***
Еще на подходе к гаражу Ифань понял: что-то не так. Он нахмурился и, погремев ключами, выбрал тот, что от ворот. Воспользоваться им не пришлось: замок был открыт. Ифань досчитал до десяти, спрятал ключи в карман куртки и, подняв рольставни, оглядел содержимое гаража цепким взглядом. Место, которое обычно занимала японочка, пустовало, а в воздухе витал отдаленно знакомый запах банановых панкейков. Его грабанули. Ифань медленно опустил рольставни, покрутил в руках замок, который стоило немедля заменить, и вернулся в дом. В холле стояли полумрак и прохлада; в воздухе чувствовалось спокойствие. Спокойно было и внутри Ифаня. Тварь, которая увела у него мотоцикл, умрет при любом раскладе, так что тратить на это нервы не стоило. Ифань прошел в кабинет и, пока ноутбук включался, набрал Исина. Сообщил, что встречу с издателем придется отменить, выслушал ряд нравоучений, пообещал написать до выходных еще две главы и распрощался. Следующие пятнадцать минут Ифань проматывал запись с видеокамеры, кадрировал нужный отрезок и пытался в неясных силуэтах определить личность смертников. Их было двое, и выглядели они еще теми ушлепками. Один — тощий и кривоногий — беспрестанно вертел безмозглой башкой по сторонам, но глубокий капюшон и маска на пол-лица делали его совершенно неузнаваемым. Второй мастерски владел отмычками, и в любой другой ситуации Ифань непременно бы с ним пообщался на тему взлома — его Перси этот навык ой как пригодился бы, — но сейчас он хотел видеть этого ма́лого в гробу. Ифань провел за ноутбуком час, ни черта полезного не узнал, нашел в кладовой новый замок и вернулся в гараж. Повозился с замком полчаса, и за это время так нанюхался панкейков с бананом, что едва не словил приход. А потом его озарило. Кривоногая ушастая шпала, что вечно отиралась рядом с несчастным, втрескавшимся в Кенсу! От него за версту разило бананами со сгущенкой, которые, смешиваясь с запахами бензина и паленой резины, напоминали Ифаню треклятые панкейки. — Не может быть… — Ифань неверящим взглядом уставился на номера машины. Его посмел ограбить омега. И не просто омега, а рыжий простачек из захирелого квартальчика, где, поди, даже школы не было. Ифань ощупью нашел телефон, не глядя, нажал тройку на быстром наборе и долго слушал гудки, пока ему не соизволили лениво ответить. Кенсу хоть и был бетой, но временами вел себя как королева омег. Ну, то есть, был сучкой, которой хотелось разбить голову домкратом. — Слушай, будь человеком — помоги. Не знаешь, где найти того рыжего утырка, который вроде как дружок того мужика, что не пропускает ни одного твоего заезда? Ну такой жалкий неудачник в адидасе и пижонских очках. Кенсу рассмеялся. Практически доброжелательно. — Каждая информация имеет свою цену. — Блин, не гони. У меня тут кое-что случилось, и мне очень нужна твоя помощь. — Тебе нужна помощь психотерапевта. — Кенсу, ну ради шикарного секса, что у нас был… — С тебя заезд. В пятницу. Ифань глухо выругался. — Лады. Ну так что? — Я не знаю, где рыжий живет, но его брат чинил твою японочку. Он вроде бы и сейчас там работает. Ифань с глухим стоном приложил ладонь к лицу. Это многое объясняло. Нет, конечно, это объясняло лишь то, что братец рыжего такой же тупой, как и рыжий — кто ж грабит клиентов? — но перебирать харчами было не время. — Спасибо. Созвонимся. — Ифань отключился и, открыв ворота полностью, взялся за ключи от малышки. Братца рыжего на рабочем месте не оказалось. Зато смазливый альфа или не очень красивый омега — хрен разберешь, когда ото всех воняет машинным маслом и куревом, — который тогда принимал заказ, был на месте. — Эй, твой напарник жив? Мне нужно его увидеть. — Ифань ладонями уперся в загаженный стол, за которым мальчишка менял подшипники. Мальчишка нехотя оторвался от работы, взглянул на Ифаня усталым взглядом и, вздохнув, совершенно безэмоциональным голосом ответил: — Он взял отгул. Завтра будет. — Мне срочно. Адрес его не подскажешь? — Слушай, я не справочное бюро. — У меня дело срочное. — Иди к начальнику и спрашивай. — И где его найти? — Эй, шеф! — заголосил мальчишка. — Тут тебя видеть хотят. Насчет Пака. — Если копы, я ничего не знаю. Этот гад третий день на работе не появляется. — Из-за металлических стеллажей, заваленных всевозможными деталями, выкатился Кривой Сэмми, владелец гаража. Такой же допотопный, как и тачки, которые он обычно прокачивал, и такой же мощный, как старые «Мустанги», на которых ездил. Зверь, а не человек. — А, Ву, ты. Какими судьбами? Чет починить надо? Так вон Сехун сделает. Он головастей Пака будет, и руки из нужного места растут. Мальчишка скривился так, словно ему лимонной кислоты вместо сахара в компот насыпали, и Ифань, глядя на него, невольно усмехнулся. — С тачкой все в порядке. Мне Пак по личному делу нужен. Адресок не подскажешь, а то твой «головастый» делиться не хочет. Сэм адрес назвал, еще разок уточнил, точно ли не нужна помощь и, предложив как-нибудь пересечься, удалился. Ифань подмигнул вконец насупившемуся мальчишке и отправился к Паку на хату.***
Пробуждение Чанёля не порадовало. В дверь квартиры колотили если не железными битами, то с ноги — уж точно. — Та ну нахрен… — Чунмён, пытаясь натянуть джинсы, пропрыгал мимо кровати. — Это по твою душу, ты и разбирайся. У Чанёля достопамятная душа ушла в пятки, бесстыже торчащие из-под измятого покрывала. Сердце тёхкало в груди слабенько и явно не жизнеспособно. — Не бросай меня… — пролепетал он и, свалившись с кровати, схватил Чунмёна за ногу. Чунмён, матерясь задушено, замахал руками и, чтобы не треснуться лицом о тумбочку, вцепился в дверцу шкафа. Дверца и шкаф вместе с ней вес его тощих телес выдержала. — Мы не настолько близки, чтобы я за тебя умирал! — Чунмён подергал ногой, пытаясь отцепить от нее Чанёля, но Чанёль был большим и упрямым мальчиком (а еще истеричкой, которая не хотела умирать), и это усложняло дело. — Чанёль, я ударю тебя в лицо, если не отпустишь. — Лучше один раз ты, чем много раз — они. — Чанёль упрямо зажмурился и обвился вокруг Чунмёна, стиснул его крепко со всех сторон, задышал влажно и противно куда-то в подмышку. Чунмён крякнул; шкаф затрещал угрожающе и накренился. Чунмён тут же разжал пальцы и вместе с Чанёлем рухнул на пол. Грохот из прихожей стих, а затем послышалась чинная трель дверного звонка. Чунмён с Чанёлем переглянулись и дружно сглотнули слюну. Кто-то неумолимо жал на звонок. Чунмён с Чанёлем, не сговариваясь, на цыпочках прокрались в прихожую, сыграли в «камано-маргано», Чанёль проиграл с бумагой против ножниц и оказался перед глазком. За дверью обнаружился До Кенсу, с ног до головы разодетый в кожу и выглядящий не особо приветливо. — Это До Кенсу, — прошипел Чанёль. — Я вас слышу, — пробасил из-за двери Кенсу. — Твоего ж папочку! — Чунмён, в этот самый миг пытавшийся застегнуть ширинку, охнул и стремительно покраснел. Чанёль не был уверен, что хочет знать, как и что он там себе защемил. — Что делать? Чунмён взглянул на него выразительно. — Крис уже на полпути от дома Чанёля. Не обнаружив его там, он начнет допытываться и, уверен, ему понадобится не так уж много времени, чтобы узнать этот адрес. Чунмён на пальцах показал, чтобы Чанёль сбегал на кухню и поглядел, не отирается ли под подъездом кто-нибудь подозрительный. К примеру, китайской наружности и очень свирепый. Чанёль сбегал. У подъезда куковали кумушки и облезлая кошка. Двое мальчишек с восторгом глядели на припаркованную тут же тачку Кенсу. — Все чисто. Чунмён пальцами расчесал волосы, оттащил комод на место и отпер дверь ровно настолько, насколько позволяла цепочка. Кенсу закатил глаза. — Ты серьезно? Чунмён нехотя снял цепочку и пустил Кенсу на порог. Чанёль притерся к вешалке, надеясь, что его не заметят за куцым пальтишком. Заметили, наградили улыбочкой, от которой кровь стынет в жилах, и жестом поманили к себе. Пришлось повиноваться. — Ну так что будем делать? — Кенсу сложил руки на груди. — Крис жаждет крови. Чанёль глухо завыл и попытался было улизнуть на кухню, но его поймали за шкирку и вернули на место. — Это твой промах, ушастый. И кровь прольется тоже твоя. Чунмён кусал губы и, издавая какие-то странные звуки, пританцовывал на месте. Он явно хотел о чем-то спросить, но не решался. Это, все же, был До тайная-любовь-(о которой все знают)-Чунмёна Кенсу. — Я исполнитель! Идея брата! — Тебя это не спасет. Ты прикасался к японочке. За это тебе, как минимум, отпилят руки. — Папа… — Не папкай. Думать надо, что делаешь, а потом уже делать. — Думать было некогда. — Они должны бабло крутым ребятам. Их в любом случае покалечат, — встрял Чунмён. Получил в ответ тяжелый взгляд, покраснел еще гуще и слился с обоями. — Денежные вопросы решаются в банке. Взяли бы кредит, заложили дом, продали почку. — Кто нам кредит даст? У нас ничего нет. А хата копейки стоит. Там только тараканы живут с удобствами… — Это не повод связываться с Ву Ифанем. — Э-э-э?.. — Черт. — Кенсу впервые на памяти Чанёля выругался. — Крис Ву — это Ву Ифань, который писатель?! Серьезно? — Чунмён, кажется, и думать забыл, что соучастник и его будут убивать вместе с Чанёлем. Имя любимого автора мигом лишило его остатков здравомыслия. Зрелище удручало. Особенно Чанёля, которому оставалась жить всего пару часов. — Нет. — Кенсу вернул себе былое спокойствие. — Итак, через пару часов максимум Крис будет знать о вас все, вплоть до размера члена. Чунмён и Чанёль синхронно зарделись. — Боги всемогущие. — Кенсу стиснул переносицу. — Ладно, я здесь, чтобы помочь вам выжить. Пока Крис узнавал адрес Чанёля, я сгонял к Чанёлю, забрал мотоцикл и припрятал его в надежном месте. Сейчас ты, — Кенсу указал на Чунмёна, — свалишь в неизвестном направлении, чтобы никто тебя в ближайшие сутки не нашел, а мы с Чанёлем заберем мотоцикл и вернем его Крису. Глядишь, он и смилостивится. Пальцы, конечно, при любом раскладе переломает, но убивать может и не станет. — А он может? — на всякий случай уточнил Чунмён. — Может. Он из китайского квартала. Чанёль взвыл и снова рванул на кухню. Его поймали и прижали к стене. — Не реви, если жить хочешь. Хочешь? — Хочу. — Тогда поехали. Крис тебя по запаху вычислил — что ему какой-то адрес раздобыть. — Это нереально… Кенсу смерил Чунмёна уничижительным взглядом. — Он альфач до последнего волоска на ляжках. Если уж почуял омегу, будь уверен — найдет и покарает, как полагается. — Что значит «как полагается»? — Чанёль икнул. И еще раз, и еще. — То и значит. Отработать придется, а ты как думал? Чанёль завыл и таки свинтился на кухню. Выцарапывали его из-под раковины вдвоем.***
— М-да… — Ифань присвистнул, оглядев хоромы Паков. Районы трущоб из болливудских блокбастеров выглядели царскими палатами в сравнении с этой дырой. Поверить, что здесь живут люди, как-то не получалось. Ифань поморщился, переступая через пакеты с мусором, и по косой лесенке поднялся на второй этаж. Хлипкая, лишенная ручки и замка дверь была приоткрыта, из коридора воняло сыростью и дешевыми специями. Ифань для проформы постучался, но никто ему не ответил. Тогда он легонько толкнул дверь и вошел. Обстановка в доме была настолько убогой, что на какой-то миг Ифаню стало жалко мальчишек, но затем он вспомнил, что эти ушлепки увели японочку, и о жалости было забыто. Старший из ушлепков нашелся в заваленной хламом гостиной-спальне-уборной. Воняло в комнате настолько жутко, что Ифань не рискнул переступить ее порог. От двери, висящей на одной петле, оглядел помещение и дрыхнущего на разобранном диване пацана. — Эй, смертный, подъем, — рявкнул Ифань, но Пак Чанмин даже ухом не повел. Если бы не доносящийся от дивана храп, Ифань решил бы, что парень откинул копыта. — Зашибись… Ифань потоптался еще минуту в дверях, махнул на Чанмина рукой и взялся исследовать оставшиеся комнаты. В кухне царил относительный порядок, только едой пахло не очень свежей. Видать, хозяева давненько не заглядывали в холодильник. На столе стояла немытая чашка, на дне которой зацветал чай. Дешевое пойло, заваренное, судя по всему, по второму — если не третьему — разу. Ифань выплеснул чай в раковину, вымыл кружку и поставил ее на полку, рядом с еще двумя такими же неприметными круженциями. Заглянул в холодильник, убедился, что свой век в нем доживает суп, который даже крысам, пережившим ядерную войну, страшно давать, и побрел в соседнюю, самую крохотную, комнатенку. Планировалась она, судя по всему, как подсобка или чулан — ни окон, ни какого-либо намека на уют, — но явно была жилой. На одной из стен висели фотообои с изображением подсолнечников и котят, к другой крепились полки с журналами и целой коллекцией фигурок из «Киндер Сюрприза». Крохотная кушетка, на которой могла поместиться разве что половина взрослого человека, была завалена подушками в дешевых ситцевых наволочках, а на полу лежал вязаный коврик. Под настенной лампой стоял стол, на котором двумя неровными стопками были сложены тетради и учебники. Пахло от всего этого панкейками. Теми самыми, банановыми. У Ифаня противно заныло под ложечкой. Желание убивать несчастного мальчишку испарялось быстрее, чем ему того хотелось. Убедившись, что в доме никого, кроме невменяемого Пак Чанмина, нет, Ифань спустился во двор. Гараж тоже не запирался. Старенький пикап без покрышек просился на свалку, а велосипед, стоящий у стены, так покорежило, что на него страшно было смотреть, не то, что садиться. В дальнем углу грудой свалили грязный брезент. Если японочка и ночевала в этой дыре, то точно под ним. Такого неуважения к своей крошке Ифань стерпеть не мог. Он выбрался на двор, вдохнул пару раз полной грудью, разгоняя бензинные пары по венам, и снова поднялся на второй этаж. Растолкать Чанмина было сложно, но Ифань с заданием справился. — Нет у меня никаких денег, — заплетающимся языком пролепетал парнишка и уставился на Ифаня осоловелыми глазами. Он явно его не узнавал. Ифаню было пофиг. — Где мой мотоцикл? — Мотоцикл? Нету у меня никакого мотоцикла, чувак. Разве я похож на парня, у которого есть мотоцикл? Сомневаюсь… — Пак Чанмин дебильно улыбнулся, демонстрируя неровный ряд пожелтевших зубов. Парочка из них отсутствовала и если судить по состоянию десен — с недавних пор. Ифань присел у дивана на корточки. Сложил руки на коленях и повторил свой вопрос. Чанмин застонал в голос и, закрыв глаза рукой, перекатился на спину. — Чувак, отстань, а? Видишь, мне и без тебя херово… — Мне добавить? — Да за что… блин, как голова трещит… — Пить надо меньше. Глядишь и знал бы, куда чужие мотоциклы деваются. — Да я его в глаза не видел, веришь? — Верю. А вот твой братишка — видел. А я видел его. Он на камере наблюдения засветился. Прикидываешь, что я могу с ним сделать, если найду? Чанмин мигом подобрался и, кажись, вспомнил и о мотоцикле, и о том, что в подобных ситуациях надо вести себя как полагается. — Слушай, честно, я не знаю, о чем ты говоришь. Если Чанёль что и сделал, то я тут ни при чем. Меня вчера так отходили, что не до него было. Серьезно. — На видео было двое. Оба выглядели как ты: уродами, которым стоит переломать хребет, чтобы не брали чужое. Что на это скажешь? — Не знаю, кого ты там видел, но я был дома. Блин, посмотри на меня… — Хорошо, подойдем к вопросу с другой стороны: где твой брат? — Без понятия. Он может быть где угодно: на работе, у друзей, просто бродит где-то. Я за ним не слежу. — Он малолетний и омега: здоровский же из тебя братик получается. — Ему восемнадцать. Может делать, что хочет. Я ему не нянька. — Скажи мне, почему я тебе не верю? Может, потому что у тебя не самый умный в мире брат? Ему бы мозгов не хватило меня обчистить. Тут приложил руку кто-то другой. Кто-то, кто сам зассал это сделать и решил подставить мелкого, которому, если что, влетит не так сильно. Так ведь все было? Чего пялишься? — Я не понимаю, о чем… Ифань ударил. Чанмин завыл и схватился за рот. Между пальцами алым блеснула кровь. — Еще раз повторяю: я тебе не верю. Это ты чинил мою японочку, ты знал, что она на ходу, и это твоим братом сегодня воняло у меня в гараже. — Я ничего не знаю… — пролебезил Чанмин. Сопротивляться он не пытался. Видать, и впрямь херово было, но Ифань не собирался его жалеть. — Допустим, я тебе поверил. Где мне искать Чанёля? — Он работает в местном оптовом, на кассе, но посменно: один через два. Я не знаю, может, у него сегодня выходной. — Чанмин отнял ладонь ото рта, пробежался языком по разбитой губе, захныкал, как омежка в первую цепку. — Тусит обычно с Сехуном и Чунмёном, но те сейчас на работе, значит, где-то шляется. Я реально не знаю, Крис… — Адреса знаешь? Чанмин закивал активно и сдал дружков Чанёля куда охотней, чем дружки сдавали его. Ифань нашел в куче мусора, что звалась кофейным столиком, пародию на телефон и вбил в него свой номер. — Мой номер. В твоих интересах сообщить, если Чанёль явится раньше, чем я его найду. — Он протянул телефон Чанмину, и тот дрожащими руками его принял. — Надеюсь, ты понимаешь, что с тобой будет, если я не найду мотоцикл? Чанмин сглотнул судорожно, кивнул и уронил телефон на колени. Ифань оставил его осмысливать произошедшее, а сам спустился во двор и, глядя на окна дома, набрал Джонина. Вероятность того, что Пак Чанмин после его ухода не ринется звонить брату, приравнивалась к нулю. Как бы быстро Ифань ни ездил, а перегнать звонок с мобильного у него вряд ли получится.***
Сехун позвонил, когда Чанёль уже сидел в машине Кенсу. — Крис Ву заезжал в гараж, искал Чанмина. Шеф дал ему адрес. Нам крышка. — Я над этим работаю, — прошептал Чанёль в трубку и даже ладонью прикрылся, чтобы Кенсу не дай бог не разобрал, о чем он говорит. Кенсу, естественно, все разобрал — они находились в тридцати сантиметрах друг от друга, — поухмылялся наивности Чанёля и уставился на дорогу. — Чанмин нас сдаст! И Крис придет по наши души. — По голосу Сехуна было сложно понять, то ли ему весело, то ли страшно до усирачки. — Нахрена я на это подписался? — Это ты профукал заказ, а Чанмин прикрыл твою цветущую задницу. Иначе нагибал бы тебя сейчас заказчик по сотому разу. — Это все гребаный Ким Джонин. От него сплошные проблемы… — Сплошные проблемы — это ваши отношения. — Нет у нас никаких отношений! Боги, сплюнь и постучи по дереву. — Ладно-ладно. — Чанёль покивал для проформы, хоть Сехун и не мог его видеть. Он прекрасно знал, что между Сехуном и Ким Джонином — мечтой всех омег за тридцать — отношения таки были, но того рода, что Ким Джонина не устраивали. Он бы предпочел перевести их в горизонтальную плоскость, но Сехун вбил себе в голову, что Джонина ненавидит и вообще встречаться с гонщиком — моветон. Тут Чанёль с ним был не согласен, а Чунмён даже спорить пытался, но тщетно. Итог оказался плачевным. Для Чанмина, Чанёля и, если верить Сехуну, — для самого Сехуна. Тачка, которую Сехун просрал, приглянулась друзьям Джонина, а те трепетной любви к Сехуну не испытывали, поэтому впрягся Чанмин, ну а дальнейшее уже история. — Сиди и не рыпайся. Я сейчас все исправлю. У меня план. — Чанёль покосился на Кенсу. — Все будет в шоколаде. — Сам он в это не верил, но Сехуну знать об этом не стоило. «Надежным местом» оказался какой-то клуб, на задворках которого Кенсу и оставил мотоцикл. Чанёль бы никогда не назвал это место надежным, но мотоцикл был на месте, цел и невредим, и все, что Чанёлю оставалось — доставить его в таком же виде к Крису Ву. — И куда я его дену? — Чанёль мялся в трех шагах от двухколесного чудовища и боялся даже смотреть на него, не то что касаться. — Поставишь на заднем дворе. Ключ от калитки под вторым слева вазоном с петуньями. Как только сделаешь это — позвонишь мне. Попробую уговорить Криса не совершать с тобой ничего подсудного. Чанёль вздохнул и под выжидающим взглядом Кенсу потолкал мотоцикл прочь из заулка. Добраться до дома Криса Ву в разгар рабочего дня оказалось сложнее, чем Чанёль предполагал. Парочка сердобольных альф предложила ему помощь, компашка подростков освистала с головы до пят, а под конец его, ничего не подозревающего, на совершенно безлюдной улице освежили водицей из уборочной машины. На участок Криса Ву Чанёль вползал злой как черт. Ему уже было наплевать и на камеры слежения, и на то, что долги никуда не делись, и на Криса Ву, который может прикопать его под ближайшим деревом и будет прав. Все, чего он сейчас хотел, — это избавиться от осточертелой железяки, снять мокрые джинсы и умереть. У космоса были иные планы. Чанёль уже пристраивал мотоцикл у калиточки, когда за забором — высоким и небесно-голубым — припарковалась машина. Хлопнула дверца, послышались шаги и высокий омежий голос, говоривший: — Сынок, я знаю, где у тебя кухня, не переживай. Шаги остановились у калиточки. Загремели ключи. Чанёль обмер. Калитку он, естественно, не запер, но жалких десяти секунд, которые неизвестный за ней будет соображать, почему замок не открывается, вряд ли хватит, чтобы превратиться в герань. В замке загремело. — Да что ж такое… Опять заело. Нет, не тебя заело — замок. Не открывается. Да, я через кухню войду, чтобы не топтать твои драгоценные ковры. Нет, сына, я не издеваюсь. Это же ты закатываешь истерики, если… да открывайся же ты… если я хожу мимо твоего святилища. Ох, открылось. Чанёль осторожненько примостил мотоцикл у стены и примерился к кустам жасмина, когда калитка наконец-то отворилась, и прямо перед ним предстал моложавый омега с ворохом пакетов в руках. Папа Ву собственной персоной. — Э-м… дорогой, у тебя тут… э-м… здравствуйте, а вы кто? — Папа Ву плечом прижал телефон к уху и выжидающе уставился на Чанёля. Тот покраснел до корней волос и, выдавив из себя нервную улыбочку, пробурчал: — Чанёль я. То есть, никто. Не обращайте внимания: я уже ухожу. — Дорогой, ты не говорил, что обзавелся омегой. — Папа Ву опустил пакеты на землю и жестом — очень красноречивым — показал, чтобы Чанёль не рыпался. — Что значит, каким еще омегой? Самым обычным. Ну то есть, если считать омегу под два метра ростом обычным... Чанёль страдальчески поджал губы и, сложив ладони в молитвенном жесте, уставился на папу Ву. — Рыжий, лохматый, одет с барахолки, говорит, Чанёлем зовут. Хорошо, как скажешь, дорогой. — Папа Ву отнял телефон от уха и со змеиной улыбочкой на тонких губах скомандовал: — Шагом марш в дом. Чанёль с тоской поглядел на калитку, до которой было рукой подать, оценил свои шансы совершить побег успешно, понурился окончательно и побрел в указанном направлении. На кухне его усадили за стол и приказали не дышать. — Ты беременный? — Вопрос прилетел прямо в лоб. — Нет. — Ну и славно. Папа Ву принялся разбирать пакеты, а Чанёль — молиться. Получалось так себе: Чанёль набожным никогда не был, но сейчас во всех грехах покаялся в надежде, что отпустят живым — о невредимости речь уже не шла. Телефон, забытый на дне кармана, пиликнул пару раз и замолк. Чанёль выудил его и под пытливым взглядом папы Ву поглядел на экран. Звонил Сехун. Чанёль отправил ему смайлик-какашку и рухнул лицом в стол. — Так что у тебя с Ифанем? — Папа Ву поставил на стол перед Чанёлем вазу с печеньками и сел напротив. Чанёль стащил одну печеньку, сунул за щеку и пробормотал: — Я сделал плохую вещь, и теперь господин Ву меня прибьет. — Если бы Фанюшка убивал каждого омегу, который сделал ему «плохую вещь», отбывал бы уже десятый пожизненный. — Я увел у него мотоцикл. Но потом вернул! Просто… брат сказал мне это сделать. Он должен деньги, но денег у нас нет, и он сказал, что у господина Ву есть мотоцикл, на котором он не ездит после аварии, и что он дорогой, и его можно увести. И он прав был — увели, но господин Ву сразу меня вычислил. А я ведь переоделся! Меня все с альфой путают, а там ночь была и все такое, но он все равно как-то понял, и теперь убьет меня. — Ну убивать он тебя не станет, да и в полицию заявлять не будет — у него с законом не лучшие отношения, если ты понимаешь, о чем я. Но ты поступил плохо. Тебя родители не учили, что брать чужое нельзя? — Ой, мои родители только этим и занимались. Я из бедняцкого района, видали? — Чанёль подергал себя за ворот мастерки. — Не в бутиках куплено. Папа давно на том свете, а отец сидит. За убийство, правда, по неосторожности, но все равно. Мы с братом вдвоем живем. Я на кассе стою сутками, а он в гараже у Кривого Сэма вкалывает. А туда, вы знаете, не самые честные люди заглядывают. Ну и… так получилось, что мой друг влетел на крупные бабки, но он омега, и его могли заставить и по-другому отработать, но Чанмин — брат мой — его прикрыл. Взял вину на себя. А он альфа, так что ему почки отбили и сказали: гони деньги. Двое суток дали. У нас таких денег нет, и взять их неоткуда. Поэтому… вот как-то так. И, знаете, если господин Ву сдаст меня в полицию, это будет не худший вариант. По крайней мере, те парни до меня не доберутся. Они, правда, брата покалечат или убьют, может, и с Сехуном что-то сделают… — Чанёль понял, что ревет, когда на печеньку шмякнулась крупная соленая капля. Он утер нос рукавом мастерки и положил печенье на язык. Оно горчило. Телефон вновь пиликнул. На этот раз от Сехуна пришло сообщение. «Спаси меня!» — вопило оно кривым капсом. «Я попался», — набрал в ответ Чанёль. «Я тоже». — Ну блин… — Доигрались? — понял папа Ву и положил перед Чанёлем коробку шоколадных конфет. О прибытии Криса Ву сообщил бешеный вопль Сехуна: — Лапы убрал, я сказал! Входная дверь открылась, со двора вошел Крис Ву, за ним, дергаясь, как припадошный, ввалился Сехун. Джонин, шедший последним, поздоровался с папой Ву и запер дверь. — Па, можешь оставить нас ненадолго? — предельно ласково проговорил Крис; глядел он только на папу. Тот показал Чанёлю большой палец и удалился. Чанёль невольно скукожился и едва не заорал во весь свой совсем не омежий голос, когда Крис Ву уронил огромедные лапищи ему на плечи и, сжав их крепко, изрек то, что Чанёль знал и без него: — Ты допрыгался, парень. Чанёль поднял голову, поймал взгляд Криса и, понимая, что это конец, заревел. Джонин со звоном припечатал ладонь ко лбу. — Боги, Ифань, не пугай детей. — Дитю уже восемнадцать. Дите большое и глупое. Чанёль заревел еще громче. — Не реви. — Крис встряхнул Чанёля за плечи. Тот клацнул зубами и заглох. — Твой дружок на контакт идти не хочет, поэтому рассказывай ты. Нахрена спер то, что принадлежит мне? Чанёль заскулил тихонько. — Говори. Или я передумаю быть хорошим. Чанёль скомочился на стуле, сложился компактно и стал рассказывать.***
Пока пацаненок говорил, Ифань десять раз успел проклясть и себя, и его, и истеричных омег, которые не разделяют личную жизнь и работу, и тупорылых альфачей, которые берут на себя больше, чем способны вынести. Чанёль говорил о клиентах Сэма, о Сехуне, который вообще отбитый на всю голову — даже напрягаться особо не надо, чтобы это понять, — о брате, который оказался лучше, чем Ифань о нем думал, и о себе, который глупый и безвольный и слишком дорожит семьей и друзьями. Чанёль говорил, а Ифань слушал в пол-уха, потому что от рыжих волос и беленькой, в родинку, щеки так потрясающе пахло банановыми панкейками и сгущенкой. Ифань жадно вдыхал этот запах и мечтал уткнуться носом в длинную — с ума сойти — шею. Содрать с плеч мастерку и прижаться к острым ключицам губами. Целовать их сквозь мягкую ткань футболки и дуреть от того, как это хорошо. Ифань, тебе крышка. Пацан вытрясал из него душу и даже не догадывался об этом, а Ифань ведь наивно понадеялся, что пронесет. Не пронесло. — Ну вот как-то так. Пожалуйста, не бейте меня. — Чанёль замолк и, прижав плечи к ушам, зажмурился. На такого и при сильном желании рука не поднимется, что уж говорить об Ифане, у которого желания были совсем иного рода? «Он рыжий и тощий, тебе такие не нравятся», — повторил он про себя десять раз и отошел от стола. — Значит, брат должен заплатить за попорченное этим идиотом, — Крис пальцем указал на Сехуна, — добро? Должен прилично? Денег у вас нет. Мотоцикл ты вернул. Что дальше? — Брата убьют, Сехуна изнасилуют, что сделают со мной, я не знаю. — Чанёль уронил лохматую голову на грудь и зашмыгал растертым носом. — Джонин, ты их знаешь. Можешь договориться? — Я знаю их не настолько хорошо, чтобы они стали со мной договариваться. — А Сэм вообще в курсе, что под крышей его гаража происходит? — Ифань перевел взгляд на Сехуна. Сехун скривился так, словно его заставили кило лимонов перемолоть челюстями. — Нет. Чанмин с ними договорился. Сэм бы нас мигом попер из гаража, если бы узнал. — Сколько у вас еще времени? — До сегодняшнего вечера. — И сколько вы должны? В цифрах озвучь. Сехун скривился еще сильнее. — Ну… десять штук? — Джонин, на пару слов. — Ифань взглядом указал на дверь. Джонин без вопросов вышел на крыльцо. Ифань прикрыл дверь и, привалившись к ней спиной, сказал: — У меня около пяти штук лежит на карте. Предлагаю поделить поровну, заплатить этому твоему приятелю, чтобы отцепился от убогих, а после уже решим, как они будут деньги возвращать. По крайней мере, мы можем дать им время. Я был на хате у этого Чанмина — там не на что смотреть, но парни при деле, так что можно как-то договориться. — С чего это ты в благодетели подался? — Джонин, гад такой, усмехался догадливо. — Ты их видел? Страшно представить, что с ними сделают твои дружки, если не расплатятся. — Они мне не дружки — просто знакомые, за которых я замолвил словечко. И да, у меня деньги они брать не станут. Сехун скорее даст Чарли и его ребятам, чем что-то у меня возьмет. Настало время усмехаться Ифаню. — Так это тот пацан, который уже полгода морочит тебе яйца?.. — Я-то дам, сколько нужно, но скажем, что деньги твои. И пускай расплачиваются с тобой. — Джонин от ответа ушел, и Ифань понял, что дальше развивать тему не стоит. Все же, личная жизнь, пускай и такая паршивая, — это все еще личная жизнь. — Отлично. Значит, поедем сейчас к этому Чарли и… стой, это не тот Чарли, который гоняет на синем «Мерсе»? — Он самый. Ифань поморщился: о Чарли и его методах ведения дел он был наслышан. Связываться с ним не хотел никто. И как только Джонина угораздило с ним спеться? — Этот бык еще и заартачиться может. Ладно, давай тогда так: едем к Чанмину, обсуждаем вопрос с ним — это его долг, — а потом уже чешем к Чарли. — Может, Кенсу возьмем? Он умеет договариваться без мордобоя. — Думаешь, по-хорошему не получится? — Я им не очень доверяю. Поспорить было сложно. Пока они говорили, на кухню вернулся папа и теперь чему-то активно поучал Сехуна. Тот слушал внимательно, и во взгляде его читались неприкрытые страх и уважение. Чанель все так же сидел за столом и таскал из вазочки остатки печенья. Ифаню до зуда в ладонях хотелось подойти к нему и потрепать по кудрявым волосам, но он лишь попросил папу приглядеть за гостями и, прихватив карточку, вместе с Джонином отправился на хату к Пакам. По дороге позвонили Кенсу, который, поломавшись для проформы, таки согласился выступить парламентером. Пак Чанмин, узнав, чего от него хотят, окончательно приуныл. Видать, уже смирился с неизбежной кончиной, и ее отсрочка порядком его разочаровала. Пришлось силой запихивать его в душ, вправлять мозги на место холодной водичкой и сдавать на руки Кенсу, который за это время успел подъехать к Пакам и поиздеваться над Джонином. Джонин, к собственной чести, держался молодцом, так что никто в итоге не пострадал. Чарли и его ребята управляли лавкой всякой всячины недалеко от доков. Клиентура выглядела соответственно, так что последние сомнения в нелегальности проворачиваемых в стенах лавчонки сделок отпали сами по себе. Джонин пошел узнавать, на месте ли Чарли. Его не было минут десять. За это время Кенсу успел понаступать на самые болючие мозоли Ифаня, Пак Чанмин дважды порывался свинтиться, а Ифань выкурил полпачки «Мальборо» и осознал, что сегодня еще ничего не жрал. Снова звонил Исин, сообщил, что редактор очень не в настроении, так что Ифаню лучше нарисоваться в издательстве до конца рабочего дня. До этого момента оставалось еще два часа, но что-то Ифаню подсказывало, что добраться до издательства в ближайшее время у него не получится. И с чего он, в самом деле, решил записаться в благодетели? На пороге нарисовался Джонин и жестом поманил их за собой. Чарли оказался еще тем отморозком, так что Ифань искренне порадовался, что взял с собой Кенсу. У того был опыт общения с обделенными мира сего, и кое-как, но договориться у них получилось. Ифань взял с Чарли расписку, что к Паку и его семейству он претензий не имеет, отдал деньги и отволок вконец потерявшегося Чанмина в ближайшую кафешку. Заставил выпить кофе и пожрать. Себе такого удовольствия позволить не смог: Исин обрывал телефон и требовал его душу на ковер к начальству через десять минут и ни минутой позже. Пришлось оставить Пака и две проблемы, дожидавшиеся их возвращения на ифаневой кухне, на Джонина и на крейсерской скорости нестись в издательство. Редактор вытряс из Ифаня все, что осталось после встречи с Чарли, и напутственным пинком отправил дописывать рукопись. К восьми вечера Ифань был дома. Желудок намертво прилип к позвоночнику, так что Ифань прямым ходом направился на кухню. Там его дожидался домашний обед из трех блюд и записка от папы. Ифань прочел ее бегло и сунул судок с запеканкой в микроволновку. Набрал Джонина, но нарвался на автоответчик. Кенсу не брал. Есть на кухне Ифань не любил. Она и существовала в его доме лишь потому, что досталась от человека, который явно проводил большую часть своей жизни за плитой. Поэтому запеканка и бутылка пива перекочевали на поднос, а он вместе с Ифанем отправился в кабинет. Только прокачанные годами работы в книжной индустрии нервы не дали Ифаню заорать дурниной, когда навстречу ему выплыло рыжее и очень сонное привидение. — Ой! — только и сказало оно и уставилось на Ифаня больно уж знакомыми глазами. — Твою ж дивизию. — Ифань в сердцах прижал поднос к груди. Бутылка угрожающе накренилась, но не упала, остановленная тощей, но все еще внушительно-большой лапищей. Уж омежьей ручкой назвать такое было нельзя ни под каким градусом. — Я не хотел вас пугать. — И именно поэтому подкрался незаметно. Какого лешего ты до сих пор не дома? — Ифань отобрал у Чанёля бутылку. Каким бы чудищем Чанёль не выглядел, а дешевое пиво у него в руках Ифаню отчего-то не нравилось. — Хотел… поблагодарить. Вы не сдали меня в полицию и… помогли брату. О вас все говорят плохо, но вы не плохой. Вот. — Говоришь как герой типичной омежьей книжонки, но продолжай. — Ну, вам виднее, вы же в книжках разбираетесь. А я просто… ну, знаете, спасибо? Вы нам очень помогли. И пускай Сехун считает иначе, но я все равно благодарен. Честно. — Ладно-ладно, не напрягайся. Можешь идти домой. Нет, стой — сначала пообещай, что больше ничего и ни у кого воровать не будешь. — Обещаю, — не очень уверенно проговорил Чанёль. Он явно не хотел давать обещания, которые с огромной вероятностью не сдержит. — Я постараюсь. Но, знаете, моя жизнь и ваша немножко отличаются. И если вы можете обещать что угодно, то я — нет. Но вы попросили, и я не могу отказать. — Да я вижу, что отказывать ты не умеешь. А пора бы и научиться. Не маленький уже. — Я всегда забываю, что мне уже восемнадцать. — Чанёль виновато улыбнулся и даже стал симпатичным. Ну уши, по крайней мере, так сильно в глаза не бросались. А еще у него, оказывается, были чудесные ямочки на щеках, да и сами щеки тоже были ничего так, а уж губы… Боги, Ифань! Ифань зажмурился, чтобы избавиться от педофильских мыслишек. Мыслишки никуда не делись, потому что даже с закрытыми глазами Ифань продолжал видеть улыбающегося Чанёля. Рыжего, тощего и совсем для омеги несимпатичного, но Чанёля. Чанёля, от которого пахло папиными панкейками, летом и счастьем. — Что ты делаешь в субботу? — Вопрос сорвался с языка прежде, чем Ифань успел его прикусить. — Работаю, — ответил Чанёль настороженно, а у самого глаза загорелись любопытством. — А в воскресенье? — В воскресенье у меня выходной. — Как насчет покататься на мотоцикле? Чанёль пару раз удивленно моргнул, а затем расхохотался, громко и заразительно, и даже по коленке себя пару раз хлопнул экспрессивно, что заставило улыбнуться и Ифаня. Всего на миг, но все же. — Эй, я серьезно, вообще-то. — Я согласен. — Чанёль мигом собрался, и только слезинки в уголках его глаз говорили о том, что мгновение назад он помирал со смеху. — Отлично. Заеду в восемь. Чанёль кивнул согласно. По тому, как старательно он сжимал губы, Ифань понял, что он борется с улыбкой.***
Вечер понедельника выдался дождливым, и в квартиру Чунмёна Чанёль завалился изрядно промокшим и стучащим зубами. Куртка и джинсы мигом отправились в сушилку, а Чанёль — на кухню, к горячему чаю и только что сваренному рамену. Сехун приплясывал у плиты в дурацком клетчатом фартуке и, фальшивя безбожно, напевал новую песню NCT. Лопаткой для блинчиков он орудовал сноровистей, чем ее владелец. Чунмён, по правде сказать, был чудовищно-неумелым кулинаром и как до сих пор не отравился собственной стряпней, оставалось загадкой. Чанёль обнялся с чайником и отказывался говорить до тех пор, пока из носа не начали течь сопли. Чунмён, занятый нарезанием сосисок, поглядывал на него украдкой и явно чем-то мучился. — Ну так что? — Сехун не выдержал первым. Поставил перед Чанёлем тарелку с блинчиками, но вазочку с вареньем спрятал за спиной, а ведь все знают, что лучшее в блинчиках — это варенье. — Клубничное, Чанёлли. — Ирод. — Чанёль обиженно насупился. — Что я должен сказать, чтобы мне дали варенье? — Он посмотрел на Чунмёна. — Вчера. Восемь вечера. Ты, Крис Ву, мотоцикл? — Чунмён замахал нетерпеливо руками. — Как все было? До чего вы докатались? — Все было… весело. Крис классный. — Чанёль взялся рвать блинчик на кусочки. Сехун рыкнул угрожающе и шлепнул его лопаткой по руке. — Не играйся с едой. И, блин, давай уже подробности. Вы целовались? — Ну… — Да или нет? — Лопатка застыла в угрожающей близости от руки Чанёля. — Да. — Чанёль густо покраснел и принялся собирать блинчик обратно. — Проклятье! — Сехун в сердцах швырнул лопатку на стол и уронил лицо в ладони. Чунмён заулюлюкал. Чанёль поглядел на них недоуменно. Казалось, он пропустил несколько эпизодов любимого сериала и теперь не может понять, что происходит на экране. — Чего это вы? — спросил он осторожно. — Сехун мне проспорил. И теперь должен пойти на свиданку с Джонином. — Я тебя ненавижу. — Сехун схватился за лопатку и принялся с остервенением отдирать блинчик от тефлона. Кого именно он ненавидит, они так и не узнали. — Вы совсем дураки? — Чанёль покачал головой. — Кто вообще на такое спорит? — Девственники-задроты. — Сехун шлепнул на тарелку Чанёля еще один блинчик. Вазочка с вареньем встала аккурат по правую руку. — Ну теперь-то у нас такой будет один. Спасибо. — Никто не заставляет тебя под него ложиться. — Эй, я тоже девственник! — Надолго ли? — Яд так и лился из уст Сехуна. На миг Чанёль почувствовал себя виноватым, но затем задался резонным вопросом: а с хера ли? Он не обязан оставаться девственником только потому, что его друзья — неудачники. — Если тебе станет легче, я не знаю, насколько серьезные у Криса намерения. — Он предложил встретиться снова? — Да. В следующую субботу заезд. Джонин, кстати, участвует. И Кенсу. — Чанёль перевел взгляд на Чунмёна. Тот лишь вздохнул тяжко, стянул у Чанёля блинчик и принялся намазывать его вареньем. Ничего, решил Чанёль, в следующий раз они угонят что-нибудь из гаража Кенсу, а потом как-нибудь, но уговорят его навестить Чунмёна в больнице. После будут прогулки в больничном парке, номер телефона, записанный маркером на гипсе, а когда срастется челюсть, можно и о первом поцелуе подумать… Эх, романтика. Чанёль мечтательно улыбнулся и взялся за блинчики, пока они не остыли окончательно. Март-апрель, 2017