каин смотрел на рассеянно пинающую бордюр дочь нефилима, и примерялся, как половчее всадить в ее сердце острое лезвие.
А потом она произнесла имя Дина Винчестера. И Каин понял все.
Она не просто так напомнила ему Колетт — она стала такой ею для другого. Приняв ту тьму, что он заронил в душу, не до конца искалеченную Адом. Простив все. Метка на руке Дина Винчестера приняла ее, как в свое время, его Печать приняла Колетт. И улыбнулся.
Круг замкнулся. Винчестер выстоит, когда Каин сделает последний рывок. Когда вынудит его убить себя. И передаст все ему. Эта душа не сломается. У него будет шанс, как и у самого Каина. Ангел на плече демона. Ведь даже демоны имеют шанс на спасение.
Она не отпустит его во тьму. Не после Иана Кэмпбелла. Она не допустит повторения истории. Она знает, что будет потом. И она не оставит его слишком рано. Не уйдет туда, куда уходят смертные после заката их жизни.
Каин посмотрел туда, где во мраке скрылись огоньки задних фонарей авто, и тяжело вздохнул. Развернул свиток с именами. Кто следующий?
***
Я выжимала максимум, торопясь сбежать как можно дальше из проклятой Бьюлы. Как можно дальше от убитого болью и пониманием взгляда Коула Трентона. От своего зеркального отражения почти трехмесячной давности. От тоски, рвущей душу и грызущей сердце. Вот она, повзрослевшая, возмужавшая, морально искалеченная плата за спасение других. Дети тех, кого мы не спасли. Дети тех, кого мы убили, чтобы спасти других. Для Коула монстр был отцом. Он видел труп отца на полу гостиной, в луже крови, с перерезанным горлом. И его убийцу с ножом в окровавленной ладони. И невозможно просто так стереть одиннадцать лет жажды мести и ненависти к одному конкретному человеку. Мало того. Нужно еще и принять тот факт, что убийца оказался спасителем. А отец — чудовищем. Монстром. Как и я. Выплеснуть на голову бедного парня ушат кипятка правду. Самым страшным и жестоким образом. Просто показав реальность. Без подготовки, без предупреждения. Ткнув его носом в тот факт, что его миру грозит нечто более страшное и глобальное, чем все войны, что он прошел. А потом отправить его домой. Жить дальше. Как получится. Зная правду — и ничего не умея. Это было подло. Это было жестоко. И я пошла на это ради Винчестера. Уж себе я могла не врать. Мужества хватало. Как сказал Кроули, у меня стальные яйца. Уж на то, чтобы принять тот факт, что за Дина Винчестера я умру, не задумываясь, силы воли мне хватало. И к черту все то гребаное вуду, что происходило между нами! Я примерно понимала, что произошло, когда он целовал меня. Недоангел и недодемон. Плюс и минус. Притягиваясь, сталкиваясь, мы производили какой-то ток. Что-то, что позволяло заглянуть в подкорку и почувствовать другого. Я не сомневалась, что в момент, когда Дин во мне мечтал умыться кровью, я в нем думала о чем-то диком, что убивало меня до Эры Винчестеров. Но мне было уже все равно. Да к ебеням, мир летит в Ад, дальше — только геенна огненная. Пора привыкать к жажде крови. На клеточном уровне впитывать ее в себя. Лгать себе? Я слишком стара для этого дерьма. Он может умереть в любой момент. Я могу умереть в любой момент. Мир может сгореть в любой момент. И что, теперь плюнуть на то, чего так жаждет все: душа, тело, разум, сердце? Ага, только разгон возьму… Ритмичная вибрация телефона на приборной панели заполнила салон неприятным жужжанием. Я потянулась за мобильником, немного снизив скорость. Все-таки лететь на скорости под девяносто миль в час — не особо хорошая идея, пусть даже и по скоростному шоссе. На экране высветилась лохматая рысья физиономия Сэма. — Ночи, Сэм! — жизнерадостно проорала я. — Как жизнь, как братишка? — Неважно, — напряженно ответил он, и мое сердце сделало кульбит, леденея от ужаса. — Кэт, у нас проблемы. С Дином. Его прокляли. И все очень плохо. Ты нам нужна. — Координаты, — сквозь зубы процедила я. — Пендлтон, Орегон. — Сэма трясло, даже зубы стучали. — Кэт, я один не справлюсь. Ты срочно нужна здесь. — Сем, я в Северной Дакоте, буду гнать, как ненормальная. — Пальцы начало сводить судорогой. — Не раньше, чем через трое суток. — Хорошо. Время терпит. — Кажется, он немного успокоился. — Это не смертельно, так что не гони слишком уж быстро. — Какое на хрен «не гони»?! — возмущенно заорала я. — Что с ним? — Приедешь — увидишь. Слишком долго объяснять. — Сэм подавил какой-то истеричный смешок. — Просто знай: он в безопасности и умирать не собирается. Это все. — Сэм, как только приеду, снесу тебе твою лохматую голову, понял? — шипящим голосом пообещала я. — Что? С ним? — Я не могу объяснить. — Сэм все еще был напряжен, но контролировал эмоции. — Но это не страшно, не больно и местами даже смешно. Так что просто езжай тихонько в Орегон, договорились? — Я таки оторву тебе голову, — пообещала я. — Никуда без меня не рыпайтесь, идиоты… Сэм хмыкнул и нажал отбой. А я впечатала педаль газа в пол, собираясь урвать еще пару часов форы у тех трех суток, что отделяли меня от Пендлтона, что в штате Орегон.