Learn my lesson

В жизни Виктора Никифорова моменты, когда он хотел бы остаться один, были единичны. В отличие от своего юного друга Юрия, он находил утешение, когда его освещали софиты, когда он был обласкан вниманием публики, комплиментами и подарками – ни разу не придав им какого-то значения. Это кажется ему чем-то естественным – таким, как почистить зубы перед сном или взбить подушку, положив её прохладной стороной вверх. Сегодняшний вечер не исключение – даже несмотря на данное Плисецкому обещание свидания, Виктор в центре внимания. К нему подходят знакомиться фанаты и фанатки, немало удивленные тем, что он почтил своим присутствием такое обычное место, как городской каток. Он лишь смеется, рукой отбрасывая назад падающую на глаза челку, загадочно отвечая, что решил покататься в настоящих условиях вне их идеального катка, чтобы доказать каждому, что фигурное катание – не только изматывающий вид спорта, но и прекрасное хобби, поддерживающее твое тело здоровым, а настроение приподнятым. Его даже просят повторить его знаменитые прыжки, но он лишь отшучивается тем, что так он рискует покалечить кого-нибудь, ведь во время выступления на катке только один фигурист, а здесь их очень много. Никифоров, конечно же, льстит всем этим заявлением, и более смелые дамы даже решаются подойти поближе, прося сделать совместное фото. Он никогда не против – даже расписывается на шее у одной из фанаток черным маркером, украдкой касаясь нежной, почти прозрачной кожи. Это важно для поддержания имиджа. Хотя завтра Яков наверняка будет раздражен утренними заголовками – в конце концов на каток с запозданием набежали репортеры, и мысль о том, что он, по сути, на свидании, отошла на второй план. Виктор то и дело замечает Юру на катке – сначала он катается, почти до изнеможения снова, пытаясь убежать таким образом от своих кошачьих фанаток, после – угрюмо пьет кофе, прислонившись к бортику. Обожжет губы. Надо было оставить тебе кошачьи ушки, Юра. Твои фанаты умерли бы от счастья на месте. Но постойте, это что же…ревность? Он мешкает с ответом очередному репортеру, и теперь на какой-то из вопросов будет стоять ответ «он лишь загадочно улыбнулся». Ну что ж, немного интриги не повредит, она полезна для общества и привлекает еще больше людей в Ледовый дворец. Его спрашивают о многом, в том числе и о том, что привело двух прославленных фигуристов на каток – на что Никифоров отвечает: - У нас здесь свидание, не мешайте нам, хорошо? – он подмигивает и смеется. И все верят тому, что это всего лишь шутка – репортеры даже не фиксируют это в блокнотах и не записывают на диктофоны. Тебе все равно никто не поверит. Еще бы – Юрий Плисецкий слишком непорочная и юная персона, чтобы заподозрить его в отношениях с мужчиной старше его на десяток лет. Да и Виктор Никифоров – нет, разумеется, между ними ничего не может быть. Вздор, невозможно! Замкнутый мир человеческих мыслей, сложенный из стереотипов и устоев этой страны. Путешественника Никифорова это не удивляет, он понимает, что менталитет стран совершенно разный, и что в России он особенно разнообразен и колоритен. Россия, несмотря на прорву проблем, остается его любимой и родной. Он с радостью возвращается сюда – на свой любимый диван, к любимой собаке, в свой Ледовый дворец, к тренеру, друзьям, Юре… По губам ползет электрическая мягкая усмешка – Виктор ловит в ненавязчивые объятия Плисецкого, так кстати оказавшегося рядом, несколько десятков снимков, минута вынужденных для Юрия лапаний. И вот он просто стоит рядом, гордый и прямой, как стальной прут, пряча руки в карманах, а лицо – в длинных волосах и капюшоне. - Виктор, Юрий, расскажите, какие ваши ожидания на предстоящем Гран При в Барселоне? – кудрявая журналистка в пушистом шарфе задает вопрос, протягивая к фигуристам микрофон. Никифоров показно выдыхает, мол, какой обычный вопрос, я думал, вы спросите меня о моем любимом нижнем белье, а Юра…Юра подается на провокацию и отвечает, резко откидывая капюшон: - Я стану победителем следующего Гран При. – а вот и юношеские нотки прорезались. Периодически Юра совсем как маленький ребенок. Фонтан чистых эмоций без каких-либо шанса их сдержать. Плисецкий может. Но не сейчас. Сейчас слишком много факторов, которые мешают ему раскрыться в полной мере. И комплекс «быть лучше Никифорова», кажется, сформировался у половины земного шара. Вопрос в том, что каждый из молодых фигуристов находит свой способ справиться с ним. И однажды Юра найдет свою музу, которая поможет ему стать лучше Виктора. Но это не будет бездумное копирование его прыжков. Это не слишком добавляет баллов при итоговом подсчете, а страдают у юного дарования в основном творческая часть программы. Он прекрасно катается по техническим нормам, но сценическое начало… Виктор даже не мог предложить кого-то, кто мог бы одновременно справиться со взрывным характером подростка и к тому же обучить его, как раскрыть все эмоции в своем катании. Он не помнил, как это произошло с ним – возможно, он был таким с самого начала, полагаясь более на творческую составляющую, нежели на техническую. А после и она подтянулась. А быть может, дело в позиции относительно самого катания. Для Никифорова каток – это сцена, для Юрия – тренировочный зал. Как бы ему убедить Плисецкого в обратном? Быть может, сегодняшний вечер как раз и создан для этого? Чемпион отшучивается необходимостью размять ноги и ускользает от репортеров – некоторые даже пытаются двинуться дальше, но без коньков на льду все равно что без крыльев в воздухе. - А я хочу, чтобы меня кто-то победил, котенок? – прозвище как-то само сложилось в их коллективе, но если остальных Плисецкий очень убедительно попросил остальных не использовать его, то с Виктором этот номер просто не проходил. Он как будто и не слышал того, что говорил Юра три минуты назад. Он непринужденно скользит рядом на расстоянии вытянутой руки, ловко объезжая встречных, периодически пугая их, подъезжая совсем близко и по-змеиному выворачиваясь, махая им безмятежно и улыбаясь. Никто не смеет злиться на Виктора Никифорова. Даже Плисецкий. Резкая остановка – Юра подтягивается на его плечах, серьезно сообщая, почти угрожая, приближая лицо к его лицу, цепляясь за лед зубчиками коньков. Виктор интригующе молчит, заметив толпу за их спинами, не спеша отпускать руки, но и не балуя публику зрелищами. Не стоит переходить за рамки – никому в их сборной не понравятся странные слухи. И если Виктору они только сыграют на руку, то Плисецкому только повредят. Слишком дорого обходятся всем скандалы с прессой. - Как думаешь, сколько заголовков будут утром кричать о том, что у нас с тобой роман? – чуть язвительная улыбка, он шутливо тянется вперед – и Юра тут же делает неосторожный рывок назад, почти падая. Но сильная рука Никифорова жестко фиксирует его запястье, приподнимая и ставя обратно на коньки, перехватив поудобнее за руку и стремительно уезжая ото всех, взяв с места очень быстрый темп, который трудно выдержать неподготовленному. Но он знает, что Плисецкий справится. Странная реакция. Виктор становится слишком скрытным. Пытается спрятать что-то от тех, кто всегда с ним. Его публика, его зрители. Потому ли, что с ним этот подросток сегодня? - Мы сбрасываем хвост и идем в ресторан. – он, как всегда, решает за Юру, не интересуясь его мнением. Но разве это не его святая обязанность в этот длинный вечер? Спустя полчаса блужданий он находит в одном из колодцев свой любимый ресторан – он небольшой, уютный, выполнен в арабской тематике из сказок о тысяче и одной ночи. Здесь можно спокойно посидеть на диванчиках в огороженных полусекциях и при желании задернуть шторы, отгородившись ото всех. Что Никифоров и делает, в конце концов отпустив юного фигуриста, усаживаясь рядом. На нем темно-серая, почти асфальтовая рубашка, не застегнутая до конца. - Котенок, не стоит раскидываться подобными фразами. – короткая пауза, он видит вызов в глазах Плисецкого и вздыхает, не зная, как объяснить это. Юра – это всегда вызов привычным устоям общества. Юра – вулкан, готовый излиться обжигающей лавой, дабы испепелить все, что она встретит на своем пути. Юра – это шумный водопад, перемещающий камешки по течению. Яков знает, как с этим справляться. Виктор – нет. - Давай поедим. – он выдыхает, мягко улыбаясь, как будто забыв о том, что начал говорить минуту назад.