Немой Камминг

"Порой я думаю, что лучше б тебя и не было, и тут же понимаю, что лучше тебя и нет" Кэрол стояла возле зеркала и рассматривала свое отражение. Следы неудавшегося изнасилования практически сошли. Царапины исчезают быстро. На коже они затягиваются в течение нескольких дней, особенно такие мелкие и неглубокие. Человеческий организм уникален по своим способностям и свойствам. При возникновении любой травмы он бросает все силы на восстановление. Регенерация кожи – вопрос времени. А регенерация души? Если бы Кэрол сейчас могла бросить все силы, чтобы заглушить тупую боль, которая заточенными тисками сжимает грудь – она бы сделала это, не раздумывая. Даже если бы за это пришлось расплатиться одним годом жизни. Невыносимо было испытывать то, что сейчас чувствует каждая клетка. Тяжелый комок свежих воспоминаний прожигает душу, как кислота, оставляя огромные дыры, доставляющие так много невыносимой, отрешающей от мира, боли. Боли, которая, плавно манипулируя, словно ты мягкий пластилин в руках неумелого ребенка, лепит из тебя другого человека. Кажется, что она становится физически ощутимой, и каждое движение причиняет дискомфорт. Мелкие, как пыль, частички сознания иногда прорываются, и она радостно вздыхает, думая, что облегчение наступило. Что рядом дом, мама, книги, и это вот-вот вновь заинтересует её. Шум колес под окнами, заваленная рыхлым снегом лужайка, запах еды с кухни. Она начнет видеть, хотеть, чувствовать. Жить! Но вскоре за вдохом наступает пустота. Она вновь опускает плечи, падает на кровать и, скручиваясь в позу эмбриона, накрывается пледом. Закрывает глаза и старается отгородиться от мира, который не становится прежним. В созданной темноте она вновь видит много снега, лес и дом. Звенящими раскатами до слуха долетает его голос. Перед глазами плывут его резкие движения. А потом, вновь и вновь, появляется боль, с постоянной периодичностью накрывает тело, заставляет беззвучно кричать и сжимать веки, через которые сочатся слезы. И она тихо стучит кулаком по матрасу, моля отпустить. Она не может быть настолько слабой, чтобы не справиться с этим. И каждый раз она повторяет себе эти слова. Каждый раз она верит в то, что не может любить по-настоящему сильно. Что это всего лишь глупая подростковая симпатия, о которой она забудет через две недели. Она пытается найти ответы в книгах. Так много читает о том, что любовь – это химический процесс. Это наша физиология, заложенная природой и направленная на размножение. Она готова поверить во что угодно, лишь бы не болело так сильно. Каждое утро она просыпается с надеждой на то, что её отпустило и она больше не будет сходить с ума. А к вечеру понимает, что нет на свете ничего хуже самообмана. Она пробует отвлекать себя музыкой, уборкой, уроками. Она пробует часами смотреть телевизор, считать до тысячи, бегать по парку. И когда в отчаянии, после очередного забега в километр, она сидит под деревом и размазывает по холодным щекам горячие слезы, становится понятно, что гораздо легче ей бы было, будь рядом человек, которому можно было бы все рассказать. Такого человека в её жизни не существовало. Поэтому, по приходу домой, она вытаскивает из ящика толстую тетрадь и начинает писать все, что чувствует. «Скоро все пройдет. Нужно подождать еще совсем немного. Так пишут в книгах. Наверное, скоро миссис Тоу начнет недобро коситься на меня. Я перелопатила все полки с психотерапией в местной библиотеке. С момента нашего разговора прошла неделя. Это семь дней или сто шестьдесят восемь часов. Физически стало лучше. Организм стал бодрее. С утра не ползу в школу, а иду довольно быстрым шагом. Грэйс ходит постоянно счастливая. Кто бы мог подумать, что сидение дочери дома так может поднимать ей настроение. Улыбка с лица не сходит. Говорит так много, о всякой чепухе. Выставки, ярмарки, сплетни. И почему у меня ощущение, что ей страшно? Она словно боится, что я могу начать с ней говорить о нем и о том, почему я уже неделю не выхожу никуда, кроме школы, из дому. Мне очень неприятно думать, что Грэйс нужна только такая дочь. Стараюсь больше читать. Это единственное, что хоть немного меня отвлекает. Правда, мысль все равно уходит в сторону, как-то незаметно, и я снова и снова начинаю гонять в голове тот разговор. Интересно, что бы было, если бы я ответила иначе? Что бы было, если бы я соврала? В книгах пишут, что о таком не стоит думать, это лишний повод почувствовать себя виноватой. Сейчас мне этого и так хватает.» «Прошло всего десять дней. Это слишком мало. Вот-вот станет легче. Я уверена, я знаю. Сегодня впервые после инцидента увидела Филиппа в школе. С повязкой на глазу. По школе ходят разные сплетни, ни одной правдивой. Кто-то говорит, что он подрался с местным поставщиком травки, кто-то – что на него напали в парке. Слышала версию о том, что он поранил глаз, защищая какую-то девушку. Последний слух, наверное, пустил он сам или кто-то из его друзей. Так или иначе, вся эта шайка даже не смотрит в мою сторону. Даже Шейн молчит. Спасибо мистеру Блейку, теперь не ловлю на себе насмешливые взгляды каждые пять минут. Видимо, хорошо ему влипло. Таким полезно.» «Две недели – это не так уж и много. Ещё чуть-чуть и станет легче (неправда). От самообмана тошнит. Каждое утро перед зеркалом повторяю себе эти слова. Каждый раз перед сном. Легче не стало. Совсем. Никак. Прочитанные книги хочется сжечь. Внутри пустота. Снаружи серость. Не могу! Не знаю, зачем каждую минуту думаю о нем, зачем в толпе глазами ищу, перед сном вспоминаю его запах. Это так глупо. Чувствую себя наркоманкой на отмене. В голове каждый раз одно и то же: мне бы только увидеть, только потрогать, только, только, только… Не могу ничего. Все из рук валится. Черт. На сегодня все.» «Пятнадцать дней. Полночи ревела. Остальную половину просто пялилась в потолок. Обдумывала, чем бы закончился в день в охотничьем домике, если бы он не увидел царапины. Теперь не выходит из головы. Стало хуже. Тело, как пластиковое. В голове только он. Обо всем другом думать бесполезно, только силы зря потрачу. Грэйс усиленно делает вид, что не замечает моих опухших глаз и отсутствия аппетита.» «Шестнадцать дней. Плохо. Все так же больно. Ничего не помогает. Все равно думаю о нем постоянно. Спала плохо, казалось, под окнами снег хрустит. Как бы в психушку не загреметь.» «Восемнадцать дней. Прошли в прежнем режиме. Скоро должен прийти ответ из колледжа. Грэйс уверяет, что он будет положительным. Все уши прожужжала, что детям её знакомых приходят ответы. Но пока что она довольно спокойна. На днях заметила, что здравый смысл начал возвращаться ко мне и я вновь захотела покинуть эту дыру. Поступить в колледж. А потом в город. В большой красивый город небоскребов! Вышла в магазин за молоком. Ничего вокруг не изменилось. Правда, краска на заборе четы Клаус потрескалась. И пингвин на пачке с молоком сменил цвет шапки. Дома долго читала историю. Потом легла спать. Кофе по-прежнему безвкусный. От фразы «Все будет хорошо, нужно только подождать» – передергивает.» «Девятнадцать дней. В школе он так и не появился ни разу. Может, у него что-то случилось? Переживаю. Несколько раз порывалась сходить к нему домой. Не смогла. Так и сидела по часу около поворота. Потом замерзала и шла домой. Постоянно думаю, что стало бы легче, если бы увидела его.» «Двадцать один день. Или три недели. Пятьсот четыре часа. Уже не верю, что станет лучше. Даже не пытаюсь. Не станет. Хожу, говорю, ем, сплю. Вокруг все какое-то ненастоящее. Сегодня слышала смешки за спиной. Кто-то, проходя мимо, толкнул в плечо. Даже голову не подняла. Все равно. Помогала Грэйс готовить кексы. Она много говорила про книжные новинки. Не осуждаю, она пытается. Но притворяться не умею. Иногда хочется приковать её наручниками к плитке, заклеить рот скотчем и рассказать о том, что творится у меня внутри. Как мне плохо и одиноко. Как мне невыносимо жить без него. Как я медленно схожу с ума. Как я не сплю и плачу по ночам. Как сильно… хочу наплевать на поступление и просто быть с ним. И как часто мне кажется, что иного пути для счастья нет. И уже не будет. Что, уехав из этого болота, я рискую всю жизнь прожить с оглядкой на него. До самой смерти думать о том, что поступила неправильно. Убивать себя этим, корить. Наверное, если она это услышит, то рассмеётся. Скажет, что это оттого, что впервые кто-то на меня обратил внимание. И что через месяц я уже думать забуду о том, что мне нравился какой-то там парень. Возможно, она будет права. Меня тошнит от собственных мыслей. Просто наизнанку выворачивает. Я устала.» «Двадцать второй день. Дэрил в больнице. Наврала Грэйс, что иду в библиотеку.»