Запутанно. Бессвязно. Переплетено.

На истоптанном и залитом кровью снегу лежит комок сероватой ткани, укрытый сеткой спутанных золотых прядей. Это Филия, стоя на коленях, прижимается к морде одного из драконьих трупов, и пытается её обнять, насколько ей это позволяют тонкие и короткие человеческие руки. Уткнулась лицом в холодную, уже припорошенную снегом золотую кожу — плечи вздрагивают от рыданий. — Орион!.. Разбивая кажущуюся торжественность момента — серьёзно, что торжественного может быть в смерти и никому не нужных слезах? — откуда-то слышится раздражённый высокий крик Лины: — Филия! Ты с нами идёшь или с ними остаешься?! — Я… — медлит, а потом тонко, чуть надломленно кричит в ответ. — Да, конечно, госпожа Лина, я уже ухожу! Сняла перчатку с левой руки — на лютом холоде, на ветру. Блеснуло золотой искрой колечко, которое Филия, сняв, положила под лапу дракона. Еще одно объятие, прощальный поцелуй в кончик морды. Всё. Резкий поворот — тяжёлый теплый плащ при этом не подлетает вверх, как всегда делал тот, белый, — быстрые шаги, лицо в ладонях и тихие всхлипы. Она наверняка думает, что её никто не видит.

***

Вальгаав был сегодня серьёзно ранен, и это давало им целую ночь, чтобы отдохнуть. Да, он и сам за это время успеет восстановиться, но лучше уж так, чем искать его сейчас и сражаться, падая от усталости и засыпая на ходу… Из гор уйти за один вечер не удалось, но они хотя бы потеряли из виду ту долину, в которой из-под неровных холмов свежего снега все ещё виднелись тускло-золотые пятна. Когда все устраивались на ночь, Филия не подсела к костру, а сжалась в комок в какой-то расщелине между камнями, молча мотая опущенной головой на все вопросы о самочувствии и предложения подсесть ближе к огню. Не сразу, но от неё отстали. — Ей сейчас надо побыть одной, — решили товарищи. И вскоре легли спать, не решаясь лишний раз трогать Филию.

***

Холодно. Ледяной ветер несёт поземку над помятым следами людей снежным покрывалом, но почти не забивается в укромный закуток, где завернулась в свой плащ драконица. Не шевелится ни единый золотой волосок, только кожа её щёк едва ощущает слабое ледяное дыхание. Тишина… Скрип снега за спиной. Тишина. Рука обвивается вокруг плеч девушки, и та внезапно оказывается прижатой к чьей-то груди. Все совсем как несколько часов назад, только посоха в этой руке нет. Вместо него — зажатая в кулаке ткань черного плаща. Филия даже не стала сопротивляться. — Уйди, — тихо, безжизненно. Не приказ, даже не просьба — скорее просто привычка. — Хочешь просто взять и замерзнуть сегодня до смерти, ящерица? — в его голосе прямо слышно, слышно эту злую, холодную улыбку. — Сбежать от ответственности? Ну и ну… Я ожидал от тебя большего, если честно. — Мне плевать, чего ты там ожидал, — её голос сейчас можно было сравнить разве что с шорохом остывшего серого пепла. Или снега. — Просто уйди и оставь меня в покое. Монстр только рассмеялся. Тихо, почти беззвучно, чтобы не разбудить спящих у костра людей и химеру. — Еще чего. У тебя нет права умирать сейчас, Филия, так что я этого не позволю. Нет, я не спорю, выход заманчивый — простой, почти безболезненный… — певуче, тоном заправского змея-искусителя прошептал он где-то за стеклянным шаром, закрывавшим её правое ухо. И сразу после этого, снова повысив голос, насмешливо-язвительно продолжил:  — Но мне ли напоминать тебе, насколько это трусливо? Неужели ты уже сдалась и забыла о всех тех людях, которых собиралась спасти? — Я не забыла. И мне не холодно. Уйди. Вместо боли, совсем недавно плескавшейся внутри колючим белым океаном, Филия теперь ощущала только холодную пустоту. Словно все чувства — ненависть, горе, отчаяние, и многое другое, чему она не могла просто взять и подобрать название — вытекали из опустевшей треснувшей души ещё до того, как девушка успевала их толком почувствовать. Примерно так же боль уходит из раны, если к ней приложить лёд. Зеллос довольно — сыто? — усмехнулся и добавил к своей пародии на объятие вторую руку. — Нет, не уйду.