Как мы провели лето: самый деБилльный конец света

      — Я тут почитала этот «Луч добра», — сказала я, легла на диван и открыла книгу, — любопытная книжка. И артефакты прикольные... Ща зачитаю.       — Ну-ну, — Сашка старательно крутил на спицу полоски газетной бумаги — делал поделку на урок труда.       — Итак... «Скатерть-самобранка. Была создана из красиво расшитой скатерти, что была в приданом жены колдуна Арбуя. Он наделил её умением говорить и взялся учить русскому языку. Только вот сам Арбуй был человеком сквернословным, и потому скатерть через слово весьма грязно ругается. Самобранкой её назвала жена Арбуя Снежана, обосновав это так: "Она ведь сама бранится, никто её не просит". Как и остальные артефакты, чувствует, когда нужна, и может появиться у того, кто не просто прекрасно знает все нецензурные слова, а и сам может пополнить словарь нецензурной лексики». Объясняю: четыре артефакта, с помощью которых можно вызвать луч добра, нашли место, где находятся, когда в мире всё спокойно, и даже авторы понятия не имеют, где это. Но все четверо могут почувствовать, что нужны, и появляются у людей, отличающихся определёнными качествами... О, привет, Иудейчик.       Серый с белой грудкой и белыми «носочками» на задних лапах кот подошёл ко мне, чуть привстал на задние лапы и потёрся щекой о мой локоть. Это был Сашкин питомец Иудейчик, которого тот сокращённо звал Жидом. Глядя в его зелёные глаза, невозможно было отрицать, что это очень эгоистичное существо, которое крайне харизматично и достаточно умно, чтобы, пользуясь своей харизмой, добиваться своего и покорять сердца, вынуждая мириться и даже восхищаться его вредным характером.       Я почесала кота за ушком, на что он отреагировал таким громким урчанием, что ему, пожалуй, позавидовал бы трактор. Решив, что пока ему достаточно ласки, Жид запрыгнул на диван и забрался мне на спину. Отлично, теперь я даже позу сменить не смогу...       — Ты там не обалдел? — спросила я у кота.       Тот устроился поудобнее и промолчал.       — Не, ну а чё? В конце концов, не забывай, что это ты у нас в гостях, а не наоборот! — хмыкнул Саня.       Мне почему-то кажется, что Иудейчика не смутило бы даже пребывание на чужой территории...       — Ладно, продолжим. «Гусли-самодуры...»       Сашка прыснул.       — Может, самогуды?       — Нет, тут написано «самодуры». Так вот: «Волшебник Девятко, — я хмыкнула, чем вызвала недовольное бурчание со стороны кота, — всегда любил музыку и хотел себе такого товарища, который мог бы спеть ему любую песню. Гусли, которые деревня прозвала Самогудами, развлекали всех своими песнями. Однако Девятко вскоре умер от какой-то болезни, и инструмент, скорбивший о нём, на долгое время замолчал. О гуслях забыли, а когда они вновь запели где-то в семнадцатом веке, интерес к ним быстро угас. Им пришлось эволюционировать вместе с музыкой, постепенно они научились говорить посредством воспроизведения нужных слов из известных им песен и выражать своё эмоциональное состояние разными мелодиями (иначе разговаривать они неспособны). По словам других артефактов, кличку "Самодуры" не стоит воспринимать как характеристику, поскольку они "просто находили забавным менять корень любых слов на "дур"; пока [Меч-кладенец] не сказал, что это значит, они были уверены, что сами придумали это слово, <...> менять обратно не стали, ибо, как говорится, уже прикипело". Если вдруг нужны, гусли приходят к тому, кто умеет играть на инструменте со струнами и любит музыку». Вот ведь неучи эти волшебники! Инструменты со струнами так и называются — струнные!       — Ура, я понял, как делать эти трубочки! — объявил Саня.       — Молодец. Мне продолжать?       — Давай.       — «Ковёр-самокат». Да, Сань, самокат! — повторила я, почувствовав на себе удивлённый взгляд Александра. — «Персидский ковёр, подаренный жене русского князя Изяслава Ярославича, — я не без труда подавила смех, — Гертруде», — и засмеялась, на что Иудейчик никак не отреагировал — видимо, уснул.       — Как-как? — переспросил Саша.       — Гертруда. Гертруда Польская.       Сашкины соседи в этот момент, возможно, решили, что в его квартире расположилась конюшня, но на самом деле ржали мы.       — Так вот, — продолжила я наконец чтение. — «Гертруде Польской, которая была колдуньей. Она сделала ковёр говорящим и летающим и частенько улетала на нём по ночам. Спустя годы ковёр познакомился с вышеописанной Самобранкой, и некоторое время между ними даже были отношения». Даже у скатерти есть парень... Впрочем, продолжаем: «Но вследствие психологической травмы, которую сам ковёр описывать отказывается, а его друзья не могут, так как начинают истерично смеяться, он боится летать. За это другие артефакты окрестили его Самокатом. Появляется у тех, кто боится высоты».       — Продолжай...       — «Меч-кладенец. Его сковал умелый кузнец Любомир, который, к тому же, был колдуном. Он не хотел, чтобы его оружие использовалось для убийства, а в том, что меч рано или поздно попадёт в лихие руки, не сомневался. Поэтому и наделил меч собственным сознанием. Кладенец может ранить, но не может убить. Если ему приказывают отправить кого-то в мир иной, он не выполняет приказа. По характеру пассивный, но остро, — гы, — реагирует на ошибки в речи и написании и может даже покалечить человека, который рискнёт ляпнуть при нём что-то вроде "мы же не на уроке русского языка". Забавно говорит слово "класть". Появляется у того, кто хорошо владеет холодным оружием». Как по мне, так это самый добрый из всех четверых.       — Слушай, Насть, я тут подумал: получается, что каждый из артефактов может появиться у того, кто разделяет его интересы, — заметил Саня. — Скатерть ругается матом и появляется у таких же сквернословов. Гусли — струнный инструмент, любящий музыку, и появляются они у музыкантов, причём у струнников. Ковёр боится высоты и появляется у людей с такой же фобией. Меч... ну, тоже, в принципе, ищет того, с кем поладит. То есть, выйдя на человека, который чем-то походит на них, мы с большой долей вероятности найдём и сами артефакты!       — Не лишено смысла, — согласилась я. — А теперь давай думать, на кого из нашего окружения следует обратить внимание.       — Самобранка может оказаться у любого из нас. Гусли... У тебя есть знакомые скрипачи или гитаристы?       — У нас в группе на сольфеджио все, кроме тебя, меня и Дениса — струнники!       — М-да... Ладно, что насчёт Самоката?       — Акрофобией страдают все, кому не лень. Вот людей, с которыми мог бы поладить Кладенец, я не знаю... В общем, артефакты всё ещё могут появиться у кого угодно, а мы только что потратили минуту своей жизни на приход к этому выводу наиболее сложным путём... Убери, пожалуйста, с меня Иудейчика.

***

      — ... so hold me until it sleeps! — подпевала магнитофону я. Уроки сделаны, на занятия идти не надо, а дома никого, вот я и устроила дискотеку с собой в роли диджея, бармена, приглашённой звезды и единственного посетителя.       Эта песня была последней на диске, так что по окончании её воспроизведения установилась тишина. Я решила поставить чайник, а потом уже выбрать следующий диск. Но тут, заставив меня на миг замереть, из соседней комнаты заиграла музыка, стоявшая у меня рингтоном на звонок мамы. Я побежала туда, как-то и не подумав, что телефон-то лежал на столе...       Не узнать гусли, когда картинка с ними висит у меня на «стене» ВКонтакте, было бы для меня верхом невежества. А эти ещё и казались сошедшими с иллюстрации в «Луче добра». Роспись на них была очень красива: по бокам два чёрных с алыми гривами и сёдлами коня, а вокруг них большие голубые и красные цветы с витиеватыми зелёными листьями. Струны чуть подёргивались, и от гуслей летела та самая песня. Песня жанра рок, в которой использовались барабаны, электрогитара, человеческий голос — одним словом, всё, что игра на гуслях сымитировать, да ещё и так реалистично, не могла с точки зрения физики, здравого смысла... да просто не могла! Тем не менее, не было сомнений, что источником этой музыки были именно их струны.       — Что за..? — подобрав челюсть, выдавила из себя я.       — Привет! — резко сменили песню гусли.       — Привет. Ты... Вы... что здесь делае... те?       — Смотри: близится финал! Этот век все ​силы растерял! — «пояснили» гусли.       — Это намёк на приближение конца света?       — Конечно, да, конечно, да, коне-чно, да!       — Но каким образом вы оказались у меня? Я же не играю на струнных...       — Старый рояль...       Я обернулась и посмотрела на пианино позади себя. А ведь там действительно есть струны...       — М-да, вот все обалдеют, когда я им об этом расскажу...       — Пусть это будет наш секрет, — пропели гусли.       — Ну, маме-то надо сказать. И Сашке.       — Не стоит... — протянули те.       Тут раздался звук повернувшегося в замке ключа. Я пожала плечами, выразительно глядя на Самодуры, — мол, прятать их уже в любом случае некогда, так что выход один — и поспешила ко входной двери.       — Привет, доча! Как в школе? — поинтересовалась мама, переступая порог.       — Мам...       — Что?       — Мам, к нам тут гусли приблудились...       — В смысле?       Из-за двери высунулись Самодуры, нервно подёргивая струнами, следствием чего был неприятный звон.       — Гусли-самодуры​, — указав на них, негромко объявила я. — Самодуры, это моя мама, Елена.       Гусли покачнулись вперёд-назад — кажется, это было кивком.       — Вечно ты домой что-нибудь притянешь: то пятёрочки, то гусли... — шутя пробормотала мама. — Ладно, а если серьёзно, откуда они взялись?       — Понимаешь... А, я лучше покажу. — я сбегала в комнату, достала с полки «Луч добра» и вернулась к ней. — Когда мы ездили в бабушкин дом, я случайно нашла за этажеркой эту книгу. И взяла себе, в конце концов, бабуля была бы не против, а мне это стало интересно. Почитала, Сашке тоже зачитывала. А сегодня сижу, слышу: заиграла какая-то песенка из зала. Побежала туда, а там они...       — И в чём прикол этих гуслей? — поинтересовалась мама.       — Они играют где хотят и что хотят. А ещё вкупе с другими тремя артефактами могут создать мощное оружие против зла.       — А по отдельности?       — Видимо, скоро узнаем.       Мама взяла книгу и пролистала.       — Ай да бабуля... Ладно, а почему гусли вдруг появились у тебя?       Было бы, конечно, неплохо сказать «не знаю», но ведь рано или поздно станет известно об опасности, а в том, что Сайфер не объявит на весь мир имена зачинщиков всего этого, уверенности не было...       — Ну, помнишь, мы с Саньком ходили на выходных в парк на статую полюбоваться?       — Помню, конечно.       — В общем, ты, наверное, не поверишь, но я случайно пробудила Билла Сайфера...       — Билл Сайфер... Это тот жёлтый символ иллюминатов, от которого ты прошлым летом тащилась?       — Ага. И теперь миру грозит опасность, а нам его, по-видимому, придётся спасать.       В углу стояли расписные гусли и нервно дёргали струнами. В кухне висело молчание.       — Такое впечатление, что ты мне по ушам ездишь, — задумчиво заметила мама. — В любом случае, мир спасать — цель, конечно, благородная, но на учёбу будь добра не забивать, чтобы не было как в «Докторе Кто».       — Обалдеть напутствие... — вырвалось у меня.       — Поддерживаю как могу, — ответила она на это.       Тут зазвонил​ телефон.       — Настюх, — громко и взволновано начал Сашка раньше, чем я успела хоть «привет» договорить, — а как эта твоя Скатерть-самобранка выглядит?       Я полистала книгу и нашла нужную иллюстрацию.       — Белая, с орнаментом по краям, вышитым крестиком, а что?       — А цвет какой?       — Белый, сказала же.       — Да я про вышивку!       — Голубая и красная.       — Беля-яш, — выругался Саня. — У меня тут скатерть, точь-в-точь подходящая под описание! И матерится.       — Радуйся, бл***, что не этот железный п****ст! — крикнул чей-то противный голосок на заднем фоне.